Несказанно возбуждающее ощущение… невероятное искушение. А был-то всего один поцелуй. Но — о! — какой поцелуй!..
Он отстранился ровно настолько, чтобы она сумела заметить победное, но и удивленное выражение его глаз. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы она вновь овладела собой.
— Можешь целовать сколько угодно, все равно не заставишь меня продать участок! — выпалила она.
— Целовать сколько угодно, ммм? — прошептал Рейф, обдав теплым дыханием ее влажные губы. — Принимаю вызов.
— Я вовсе не это… — договорить ей не удалось. Ее губы уступили натиску его губ, потом приоткрылись, и Рейф не замедлил этим воспользоваться, перейдя к следующей стадии соблазнения. Теперь он действовал смелее, возбуждая ее легкими толчками языка, но старался не испугать, не оттолкнуть напором. С каждым следующим поцелуем он овладевал новой территорией — уголком ее рта, изгибом верхней губы, — ни на секунду не оставляя своих попыток разжечь ее.
— Ну, все еще не готова поддаться искушению? — спросил он после их пятого поцелуя.
Еще как готова! Искушению целовать его. Но не продать…
— Именно, — храбро ответила она. — Все еще не готова. Спокойной ночи.
— Я ведь не сдался, — предупредил он ее, прежде чем она закрыла дверь.
Не сдался? О чем он? Будет продолжать попытки склонить ее к продаже? Или же попытки просто ее соблазнить?
— Ну, как прошло свидание, сынок? — поинтересовался у Рейфа его отец, Чак, едва Рейф вошел в их квартиру над рестораном.
— Отлично, — коротко бросил в ответ Рейф.
— У тебя на лице помада.
— Мне уже давно не семнадцать, папа, — с раздражением в голосе отрезал тот.
— Знаю-знаю. Ты уже сам отец, и у тебя есть дочка, которая задает вопросов больше, чем Картер получил голосов. Опять спрашивала, откуда берутся дети.
Рейф застонал.
— И что ты ей ответил?
— А я ее отвлек. Рассказал байку. Неплохую, кстати. Знаешь, ту, о бармене… Вроде сработало. До поры до времени. Но если она заметит губную помаду и вычислит, что ты целовался с нашей хорошенькой соседкой, туг же засыплет тебя вопросами. На которые у тебя, может, и нет желания отвечать.
Уж чего-чего, а вопросов, на которые он не хотел бы и сам себе отвечать, у него по горло. Например, зачем он целовал Дженни — так, как он это делал. И почему она его до такой степени интригует. А еще — почему он не в силах устоять перед ее небесно-голубыми глазами.
Сначала Рейф оправдывал свое поведение тем, что его выставили с участка, который почти уже был у него в руках. Старик Миллер ведь пообещал продать землю ему, а потом, чертов старикашка, дал от ворот поворот. Нет, конечно, себялюбие Рейфа не простиралось так далеко, чтобы он считал, будто ему достаточно поцеловать Дженни — и та согласится продать участок. Просто он думал, что если узнает ее получше, то найдет-таки возможность построить банкетный зал. В конце концов, она может шить своих мишек где угодно. А вот ресторан никак иначе не расширишь.
Однако создается впечатление, что Дженни его насквозь видит, потому, должно быть, и подсмеивалась над ним весь день напролет.
Стоило бы, наверное, покончить с этой затеей и двигаться дальше. Но если говорить правду, Дженни Бенджамин растревожила в нем ту частичку его души, которую он считал умершей вместе с Сюзан. Дженни его заинтриговала. Она поглощала его внимание так, как раньше только две вещи — его работа и семья. Это не любовь, просто-напросто это не может быть любовью, и все же ему нравились их веселые стычки — поединок характеров.
— Она невероятно упряма, я такого и не ожидал, — пробормотал Рейф себе под нос.
— Ты о ком? — мгновенно отреагировал отец.
— О нашей хорошенькой соседке.
— Хочешь сказать — у тебя с ней могут быть проблемы? Тогда это впервые. Раньше тебе всегда удавалось задуманное. Впрочем, на тарелочке с голубой каемочкой жизнь тебе ничего не преподносила. Мое воспитание! Чтобы чего-то достичь, нужно трудиться. Ты так всегда и делал. Трудился — и получал, чего хотел.
— Не всегда, — тихо и горько отозвался Рейф. — Я не хотел, чтобы Сюзан умерла.
— Я знаю. Но ты работал не покладая рук, и Сюзан получила самый лучший уход и лечение — что бы там ни твердила ее полоумная мать. Кстати, она опять звонила, пока вас не было.
— Что ты ей сказал?
— Что тебя нет дома и что ты гуляешь с дочерью. Она все пыталась прочесть мне очередную лекцию. Послушать ее, так она крупнейший специалист в воспитании детей. — Чак негодующе фыркнул. — Сюзан была такой кроткой, такой милой девочкой потому, что ее воспитала няня, а не эта стерва, ее мать.
— Полностью согласен.
