Какое это имеет значение? — он обнял ее за плечи. — Я же пытаюсь сказать тебе, что я был не прав. А ты… ты мне мешаешь.
Миранда посмотрела на него, а сердце ее буквально пустилось в пляс: «Ну, что? Добрый принц? Самый добрый?»
— Миранда, — голос Дэниела звучал нежно и ласково, — я дурак дураком.
— Никто с этим и не спорит, — уточнила девушка строгим голосом.
— Ну, тогда… — он заулыбался.
— Мне следует прийти в восторг, потому что вы… вы, наконец, перестали считать, что я торгую своим…
Он засмеялся и, не дав договорить, притронулся к ее губам.
— Вы думаете, что меня волнует ваше мнение? — спросил Дэниел.
— Надеюсь, что да. Потому что мне не все равно, что обо мне думаешь ты, — тут она не заметила, что перешла в разговоре «на ты».
«А сердце заходилось от радости!.. Будто оно знает; что Дэниел смотрит на меня с нежностью, будто видит его ласковую улыбку…»
— Миранда!
— Да.
Дэниел взял в ладони ее лицо и заглянул в глаза близко-близко.
— Я все сделаю для тебя. Ты мне веришь?
— Не знаю, Дэниел. Я бы очень хотела…
— Миранда, дорогая. Не будем загадывать. Будет так, как будет. А сейчас мы пойдем слушать музыку, потом ужинать, а потом, если скажешь, что не хочешь больше меня видеть…
— Вы меня отправите в Амстердам? Помолчав, он спросил:
— Ты и в самом деле этого хочешь?
«Ах, если бы она знала?»
У входа в концертный зал стояла большая толпа. Спрашивали лишний билет. Дэниел обнял Миранду и, чуть отодвигая одних, ловко обходя других, повел к входу.
— Если мы не поспешим, то рискуем застрять в фойе до антракта. Лучше сделаем наоборот. Уйдем в антракте, если не возражаешь.
— Хорошо. Посмотрим.
Когда закончилось первое отделение, Миранда ощущала восторг, и уходить ей не хотелось. «Волшебные звуки музыки, ослепительный зал, празднично оживленная публика и бесподобный Дэниел, самый лучший в мире Дэниел…»
Музыка взволновала и его, но он не был бы Дэниелом Торпом, если бы не шутил по всякому поводу или совсем без повода. Наклоняясь к ней, слегка касаясь губами ее ушка, он весело рассказал все, что знал об архитекторе, строившем этот зал, потом припомнил многих великих музыкантов, которые выступали на этой сцене, а затем предположил, что скрипачам сегодня трудно вести свою партию, так как свет, падающий сверху, отражаясь от лысины дирижера, слепит им глаза.
В антракте они вышли в фойе, он усадил ее в кресло, а сам, как ледокол в океане, отправился пробивать дорогу к бару. Конечно же, он не поинтересовался, захочет ли она одиноко ожидать его в углу, правда, оставил ей право решать, уходят ли они или снова возвращаются в зал.
Миранда достала из сумочки листок бумаги, огрызок карандаша и стала по памяти делать наброски. «Дирижер, скрипачи, сцена…» Она не заметила, как он вернулся.
— Тулуз-Лотрек, говорят, тоже был фанатом, — шепнул он ей на ухо.
— Дэниел, мне хочется успеть все, что я вижу и чувствую, запечатлеть на бумаге, — смутилась Миранда, пряча набросок в сумочку.
— Париж — Мекка всех художников мира. Правильно? — сказал он и протянул ей бокал вина.
— Я всегда мечтала оказаться в Париже. Мои родители меня не понимали, считали, что вполне можно обойтись и Нью-Йорком.
— Нью-Йорк?.. — он радостно воскликнул. — Подумать только! Мы жили в одном городе и не встретились. Я поражен!
— А я нет. Полагаю, что мы с вами из разных слоев общества, — она снова перешла «на вы». А кроме того, — отпив глоток, она продолжила, — в Нью-Йорке я жила всего год. Детство и юность прошли в Филадельфии.
