Небесная механика вновь приведена в действие, и угроза Последних дней или Конца Света, возвещенная трижды десять тысяч лет назад, снова нависла над нами, о правители, благородные воины, а также их оруженосцы! Я чародей, о котором поется в старинном лэ, пришел позвать Моргана Звездного Пришельца в поход, чтобы закрыть Врата. Внемлите ж моему призыву, чтобы дни Зла не вернулись, Тьма не пала на земли, и мир Бергеликса не низвергся в Хаос, в объятия Древней ночи!
Звонкий мальчишеский голос звучал как боевой горн, раззадоривая сердца, и, когда юноша замолчал, благоговение, как морская волна, окатило весь зал и всех в нем присутствующих. Стало тихо как в склепе. Оглянувшись, Морган увидел, что глаза всех мужей прикованы к нему. Странные, пронзающие насквозь, удивленные взгляды… Тогда, в затянувшейся тишине, Морган еще не подозревал, что сама Судьба позвала его, ударив в кимвалы Славы. Она призвала его за тысячи звездных парсеков в мир Бергеликса, на этот самый остров, в этот зал, в этот самый час и миг, и та неизвестная цель, для которой он родился на свет, для которой воспитывался, рос и проверялся испытаниями, наконец, предстала перед ним во всем своем великолепии. И все же, заглядывая в орлиные очи молодого колдуна, он читал в них вызов. Отважится ли он? Сумеет ли?
Морган не заметил, как вспыхнули при этом глаза его друга — правителя Каргона, как не заметил печали, притаившейся в глазах старого барда. Все, что он видел сейчас перед собой — это вызов в глазах молодого Содаспеса.
Глава 2
ГРАФ ТАСПЕР
Он был весь целиком из камня, этот Каргон, и те, кто явился сюда издалека, начинали вскоре скучать по зеленым лугам и высоким деревьям, по запаху глинистой земли. Граф Таспер считал себя одним из таких страдальцев и потому разбил на горной террасе сад. В этом саду часто бродил и Морган Пришелец, вспоминая солнечные поляны далекого Центавруса. Странный был человек, этот Морган, он все время чувствовал, что в нем живет несколько совершенно разных людей. Грубый, простоватый и молчаливый. Говорил он не много, и на его бесстрастном лице редко отражалась эмоции. Вместе с тем, это был глубоко ранимый человек, и к тому же мечтатель, каких не сыскать в целом свете.
Когда вечер начал вытягивать длинные тени с горных вершин, и графский сад постепенно утопал в прохладной сени, Морган бродил под странными деревьями, листва которых больше напоминала птичьи перья. Здесь росли неземной красоты цветы. Они вносили мир и порядок в хаос жизни, и успокаивали смешавшиеся мысли Моргана. Дикий романтический вызов, брошенный молодым магом… Как его звали?.. Содаспес?.. Так вот, дикий романтический вызов, брошенный Содаспесом, всколыхнул в душе Моргана что-то древнее, затаившееся до поры до времени. Но он не уяснил до конца смысла послания, принесенного юношей, не понял, отчего гости в палате, обвешанной геральдическими значками и знаменами, картинами с легендарными сюжетами, все как один повернулись в его сторону, со взорами, в которых читались страх, печаль и ожидание чуда.
В гнетущей тишине, последовавшей за зовом Содаспеса, Пришелец почувствовал себя центром общего внимания. Щеки его вспыхнули, он онемел, словно ему на уста наложили печать, и совершенно не знал, что говорить, даже если его к этому призовут. Словно странник, который забрел в храм, где творится непонятная ему служба, Морган покраснел и не знал, что делать…
Теперь, когда запад заалел и воздух стал прохладным, а белая звезда Ситри уже была готова слиться со своим алым братом за дальним горизонтом, Морган опустился на скамью из цельной глыбы мрамора, украшенную злобными горгульями, в надежде, что здесь отыщет правильное решение.
Больше всего его смущало то, что он сам был готов к такому повороту событий. Он как будто ждал зова молодого мага.
Содаспес пробудил в нем что-то, чего он прежде в себе не замечал. Все его существо всколыхнулось от загадочных слов юноши. Словно всю жизнь Морган только и ждал этого зова, и теперь услышал заветные слова. Но все эти грезы казались чистейшим безумием. Морган ровным счетом ничего не знал, ни сном ни духом не ведал ни о каких-то Вратах, из которых появляется Зло, ни о героях прошлого, ни о мирах, которые надо спасти от призрачных чудовищ и от тьмы Вечной ночи…
Внезапный скрип кожаных сандалий по песчаной дорожке сада оторвал его от неутешительных размышлений. Морган поднял глаза и увидел перед собой правителя острова. Тот приближался к Пришельцу по аллее, скользя среди вечерних теней. Морган встал было навстречу, приветствуя графа салютом, но Таспер жестом попросил оставаться на месте.
Высокий и тяжело скроенный для кофирца, Таспер Каргон коротко стриг густые волосы цвета соломы, вьющиеся, как у негров. Его широкое и скуластое лицо солнце выжгло до медного цвета. Широкие брови, квадратный подбородок, большой рот и ледяные глаза с желтыми зрачками придавали ему мрачный вид. Эти глаза, напоминавшие два кусочка морского янтаря, делали графа похожим на хищную рыбу. Он обладал живым темпераментом и, несмотря на грубые манеры, был человеком сентиментальным.