— Да, Сюзан была чудесной, но ее больше нет с нами. Уже четыре года, как она умерла. Пора бы и о себе подумать, сынок. Я так обрадовался, что ты снова начал с кем-то встречаться. Не очень-то ты много развлекался с тех пор, как… В общем, если бы у тебя кто-нибудь появился… — Заметив разъяренный взгляд Рейфа, Чак потерянно умолк.
— Смерть Сюзан едва не свела меня с ума, — сквозь зубы выдавал Рейф. — Не собираюсь пройти через такое еще раз, па.
— Не может быть, чтобы у тебя умерла еще одна любимая женщина…
— Ты не понял. Не будет никакой другой любимой женщины. Никогда. И закончим разговор.
— Куда могли запропаститься эти чертовы чертежи? — в третий раз обыскивая ящики письменного стола, бормотала Дженни. После поцелуев Рейфа она все никак не могла успокоиться и решила наконец направить требующую выхода нервную энергию в рабочее русло.
В полной растерянности усевшись прямо на стол, она вдруг сообразила, что складывала чертежи не в том порядке, в котором они сейчас лежали. А некоторые, похоже, и вовсе исчезли.
— Ну, не выросли же у них ноги, в конце-то концов! — буркнула она себе под нос.
Ее поиски были прерваны телефонным звонком. Она не сумела скрыть раздражения:
— Да!
— Уезжай! — произнес сдавленный мужской голос.
— Сам проваливай! — выпалила она и швырнула трубку. — Недоумки малолетние, — процедила она и вернулась к поискам. — Просто не могу поверить, что потеряла их. Нет, они должны быть где-то здесь.
Но чертежей нигде не было. Она обыскала гостиную, где временно находилось ее рабочее место, затем расширила район поисков на весь нижний этаж. Она еще не успела распаковать все свои вещи, да и мебелью новой не обзавелась, так что искать-то особенно негде было. Но она все-таки поднялась и на второй этаж, заглянула в спальню — на всякий случай, а вдруг вчера вечером, перед сном, хотела посмотреть чертежи? Ничего. Набросков новенького Мишутки, над которым она работала в последнее время, и след простыл.
Чаще всего Дженни создавала своих мишек на глаз, работая сразу с материалом, как будто игрушки были мягкими скульптурами, постепенно оживавшими под ее руками. Но случалось, что она не могла обойтись без набросков.
Счастье еще, что пропали не самые интересные из чертежей — она, в общем-то, собиралась их переделывать. Но все равно подобные необъяснимые исчезновения выводят из равновесия. Так же, как и поцелуи Рейфа. У этого парня совершенно бесподобные губы. Она и представить себе не могла, что поцелуй способен настолько ее потрясти, перевернуть ей всю душу.
Может, все дело в гормонах? Или в полнолунии? Дженни пыталась найти какое-то приемлемое объяснение… ну хоть какое-то оправдание своей реакции. Если уж на то пошло, Рейф не первый мужчина, который ее поцеловал, но он первый, от чьих поцелуев она едва не лишилась сознания. Все предыдущие поцелуи просто побледнели в сравнении с его… Побледнели?.. Черт, да от них просто ничегошеньки не осталось, они испарились! А воспоминание о губах Рейфа, приникших к ее рту, похоже, навеки отпечаталось у нее в мозгу.
Я не сдался — предупреждал ее Рейф. И слово сдержал. За последние несколько дней он не раз звонил или заглядывал к ней.
Дженни все время собиралась вернуть ему обновленного Задиру — и все время забывала. Забывчивость по Фрейду, твердила она себе, ворочаясь ночью без сна. Цепляешься за мишку Рейфа — значит, цепляешься за него самого. Каждую ночь она клялась себе избавиться от его чар, вернув ему его чертова мишку, и каждое утро забывала исполнить клятву. Она оправдывалась тем, что голова у нее все эти дни была забита кучей других дел. Вот здесь она нисколько не кривила душой.
Как будто ей мало было Рейфа с его воздействием на нее! У Дженни появились проблемы с бизнесом. Да что там — складывалось впечатление, что неприятности идут косяком. Бесследно исчезли в пути еще две партии отправленных ей материалов, а для того, чтобы в срок починить сарай, казалось, понадобится настоящее чудо.
— Вы уверены, что вовремя справитесь с ремонтом? — уже в пятый раз за последние пять дней спросила Дженни у подрядчика.
— Ага, — мистер Гарднер был весьма лаконичен.
— Пять дней назад вы говорили то же самое, а дело с тех пор не сдвинулось с мертвой точки. Ее собеседник пожал плечами.
— Погода не в моей власти.
— Все эти дни светило солнце, мистер Гарднер.
— По прогнозу ожидались дожди. Шансы — двадцать на восемьдесят.
— Послушайте, мистер Гарднер, вот что я вам скажу. Либо вы закончите ремонт в установленные контрактом сроки, либо не получите от меня ни цента.
Он нахмурился.
— Оставь свои угрозы при себе, малышка. Ты еще под стол пешком ходила, когда я уже строил дома.
— И похоже, строите их до сих пор — не закончив ни единого! — выпалила она.
— Не нравится, как я работаю, — пожалуйста, обращайся к другим.
