— Нет, спасибо, все было очень вкусно, — ответила она. Оладьи действительно были замечательные, но ей совсем не хотелось есть. Ей хотелось узнать, что происходит с ними со всеми.— Сегодня воскресенье, и я должна ехать к прабабушке, — заявила Мэдди совсем уж веселым голосом. — Ты останешься у тети Анны, чтобы Феба могла всласть побегать по травке. Разве это не здорово?— Да, конечно, — ответила Эм.— Анна обещала научить тебя делать клубничный пирог, — продолжала Мэдди. — Класс, а?— Класс, — ответила Эм.— Мы славно проведем время, — бодро произнесла Анна.— Вы только взгляните, какое ожерелье я припасла для прабабушки. — Мэдди делала вид, будто ей очень весело. Эм решила уступить.— Покажи, — отозвалась она.Мэдди выудила из сумки что-то страшненькое — россыпь красных стекляшек на цепочке из фальшивого золота. Эм кивнула и сказала:— Ей понравится. А на тебе ничего нет?— Ничего. — На сей раз голос Мэдди звучал куда естественнее. Уловив недоуменный взгляд Анны, она пояснила: — У нашей прабабушки есть привычка выпрашивать у посетителей все, что ей понравится. И мы сплавляем ей вещи, которые нам не нужны. — Она повернулась к дочери и спросила: — Правда, Эм?Она произнесла эти слова так, словно очень хотела услышать утвердительный ответ, хотя это было совсем не важно. Эм лишь кивнула.Мэдди надела ожерелье и поцеловала Эм на прощание.— Не скучай без меня и помоги тете Анне вымыть посуду.Когда она подошла к двери, Эм крикнула:— Мама, не говори прабабушке про щенка! Она заставит меня отдать ей Фебу!
Анна одолжила Мэдди свой старый пикап («Я все равно никуда не езжу, так что бери и пользуйся»), и Мэдди с радостью обнаружила, какое это счастье — вновь получить в свое распоряжение машину. Нельзя сказать, что Фрог-Пойнт очень уж велик и без машины здесь не обойтись, но у Мэдди появилась иллюзия свободы. Теперь в случае необходимости она даже сможет сбежать. Бежать было некуда, зато сама мысль об этом доставляла несказанное удовольствие.Впрочем, от прабабушки сбежать точно не удастся.Прабабушка Люсиль сидела в своей комнате с персико-во-розовыми стенами, закутавшись в рубашку, на которой выделялись оборки цвета бушующего моря. Накрывшись персиково-розовыми простынями, она являла собой жалкую пародию на ту франтоватую модницу, какой некогда была. Увядшее старческое лицо обрамляла короткая прическа, гладкая и сияющая, будто надраенный черный башмак, а из-под челки жестким обсидиановым блеском посверкивали маленькие черные проницательные глаза — единственное, что сохранилось от прежней Люсиль. За те годы, что Мэдди ездила сюда, Люсиль не меньше тысячи раз выразила сожаление, что внучка лишена ее привлекательных черт — красивого лица, предприимчивости и бесшабашной отваги. Но поскольку уже много лет Люсиль была самым тяжелым испытанием для всей семьи, Мэдди не слишком горевала из-за того, что ей не достались бабкины гены. «Ты не поверишь, каково мне приходилось в молодости, — говаривала мать, когда Мэдди была маленькая. — Бабушка постоянно унижала меня. Но тебе это не грозит».И вот теперь, глядя на бабку, Мэдди послала матери мысленную благодарность и в который уже раз пообещала себе, что ее дочь тоже будет расти в спокойной обстановке. Ей совсем не хотелось, чтобы у детей Эм была такая бабушка, как Люсиль.