— Твоя семья из Филадельфии? Миранда кивнула.
— Мама, папа, маленькая сестренка, две кошки и пес.
— Наверно, кошки и пес заплакали, когда ты получила первую стипендию?
— О, да! — засмеялась Миранда.
— Твои родители тоже художники?
— Папа — механик. А мама… однажды смастерила мне изумительный маскарадный костюм. Как вы полагаете, это что-нибудь да значит?
— Без сомнения, — он приподнял бокал, как бы поздравляя ее с удачей, и улыбнулся. — Художественные наклонности определенно заложены в генах семьи Стюартов.
— А вы? Вы выросли в семье удачливых предпринимателей?
— Нет. Совсем не так. «Удача» в моей семье было запретным словом.
— Я не поняла.
— А я и до сих пор не все понимаю. Хорошо помню, что у матери для отца другого прозвища, кроме как «неудачник», не было. — Дэниел залпом допил вино.
— А зачем? Для чего она это ему говорила? — спросила Миранда.
— Ты, думаю, назвала бы его «мечтателем». Он всю жизнь лелеял в сердце мечту — разбогатеть или стать знаменитым.
— И этого не произошло?
— Конечно, — Дэниел замолчал. — Я ненавидел мать за ее отношение к отцу. Только теперь я понимаю, что ей досталось, как она пыталась сводить концы с концами в то время, когда отец сидел в своей берлоге и обдумывал варианты, как снюхаться с денежными ребятами.
Миранда наконец поняла, какие чувства волновали Дэниела. Интуитивно угадала, что этим он никогда и ни с кем не делился. Она обрадовалась, поняв, как много это для нее значит.
— А вы выбились в люди? — спросила она, мягко улыбнувшись. — Снюхались с денежными ребятами?
— Полагаю, да, — ответил Дэниел задумчиво.
— Значит, ваш отец успокоился, радуясь успехам сына.
— Он об этом никогда не узнает. Умер до того, как я чего-то добился в жизни.
— Но, если бы он… — Дэниел не успел договорить, так как зазвенел звонок. Все направились в зал. «Как не вовремя», — подумала Миранда и поставила пустой бокал на столике. Дэниел накрыл ладонью ее руку.
— Миранда, ты очень хочешь вернуться в зал? Или, может, лучше отправимся смотреть ночной Париж?
— Я предпочту Париж, — ответила она без колебаний, и Дэниел, крепко обняв ее за талию, повел к выходу.
Они долго бродили, держась за руки, по оживленным, ярко освещенным улицам Парижа и наконец пришли к реке. По каменным ступеням спустились к самой воде. На ее темной глади серебрилась лунная дорожка. Затем, пока они шли по набережной, выложенной плитами, до следующей лестницы, вода становилась то темно-зеленой, то золотисто-желтой. Когда они наконец снова поднялись по лестнице и оказались на узенькой улочке, выложенной брусчаткой, улочка-ручеек приняла их и повела за собой под уклон. Миранда сняла туфли и пошла босиком, Дэниел сунул их в карманы пиджака.
— Я заказал столик в «Фукетсе», — сказал он.
— Туда босых не пускают? — засмеялась Миранда.
— Они будут счастливы принять у себя самую красивую женщину Парижа, — он поцеловал се руку.
Наконец счастливая пара вышла на Елисейские поля. Огни витрин, вывесок — все сверкало, будоражило, волновало.
— Может, пойдем куда-нибудь в другое место? — предложил Дэниел.
— Нет. Я всегда мечтала посидеть в «Фукетсе». В путеводителях его называют самым элегантным рестораном Парижа. Дэниел, подайте мне туфли.
Пока он надевал ей туфли, она, опершись о его плечо, нежно смотрела на склоненную перед ней темноволосую голову и улыбалась. «Я — Золушка, вот я кто». — Миранда вздрогнула от этой неожиданной мысли.
— Миранда? Что? Тебе холодно? — Дэниел нежно обнял ее за плечи.
