Бриндли понятия не имел, что это за человек, а поскольку разговора о нем не было, он просто запомнил его имя и перестал о нем думать.
Реакция Лили на новость о наследстве, которая оказалась еще нетерпимее, чем предполагала Мирелла, вынуждала ее держать себя в руках и не позволяла расслабляться. В тот день, когда они втроем встретились в ее номере, Мирелла решила, что пора сообщить семейству радостную весть. После ее объявления наследницей документы пройдут регистрацию в суде, а затем об этом сообщат все средства массовой информации. Так что откладывать было нельзя.
Они с Бриндли позавтракали и отметили столь знаменательное событие бутылкой «Шато Латура» 45-го года. Мирелла смущенно извинилась за те слова, что она сказала ему в Нью-Йорке по поводу того, что не допустит, чтобы наследство изменило ее жизнь. После завтрака она сделала первый телефонный звонок в присутствии Бриндли, который вызвался оказать ей моральную поддержку.
Общение с родственниками прошло безболезненно. Однако в последующие четыре дня после того, как она сообщила им новость, а газеты разнесли ее по всему миру, Мирелла испытала на себе всю тяжесть материнского характера. Лили звонила ей по несколько раз в день, не считаясь с временем суток, и устраивала настоящие истерики, в которых любовь смешивалась с ненавистью, а восторги – со слезами отчаяния. На Миреллу обрушивались то слезы вызывающего глубокое сострадание существа, то проклятия неистовствующего тирана.
Мирелла тяжело вздохнула и погрузилась в горячую ванну. Растерев себя ароматным гелем, она закрыла глаза и задремала. Какое наслаждение хоть немного побыть в тишине и одиночестве! Она только что вернулась с заседания в конторе Бриндли, где встречалась с ведущими консультантами его фирмы. Если бы кто-нибудь сказал ей раньше, что ее могут увлечь финансовые проблемы, она рассмеялась бы ему в лицо. Однако опыт последних дней показал, что мнения профессиональных юристов и бизнесменов, предлагающих ей разные варианты вложения капиталов, вызывают у нее неподдельный интерес. Только теперь Мирелла почувствовала, насколько привлекательна власть денег. Это дало ей возможность искренне посочувствовать матери, которая всю жизнь мечтала о богатстве и теперь страдала от несправедливости судьбы.
Мирелла готова была прийти к Лили и честно признаться, что смогла понять ее амбициозные требования лишь тогда, когда рухнула ее многолетняя связь с любовником и когда она по воле судьбы стала наследницей огромного состояния. Оказывается, они во многом похожи с матерью, а различия в их характерах поверхностны. Более того, Мирелла поняла, что в отличие от матери смогла добиться успеха в жизни потому, что никогда не отказывалась от себя во имя любви к сильному и могущественному человеку. Жаль, что сейчас у нее не было возможности ей об этом сказать. Лили была глуха к любым словам, кроме своих собственных.
Отец и Маркус, напротив, порадовались за нее и проявили готовность оказать поддержку. Каждый на свой лад, они советовали ей, как лучше держаться в данной ситуации. Маркуса больше интересовала финансовая сторона дела, а также коллекции драгоценностей и антиквариата, которые оказались теперь в ее распоряжении. Отец расспрашивал ее в основном об исторической подоплеке состояния и огорчился, когда узнал, что она еще не успела ознакомиться с семейными архивами. Отец и брат единодушно заявили, что она сама должна поставить в известность Лили. Максим дал ей совет бывалого моряка: «Нужно задраить все люки и отдаться на волю стихии – только так можно выдержать бурю». После чего отправился звать к телефону мать.
Разговор начался вполне мирно.
– Привет, мама, ты как?
– Привет, Мирр, все хорошо. Выбиваюсь из сил, стараясь уговорить твоего отца и Маркуса превратить Уингфилд-Парк в новый Тэнглвуд. Они упорствуют и не хотят ничего делать с этим убогим, разваливающимся на глазах домом. Они так яростно защищают его от меня, что становится тошно. Палец о палец не ударят, чтобы вытащить всех нас из нищеты!
– Может быть, мне это удастся.
– Тебе? – рассмеялась Лили. – Ты шутишь? Ты живешь на жалованье госслужащей. Ты никогда не умела распоряжаться деньгами, как и твой отец, который понятия не имеет, ни сколько стоит доллар, ни во что его вложить. Если бы не добрый, верный Маркус, мы давно бы пошли по миру. Но когда мне в голову приходит идея, как сделать деньги, она тут же разбивается о ваше упорное нежелание заняться каким-либо делом. Я имею в виду твоего отца и вас с братом. Для вас я всего лишь мать; для остальных – очаровательная жена известного философа, которая оставила сцену и отказалась от всемирной популярности ради того, чтобы исполнять прихоти мужа. Что ж, я еще могла бы добиться успеха в жизни, если бы у меня был собственный Тэнглвуд.