Дженни предвидела подобную угрозу в ответ — разорвать контракт и оставить ей полный разгром. Именно поэтому она и сдерживала себя — столько, сколько в силах была терпеть черепашьи темпы мистера Гарднера. Но и она приберегла про запас козырную карту.
— Что ж, если вы не в состоянии завершить ремонт, я обращусь за помощью к мистеру Фаддену.
Ей не доставило много хлопот узнать, что шурин мистера Гарднера недавно отделился, открыв конкурирующую фирму. Зная человеческую — в частности, мужскую — натуру, Дженни была готова поклясться, что мистер Гарднер ни за что не уступит контракт шурину. Она оказалась права.
— Ну-ну, в этом нет необходимости, — примирительно проговорил мистер Гарднер. — Через четверть часа вся бригада будет у вас.
— Отлично. Будет бригада — будет и контракт. Не будет бригады — я звоню мистеру Фаддену.
Мистер Гарднер большим пальцем сдвинул кепку на затылок.
— Атакуете, а?
— Приходится.
— Ладно, не волнуйтесь. Работа будет сделана — или меня зовут не Герберт Гарднер.
Дженни подозрительно сощурила глаза:
— Вы вроде говорили, что вас зовут Генри Гарднер?
— Ну да, я и говорю — Генри.
— Хватит проволочек, мистер Гарднер. Больше я предупреждать не стану. Просто обращусь к вашему шурину. Вам ясно?
— Ясно как Божий день.
— Очень хорошо. Рада, что мы договорились. Само собой, через пятнадцать минут сарай кишмя кишел рабочими. Звенели голоса, стучали молотки, верещали пилы. Дженни оставила это столпотворение и вернулась в дом, где ее ждала с аплодисментами Мириам.
— Чем я заслужила такую овацию?
— Тем, что поставила на место проходимца Гарднера. Я бы этого момцера спустила с лестницы сей же миг, как только ремонт закончится.
— Объясни-ка, что значит это определение, Мириам, — отозвалась Дженни. Большинство любимых выражений подруги на идише она уже знала, но сейчас прозвучало что-то новенькое.
— Скажем так — он не мет. Теперь понятно. Мет, как было известно Дженни, — это достойный и благородный человек.
— В отличие от твоего соседа, — продолжила Мириам. — Того, симпатичного. Вот он-то как раз мет! Кажется, он у тебя частый гость, а?
— Я же тебе говорила…
— Знаю. Он интересуется твоей… собственностью.
— Забавно, откуда у меня ощущение, что ты используешь слово «собственность» совсем не в том значении, в каком его использую я?
— Да я же видела, как он на тебя смотрит!
— Так, вроде хочет силой вколотить в меня хоть крупицу здравого смысла. Ты это хотела сказать?
— Да просто вид у него — Хитклиффа…
— Что?
— Вид у него такой — мрачный и задумчивый. Признаться, он от этого только выигрывает.
— Ты неисправима.
— Но я права.
— О'кей, пусть от этого мрачного, задумчивого вида он выигрывает. Дальше что?
— Дальше — зачем он продолжает являться сюда каждый день?
— Чтобы свести меня с ума.
— В самую точку.
— А тогда, он думает, я продам ему участок.
— Это одно из объяснений.
— Мириам!
— Ничего не могу с собой поделать, — ни капельки не раскаиваясь, Мириам ухмыльнулась.
— Хватит с меня разговоров о Рейфе, — заявила Дженни и с силой сжала виски, где, как ей казалось, маленькие человечки вовсю стучали молотками. — У меня от них голова раскалывается.
— У кого угодно голова начнет раскалываться от того адского шума, что стоит снаружи.
— Пусть. Хоть принялись за дело. А то я уже начала сомневаться, закончат ли они в этом тысячелетии — или придется ждать до следующего.
— Ты им задала жару. Хвала тебе. — Мириам потрепала ее по плечу.
— Когда нужно, я на своем настоять умею, — провозгласила с пафосом Дженни. — И не позволю какому-то там упрямому идиоту преградить мне путь!
— Это частная вечеринка феминисток или будет позволено присоединиться? — сухо поинтересовался из прихожей Рейф. — Я стучал, но вы меня, должно быть, не слышали.
— А кто и что может услышать в таком грохоте? — пожаловалась Мириам. — Пойду приму аспирин. Я скоро.
И Дженни опять осталась наедине с Рейфом.
— Чего ты испугалась? — спросил Рейф. — Я не собираюсь тебя насиловать. Не здесь и не сейчас, во всяком случае.
— И не думала пугаться!
— Еще как испугалась. Вот, — он положил ей ладони на плечи и развернул лицом к зеркалу в прихожей, — взгляни на свое лицо.
— Не хочу, — вырвалось у нее. Рейф, возвышаясь за ее спиной, встретился с ней взглядом в зеркале.
— Почему же? Очень милое лицо.
Милое, про себя повторила она. Именно. Те самые слова, которые мечтает услышать всякая женщина. Она сморщила нос.
— У тебя такой изящный маленький носик, ты знаешь об этом? — глухо пробормотал он.
— Поосторожнее, а то я еще приму твои щедрые комплименты за чистую монету, — отозвалась она насмешливо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22