Но, как известно, характер проявляется через поколение. Вспомнив свою прогулку в Пойнт в компании Кей Эла, Мэдди подумала, что если она будет влачить прежнее существование, у нее есть все шансы превратиться в Бабушку Люсиль девяностых годов двадцатого века. Итак, она должна круто изменить свою жизнь; но первым делом следовало достойно завершить нынешний визит. Мэдди пересекла комнату и, не обращая внимания на ворчливые замечания бабки о том, что внучка набрала лишний вес и выглядит такой же старухой, как она сама, раздвинула персиково-розовые занавески, закрывавшие окно, ведущее на крохотную терраску Люсиль.— Слишком много света, — пронзительно-скрипучим голосом заявила бабка. — Это плохо для моей кожи. И для твоей тоже, но ты не желаешь слушать старших.Мэдди приняла компромиссное решение и прикрыла занавески до половины, зная, что если задвинуть их совсем, бабка тут же начнет ныть, что в комнате слишком темно.— Итак, бабуля, — бодро произнесла она, усаживаясь на кровать, — как ты себя чувствуешь? Бабка только фыркнула.— Мне девяносто пять лет, как же я могу себя чувствовать?«Тебе всего лишь восемьдесят три», — хотела ответить Мэдди, но прикусила язык. Ввязаться в спор с Люсиль означало примерно то же самое, что оказаться под обстрелом в какой-нибудь дикой азиатской стране.— Все же, полагаю, ты чувствуешь себя неплохо, — сказала она. — Ты отлично выглядишь.— Это оттого, что я не сижу на ярком солнце, как некоторые мои знакомые. — Люсиль подалась вперед. — Возьмем, к примеру, Джанет Бидмейер из соседней комнаты. Она превратилась в настоящую развалину и похожа на чемодан из крокодиловой кожи. Приделай ей к спине ручку — и отправляй в полет в багажном отделении. А ведь она лет на двадцать моложе меня, а то и на все двадцать пять. Вот я, например… — Бабка умолкла и, прищурившись, посмотрела на Мэдди. — Что с тобой случилось, черт побери?Мэдди вздохнула.— Я налетела на дверь. Ничего страшного.— Ха! — Люсиль откинулась на подушки, и на ее лице появилось удовлетворенное выражение. — Что, он врезал тебе по физиономии? Я так и знала, что это когда-нибудь произойдет, — стоило лишь взглянуть на твоего мужа.— Нет, бабушка, — Мэдди старалась говорить как можно убедительнее. — Брент не бил меня. Я поскользнулась и налетела на край открытой двери.— Ага, еще бы. Вот откуда на твоей щеке взялись шрамы от обручального кольца, — захихикала бабка, и Мэдди чуть вздрогнула. — Ну да, теперь ты обратишь на них внимание. Что ж, ты пришла за помощью в нужное место. — «О Господи, только не это», — подумала Мэдди, а бабка тем временем продолжала: — Я и сама побывала в твоей шкуре. Ты сделаешь вот что…— Дедушка не трогал тебя даже пальцем, — перебила ее Мэдди, забыв о приличиях. — Я не верю. Тебе должно быть стыдно…— Твой дедушка здесь ни при чем, — сердито воскликнула Люсиль. — Он не решился бы поднять на меня руку. — На лице старухи появилась недовольная гримаса, как будто она до сих пор презирала супруга за покладистость. — Я говорю о своем первом муже.Мэдди невольно отпрянула.— Я думала, дедушка и был твоим первым мужем, — сказала она.— Нет. — Бабка откинулась на подушки и произнесла уже спокойно: — Моим первым мужем был этот никчемный тупица, Бак Флетчер.Мэдди с трудом сдержалась, чтобы не улыбнуться.— Значит, ты была замужем за человеком по имени Бак?— Брент ничуть не лучше, — парировала Люсиль. — Что за болван выдумал такое имечко?«Не позволяй ей завестись», — напомнила себе Мэдди и заговорила о другом:— Трудно представить, что ты была замужем еще до дедушки. Почему никто мне об этом не сказал?Бабка пожала плечами.— Он умер прежде, чем ты родилась. И, честно говоря, я не слишком убивалась. — Люсиль снова хихикнула и тут же пригвоздила Мэдди взглядом. — Запомни, деточка, следы побоев гримом не скроешь.