«Какие глупости приходят мне в голову. Золушка… Принц… Бал во дворце… А потом? Тыква, лохмотья и мыши…»
— Прохладно немного, — заставила она себя улыбнуться.
— Так теплее? — заглянув в ее глаза, он набросил ей на плечи свой пиджак.
Миранда радостно уткнулась лицом в лацканы пиджака, и от них пахнуло вдруг ставшим таким дорогим ее сердцу Дэниелом… Она ощутила спокойную уверенность в будущем.
— Теплее, — ответила девушка и впервые сама взяла его за руку.
Их столик был в углу. Гарсон усадил их в плетеные кресла, подал меню и пожелал приятного отдыха.
— Vin, fromage, pain, cafe, — улыбнулась Миранда. — Вино, сыр, хлеб и кофе — теперь она знала, что это неотъемлемая часть любой французской трапезы. — А уж дальше, monsieur, полагаюсь на ваш выбор, — сказала она шутя Дэниелу.
— Рад услужить вам, mademoiselle, тем более, что ваши вкусы мне известны. Гамбургер, яичница с беконом. — Миранда засмеялась. — Гороховый суп и фриты, — продолжила она, вспомнив их первый визит в ресторан.
Подошел другой гарсон с картой вин. Заказали старое выдержанное вино начала века.
— В тот день я была голодна. Как давно это было!
— Одного не пойму — почему ты не обратилась за помощью к родителям?
— Нет, — покачала головой Миранда. — Они бы поняли, как трудно мне жить, и расстроились бы. Кроме того, я — художник и должна сама пробиваться сквозь тернии к звездам.
— Да, а я и забыл… Полнейший идиотизм, тернии то есть, это то, чем некоторые расплачиваются за свое желание быть самостоятельными.
Миранда на секунду задержала дыхание. Дэниел улыбался, но его взгляд был явно неодобряющим. Очарование вечера исчезало…
— Ну, что смотришь? Может, поспорим? Не обращаешься за помощью к близким… Выбираешь местом обитания социально неблагонадежный город…
— Амстердам? — рассмеялась Миранда. — А как же Рембрандт, Вермер, например?
— И вообще связала себя неизвестно с кем… — настойчиво продолжал неприятный ей разговор Дэниел.
— О ком вы говорите? Это Майна и Билли неизвестно кто? — вдруг вся вспыхнула от гнева Миранда.
— Твой стиль, манера одеваться, буквально вопят во все горло: «Смотрите все, какая я необыкновенная».
— Я не богата, чтобы одеваться по-другому, — она гневно продолжала смотреть на него в упор. — Поэтому я покупаю поношенные вещи и… — не успела она договорить, как он прервал ее.
— Это меньше всего доказывает твою независимость, Миранда! Ты это должна понять.
— Оставьте в покое мой образ жизни, Дэниел. Мне не требуются ваши советы.
— Образ жизни, — в его голосе звучали сарказм и презрение. — Я ненавижу это словосочетание.
— Дэниел, мне нравится, как я живу, — настойчиво подтвердила она уже сказанное.
— А тебе не приходит в голову, что это звучит по-идиотски и наивно? — спросил Дэниел.
«Приходит! — подумала Миранда. — Но совсем в другом контексте. Билли как-то сказал: „Глупо хвастаться заплатами на ботинках и тем, что довольствуешься грубой пищей, но я почему-то счастлив“. Они тогда смеялись над этим… Но Дэниел, человек из другого мира, какое право он имеет осуждать их?..»
— Mademoiselle? Monsieur? — гарсон снова возник около их столика. — Что еще прикажете?
Дэниел взял меню. Миранда нервно отпила глоток вина из бокала. Когда ставила его на стол, заметила, что ее рука дрожит. «Этот безапелляционный тон!