– Мама, я куплю тебе Тэнглвуд, если ты этого действительно хочешь. Только он будет находиться не в Уингфилд-Парке.
– Перестань говорить глупости! Вы все меня с ума сведете своими дурацкими шутками. Ты ведь знаешь, я всегда готова расстаться со своими мечтами ради вашего счастья и спокойствия. Хотелось бы мне посмотреть, на что каждый из вас способен во имя блага семьи. Ладно, зачем ты звонишь? Что тебе нужно?
– Мама, помнишь, несколько дней назад я говорила тебе, что отправляюсь в Лондон, чтобы получить прабабушкино наследство?
– Ах да, эта сказочная история о сорока миллионах долларов! Дорогая, не огорчайся, каждый хоть раз в жизни оказывается в положении одураченного. Хорошо, что ты послушалась меня и не приняла это близко к сердцу.
Мирелла тут же почувствовала перемену в ее тоне: раздражение сменилось умильной слащавостью, голос стал мягче и тише. Мирелла вышла из себя и сделала худшее, что могла придумать: она сообщила новость матери напрямик, без околичностей, уверенным и спокойным тоном. Лили общалась со своими домашними именно так, но не терпела подобного тона в обращении к себе.
– Лили, успокойся и послушай. Я в Лондоне, в отеле «Клэридж». Рядом со мной находится мой поверенный. Наследство реально существует. Я унаследовала состояние, которое дает доход более сорока миллионов в год. Это значит, что ты больше не будешь жить в обстановке аристократической нищеты. Так что можешь навсегда забыть само это выражение, которое ты так любишь повторять.
В ответ Лили с такой силой швырнула трубку на рычаг, что у Миреллы потом еще долго звенело в ушах. Затем на нее хлынул ураган телефонных звонков, и первый из них состоялся через двадцать минут после того, как мать повесила трубку.
– Мирелла, нас разъединили, – проговорила Лили сухим, натянутым тоном. – Я приказываю тебе отказаться от этих денег! Они не твои. Если ты их возьмешь, то станешь воровкой.
– Мама, это просто смешно. Уверяю тебя, все совершенно законно. Послушай, ты всегда хотела быть богатой. Теперь у тебя есть такая возможность.
– Нет! У меня нет такой возможности! Она есть у тебя. А это несправедливо, потому что наследство должно было перейти к моей матери, а затем ко мне. Я не позволю тебе пальцем прикоснуться к этим деньгам. Как ты можешь спокойно относиться к тому, что меня обкрадывают?
– Но я готова поделиться.
– Этого недостаточно. – И Лили снова хлопнула трубку на рычаг.
Лежа в ванне, Мирелла вспомнила еще несколько отрывков из своих разговоров с матерью.
– Поскольку ты решила присвоить деньги, принадлежащие моей семье, возвращаться в Уингфилд-Парк тебе незачем. Я прикажу сжечь все твои вещи. Купишь себе новые. Зачем тебе старье при таком состоянии!
Последний звонок от Лили был в пять утра на следующий день, и после него Мирелла решила, что ей удалось пережить бурю.
– Я прощаю тебя, – со слезами в голосе вымолвила Лили и повесила трубку.
Рашид, который был в тот момент рядом, заявил, что, если ее мать еще раз разбудит их в такой час, они переедут в его апартаменты. Он не понимал, почему Мирелла не попросит портье не соединять ее с матерью.
Мирелла протянула руку к столику и взяла с него зеркало. Она оглядела себя и осталась довольна своим отражением. Нитка жемчуга переливалась у нее на шее, и Мирелла, проведя по ней кончиками пальцев, с улыбкой подумала о Рашиде, о его потрясающей щедрости и о незабываемых минутах их близости. Приходилось признать, что ее тянуло к нему все сильнее. Этот человек интриговал ее, ей хотелось узнать, что кроется в тайниках его души, проникнуть за таинственную завесу его прошлого.
Именно в этот момент она приняла решение посетить Турцию, побывать в жилище своего экстравагантного любовника, знаменитого на весь мир соблазнителя женщин.
Мирелла никогда не чувствовала себя счастливее. Она ощущала себя сильной и свободной, объектом поклонения и источником сексуального наслаждения для мужчины – и при этом не испытывала никакой вины.
Внезапно ей на память пришли слова, сказанные отцом более двадцати лет назад:
– Ты обладаешь сердцем и духом великого воина-самурая, заключенными в тело красивой, чувственной женщины. Для отца это лучшее, что он может увидеть в дочери, но не думаю, что это так же хорошо для матери, особенно для такой, как Лили. Большинство матерей любят подчинять себе дочерей, отцы поступают так с сыновьями. Только поистине необыкновенные мужчины в состоянии увидеть в тебе и восхититься твоим самурайским духом, моя милая Мирр, а значит, и полюбить. Остальные пройдут мимо тебя или ты пройдешь мимо них. Что касается твоей матери, постарайся отнестись к ней с состраданием. Она замечает в тебе черты истинного благородства, но притворяется, что не видит их, поскольку слишком эгоистична, чтобы отыскать их в себе самой. Ты знаешь, я люблю Лили, но вдесятеро сильнее я люблю ее за то, что она подарила мне такую дочь, как ты.