— Спасибо за совет, бабуля, — ответила Мэдди. Ее очень заинтересовал этот загадочный первый муж по имени Бак, но заставить бабку рассказывать о нем означало бы напомнить ей об унижении и побоях, а делать этого ни в коем случае не следовало. — Я принесла тебе конфеты, — сказала она и, наклонившись вперед, чтобы открыть сумку, выставила напоказ ожерелье с красными стекляшками.— Спасибо, — рассеянно отозвалась бабка, протягивая сморщенную руку и хватая золотистую коробочку, которую Мэдди выудила из сумки. — «Эстер Прайс». Отменные шоколадки. — Она сорвала красную ленточку с коробки, наполненной шоколадными фигурками, и заметила: — Коробочка-то маленькая.— В следующее воскресенье я принесу тебе другую, — пообещала Мэдди. — Я всегда приношу тебе сласти.— Ты добрая девочка, Мэдди, — сказала Люсиль и впилась зубами в шоколадную черепашку, лежавшую сверху. Это была еще одна отвратительная привычка бабки — первым делом она всегда разгрызала черепашку и выплевывала орешки. Стоило Мэдди вспомнить об этом, и мимо ее уха просвистел первый орех. — Отменная шоколадка, — повторила Люсиль и впилась взглядом в ожерелье. — Славная вещица, — сказала она.— Какая? Эта? — Мэдди приподняла цепочку со стекляшками. — Это реликвия семьи Брента, — с напускной гордостью сообщила она. — Одно из самых любимых моих украшений, я…— Мне осталось жить очень недолго, — слабым голосом произнесла бабка, бессильно опускаясь на подушки и держа в одной руке коробку, а в другой — истерзанную черепашку. — Я очень стара.«Да уж», — хотела сказать Мэдди, но лишь кивнула, всем своим видом выражая сочувствие.— Ты совсем не выглядишь старой, — солгала она. — Ты выглядишь даже лучше меня.При нынешнем состоянии ее подбитого глаза эти слова были недалеки от истины. Бабка фыркнула.— Я могу умереть в любую секунду. — Она сунула полусъеденную черепашку в коробку, приложила освободившуюся руку к сердцу и подчеркнула: — В любую секунду.— Ах, бабушка, — отозвалась Мэдди. — Чем мне тебя утешить?— Твое ожерелье замечательно подойдет к моей ночной рубашке, — сказала Люсиль, поглаживая зеленые оборки.Красные стекляшки на зеленом фоне выглядели бы просто ужасно, но спор с бабкой не входил в планы Мэдди.— Ну, я не знаю, бабушка, — заговорила она. — Это украшение досталось мне от матери Брента…— Хелен Фарадей, — презрительно отозвалась Люсиль, моментально забью о своей слабости. — Хелен Фарадей за всю свою жизнь не имела ни одного приличного платья. — Она начала было судорожно смеяться, но тут же вспомнила, что находится при смерти, и откинулась на подушки. — Я думаю, Хелен вряд ли будет возражать, если ты дашь поносить свое ожерелье умирающей бабушке. В конце концов… — старуха на мгновение умолкла, напуская на себя набожный вид (чего не было и в помине), и добавила: — …после моей смерти ты унаследуешь все, что у меня есть.— Что ж, если оно так тебе нравится… — сдалась Мэдди, устав от юродства старухи. Она стянула с себя ожерелье и протянула его бабке, которая, нацепив его на шею, вновь принялась терзать черепашку. — Теперь ты выглядишь еще лучше. Мне пора, и я, пожалуй… — произнесла Мэдди, поднимаясь на ноги.— Сядь! — скомандовала Люсиль. Ее слабости словно не бывало. — Я еще не рассказала тебе всех новостей.Мэдди уселась, с вожделением поглядывая на коробку. Уж если ей суждено выслушивать больничные сплетни, было бы совсем неплохо пожевать при этом что-нибудь сладкое; но покушение на бабкин шоколад та воспримет как личное оскорбление.