Горбатого могила исправит… Допустим, он больше не считает ее бродяжкой, но, видите ли, его не устраивает, как она живет. Думает, если умеет с шиком заказать ужин или щелкнуть по носу расфуфыренных гордячек в бутике — неизвестно, почему они так носы задирают? — так это и есть настоящая жизнь? Конечно, в этом плане ей до него далеко…»
Миранда посмотрела на соседний столик. «Мужчина и женщина. Улыбаются, болтают непринужденно. Стоп!.. Вот, пожалуйста, вам! Миранда увидела, какой выразительный взгляд бросила та дама на Дэниела. Еще один… Еще… Все правильно! Почему бы и нет!.. Дэниел — самый красивый и элегантный мужчина в зале. И эта его манера гордо запрокидывать голову, парить над столом плечами. Весь вид говорит, что поймал жар-птиц?! Завсегдатай „Фукетса“… Кто же еще? А она кто? — туристочка, которой положено благоговеть, попав в столь элитный ресторан. Как же! Назабываемый выход в свет…»
Миранда приложила руку к горлу. «А я даже и не туристка. Я просто шутиха на чужом пиру в маскарадном одеянии. Приодели, возвысили дорогими кружевами до своего уровня. Такая, какая я есть, я ею не устраиваю.
Дама, сидящая за соседним столиком, явно попала в затруднительное положение. Сколько лишних движений. Бедная!.. Конечно, нелегко гнаться за двумя зайцами — оказывать внимание своему спутнику и успевать стрелять глазами в Дэниела. Дама посмотрела на Миранду с холодным презрением, скользнувшая по ее лицу улыбка как бы говорила: «Милая, не тебе быть с ним рядом. Дорогое платье не спасает тебя. Плебейка ты паршивая, милочка».
— Миранда, с тобой все в порядке? — голос Дэниела вернул ее к действительности. Кивнула:
— Да. Мне хорошо.
— Это правда? А то, может быть, уйдем? — предложил он встревоженно.
— Я сказала, мне хорошо.
— Но если тебе не по себе…
— В чем дело, Дэниел? Не беспокойтесь — локтями в тарелку не влезу.
— Миранда, я не прав. Мне не следовало говорить тебе то, что я сказал. Я не хотел…
— Дэниел, сегодняшний день утомил меня. — Миранда помолчала. — Если честно, я готова уйти. Мы можем сделать это прямо сейчас?
— Но я только что заказал… — его брови поползли вверх. — Кстати, я почувствовал, что ты любишь музыку.
— Ах, да, — Миранда заставила себя улыбнуться. — Я действительно люблю Дебюсси и Равеля. Но как вы догадались об этом? — собрав всю свою волю в кулак, она как можно было непринужденнее продолжила разговор.
— Озарение гения! — сказал Дэниел, не отводя от нее глаз. — Тогда в машине, когда ты слушала «Море» Дебюсси, я обратил внимание на то, что музыка действует на тебя умиротворяюще.
— В твоей машине Дебюсси вызвал во мне другие эмоции, — улыбнулась девушка. — Я подумала тогда, если человек любит Дебюсси, он не может быть плохим.
Подошел гарсон с бутылкой «бургундского».
Вынул пробку, чуть наполнил бокал, подал его Дэниелу. Тот смачно отпил глоток.
— Оставьте! Мне оно нравится, — попросил он. Гарсон, прикрыв горлышко салфеткой, наполнил и бокал Миранды.
«Какая пыльная бутылка! Лет сто ждала своего часа… Пыль веков стирать запрещается, а то как же догадаться, что пьешь драгоценную влагу», — подумала она.
— Миранда, — Дэниел поднял свой бокал. — Мне нравится, что ты меня сурово критикуешь. Только не перестарайся! Твоя суровость может вызвать ответную реакцию. — Улыбнулся. — Я встретил как-то одного парня, который был с ног до головы в наколках…
— Про маму родную и родину милую? — спросила она.
— Не совсем. Все больше черепа и женские головки. А ножичек за поясом вот такой, — Дэниел перегнул салфетку по диагонали. — Зуб золотой и сальная грива..
— Схваченная ремешком? — уточнила Миранда.
— В аккурат! — подтвердил Дэниел.
— И где же вы встретили такого джентльмена?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20