С того дня он иногда называл ее «Сам», сокращенно от «самурай», и никто в семье не догадывался о причине такого странного прозвища.
Это воспоминание пробудило в ней настоящий вихрь мыслей, и первая из них касалась недавней деловой встречи. Прежде всего она решила отказаться от роли дилетантки в вопросах бизнеса, потому что на собственном опыте знала, что таким образом успеха не добиться. Она еще не решила окончательно, станет ли сама заниматься финансовыми вопросами, так как пока они оставались в ведении ее опекунов.
Она отказалась от предложения о продаже всего ее имущества, поступившего от хорошо зарекомендовавшего себя конгломерата турецких фирм. Они настаивали на немедленной и разовой продаже. Мирелла же считала, что ничего не потеряет, если потратит немного времени, чтобы разобраться в сути вопроса. В любом случае, если ей захочется продать свою собственность, она сделает это в удобное для себя время и на выгодных условиях.
Мирелла вылезла из ванны и направилась в гардеробную, чтобы выбрать наряд для сегодняшнего вечера. Ей хотелось выглядеть особенно привлекательной – Рашид заказал для них ложу в «Ковент-Гарден», несмотря на то что страстным театралом он вовсе не был. Мирелла же с нетерпением ждала возможности услышать знаменитых Кабалье и Паваротти в «Мефистофеле».
Мирелла всегда получала удовольствие от уютной замкнутости театральных лож. Интимная обстановка создавала впечатление, что спектакль на сцене разыгрывается только для нее. Она проникалась значимостью своего положения и испытывала род благоговейной благодарности к актерам.
Вскоре появилась горничная, чтобы помочь ей завершить туалет, и сообщила, что мистер Мустафа уже ждет ее в гостиной. Сердце Миреллы екнуло от предвкушения нового погружения в пучину его обаяния.
Она уже шла к дверям гардеробной, как вдруг зазвонил телефон. Черт побери, снова Лили! Мирелла нехотя сняла трубку.
– Мирелла, это твоя мать.
Судя по такому официальному началу, сделанному напыщенным тоном, буря еще не миновала.
– Мама, я не могу сейчас говорить. Я ухожу в оперу. Позвоню завтра.
– В этом нет необходимости. То, что я собираюсь сказать, не займет много времени. Ты утверждаешь, что не можешь отказаться от наследства в мою пользу. Что ж, ты не обязана. Но я тоже не обязана терпеть дольше твое злобное отношение ко мне. Можешь оставить деньги себе и отказаться от своих родственников ради каких-то древних предков. Уингфилд-Парк сможет прожить без тебя и без денег моей бабки. Домой больше не являйся – с наследством или без него; тебе придется долго ждать приглашения, я не скоро смогу простить тебе это предательство. Больше мне нечего тебе сказать.
На другом конце провода повисло молчание. Лили ждала ее ответа. Мирелла не заставила ее долго ждать:
– Ну и слава Богу!
Она повесила трубку и с облегчением вздохнула. Она устала от материнских упреков, но теперь они перестали причинять ей боль.
Войдя в гостиную, она увидела Рашида, который в задумчивости стоял возле камина. Он улыбнулся и пошел ей навстречу, но она заметила на его лице оттенок какого-то странного чувства, которого не было раньше.
– Я потрясен, – произнес он. – Ты – живое воплощение чувственности. Это меня немного пугает.
Он говорил бесстрастным тоном, но слова, слетающие с губ такого красивого, сексуального мужчины, возбудили ее. Ей захотелось обхватить его руками за шею и, подпрыгнув, обвить ногами его талию, захотелось, чтобы он овладел ею быстро и сразу. Она предполагала, что этот загадочный мужчина может быть с женщинами резок, даже груб, но этим он только сильнее их притягивал. Мирелла вдруг догадалась, в чем секрет его сексуальной неотразимости – в уклончивости и мистическом шарме. Во всех его любовных приключениях именно он – а не его избранницы – являлся объектом вожделения, несмотря на то что он старательно изображал обратное.
Глава 16
Закончился второй акт, и занавес опустился под гром аплодисментов восторженной публики. Зажглись светильники, и меломаны отправились в бар за прохладительными напитками.
Стук в дверь ложи разрушил колдовские чары, навеянные восхитительной музыкой и голосами Гяурова, Паваротти, Френи и Кабалье. Антракт начался уже давно, но Мирелла продолжала пребывать в магическом оцепенении и, услышав стук, невольно вздрогнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42