— Микки Нортон опять влюбился, — сообщила Люсиль, откладывая в сторону черепашку и принимаясь за шоколадную помадку. — На сей раз в Абигейль Рок, что живет через дверь от меня. Абигейль знать его не хочет, но Микки не сдается. Эд Китинг из комнаты в конце коридора почти не встает с постели. Какой кошмар, мужчины с возрастом буквально разваливаются на части.— Я бы так не сказала, — ответила Мэдди, вспомнив о Кей Эле. — Некоторые из них с годами становятся лишь крепче.— Это ты о своем муженьке, что ли? — ехидно спросила старуха.— Бабушка, мне действительно пора, — Мэдди приподнялась, но Люсиль снова сказала: «Сядь», и она села, готовясь выслушать все сплетни, которые бабка копила с прошлого воскресенья. К счастью, та выстреливала их с пулеметной скоростью и сумела втиснуть неделю в полчаса.— И вот являешься ты, — заключила Люсиль. — Только взгляни на свою расквашенную физиономию. В этом доме все знают, что ты моя внучка. Ты опозорила мое доброе имя. — Она на секунду пригорюнилась, но тут же отправила в рот очередную помадку.— Твое имя здесь ни при чем, — заметила Мэдди. — Чтобы приписать это дело Барклаям, твоим соседям пришлось бы вернуться на три поколения назад.Взбешенная, Люсиль подалась вперед.— Думаешь, они выжили из ума и все забыли?Мэдди задумалась. Для обитателей этого дома три поколения назад — все равно что вчера.— Ты права, бабуля, — сказала она. — Извини, мне не следовало появляться здесь в таком виде. Я больше не приеду, пока не исчезнет синяк.— Ха! — выкрикнула Люсиль. — Ты думаешь, они не заметили? Нет уж, ты приедешь в следующее воскресенье, как обычно. И будь добра, научись к этому времени делать макияж. Боже мой, какой скандал! Ха!Мэдди встала, теперь уже на самом деле собираясь уходить.— Сядь! — старуха не унималась.— Извини, не могу, — Мэдди бочком направилась к двери. — Мне пора. Я приеду к тебе в следующее воскресенье, обещаю. Пока, бабуля.— К следующему воскресенью я умру, — отрезала Люсиль и выхватила из коробки помадку с грецким орехом.— Это ожерелье тебе очень к лицу, — сказала Мэдди, захлопнула за собой дверь и, двинувшись к выходу, услышала, как в дверь изнутри ударился орешек.
Вернувшись домой, Мэдди нашла заднюю дверь открытой.Она стояла на крылечке, тупо взирая в дверной проем. Дверь частенько открывалась сама, если ее как следует не захлопнуть, но Мэдди помнила, что перед отъездом она заперла все замки.Брент.Мэдди нерешительно переступила порог.В доме все было по-прежнему, и Мэдди подумала, что, возможно, все-таки не закрыла замок. Она вспомнила, как захлопывала дверь… нет, она определенно заперла его.— Брент? — позвала она дрогнувшим голосом и, положив сумочку на стойку, прошла в гостиную. Здесь тоже все было по-прежнему, за исключением столика для ключей.Ящики столика перекосились, совсем чуть-чуть, и все они были немножко смещены вбок. Мэдди обшарила их сверху донизу и обнаружила, что ключ от банковского сейфа исчез.Значит, Брент приходил за ключом от сейфа. И за Эм. Нынче вечером он вернется и заберет Эм, если Мэдди его не остановит.Выйдя в прихожую, Мэдди взяла телефонную трубку и набрала номер полицейского участка.— Я не могу, сказать наверняка, — ответила она на вопрос дежурного, — но, кажется, у меня в доме побывал беглый преступник.
В поисках отпечатков пальцев полицейские обсыпали порошком весь столик, но обнаружили только следы пальцев Мэдди и задали ей кучу вопросов, на которые у нее не было ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52