Таспер сделал Пришельца своим приближенным скорее для забавы. Казалось, это некий каприз и чудачество со стороны графа, но в скором времени Морган завоевал его искреннюю любовь и привязанность. Вырвавшийся из звездного мира, Морган очень органично вписался в общество островитян, перестал быть чужестранцем в Бергеликсе. Даже обитатели порта признали в нем своего, забыв про странное происхождение незнакомца. Теперь он считался своим, притом для всех и каждого.
— Ты можешь отвергнуть его предложение, — внезапно вырвалось у Таспера. И такая сила была заложена в его словах, что Морган невольно вздрогнул. — Ты можешь отвергнуть его предложение, — повторил граф, с настойчивостью. Его широкое лицо выражало решимость. — Твое право решать. Человек с континента здесь не указ, он может лишь просить, пусть он даже маг. Я хочу, чтобы ты знал, Каргонесса — твой дом, а до остального мне дела нет! И все же мне интересно, в самом ли деле ты настоящий, тот самый Пришелец из баллады, или нет?
Последние слова граф произнес громко, как будто он отдавал приказ на бранном поле.
Морган не торопился с ответом, тщательно подбирая слова. Он никогда не знал заранее, что скажет, это всегда получалось у него само собой. Умом Морган был не быстр, да и острым языком не мог похвастаться. Когда другие успевали менять темы, перепархивая с одной мысли на другую с легкостью и беззаботностью луговой бабочки, он хмурился, запинался, порой проклиная свою медлительность и косноязычие.
— Мой повелитель, я не знаю… то есть я не понял, о чем говорил тот молодой человек. Что он имел в виду, говоря об этом лэ. О том, что я призван… — нерешительно заговорил Морган.
— Это старинное пророчество, и только. Я еще раз повторяю, не спеши с решением, Морган. Оставайся здесь, сколько заблагорассудится. Ты принадлежишь этому миру так же, как и он — тебе. Однако пусть он сам о себе позаботится.
— Кто?
— Этот мир.
— Не понял…
— Этот мир! — снова, на этот раз еще громче проговорил граф. Сказав это, он взмахнул рукой, щелкнув перстнями.
— Но при чем тут пророчество? Точнее, при чем тут я? Какое отношение я, чужестранец, могу иметь к пророчествам вашего мира? Я не понимаю, ведь я появился здесь, можно сказать, случайно. Если бы не…
Таспер пробормотал что-то сквозь зубы, упомянув недобрым словом всех пророков вместе с их предсказаниями и особо выделил статут, который, видимо, играл не последнюю роль в разрыве его предков с Кровниками. Однако теперь ничто не связывало его с их дурацкими традициями. Затем, нервно расхаживая по садовой дорожке и сердито хлестая перчатками с бахромой по цветущим кустам, склонив голову, он начал невнятно и сбивчиво толковать пророчества… Морган спокойно сидел на скамье с горгульями, подперев кулаком голову, и внимательно слушал рассказ Таспера, в котором клятв и божбы было больше, чем объяснений.
Мир Бергеликса был варварским и примитивным, первобытным во многих отношениях. Прежде всего это касалось религии. Обитатели Бергеликса, как большинство центаврийцев, давно отказались от верований предков, поклонявшихся силам природы, однако несколько религий пережили цивилизацию и сохранились, претерпев определенные изменения.
Время от времени еще появлялись новые религии, такие, например, как недавно возникшая Вуудхана, ныне распространившаяся по звездам Ориона. Но большая часть молодой империи относилась к религии как к некой экзотической диковине, причуде.
Обитатели Бергеликса имели собственную религию, как и большинство феодальных культур, живущих в средневековье. Корни их религии гнездились в социальном неравенстве, и любой мелкий правитель спешил запечатлеть историю своего рода и подвигов в песнопениях бардов. Никаких священных писаний, пророков, крестовых походов, инквизиций, когда всех несогласных или осмелившихся выразить свою точку зрения немедленно сжигали на кострах. В основном все зиждилось на Предании и древней Традиции. Под влиянием этой религии сложились нравы кофирцев в далеком прошлом, но с современной жизнью она имела мало общего.
В таких вещах Морган разбирался.
На Каргонессе жил священник — толстый, вечно сонный чудаковатый старик, совершенно безобидный. Бояться его могло только вино, ибо он был большим любителем кубка и старинной поэзии. Этот священник-монах носил имя Ормальдуса. Морган временами игрывал с ним в таку — бергеликский эквивалент шашек и шахмат, точнее, нечто среднее между ними. Игра велась жетонами или пластинками с крапинками, как в древней земной игре «домино». Болтая о том о сем, они обменивались шутками и цитатами, и Ормальдус часто ловил Пришельца на том, что в действительности тот мало знает о письменности этой части планеты. Никогда, насколько помнил Морган, их разговор не касался религии. Для старика в вопросах веры все было и так ясно. Сам же Морган знал из старинных преданий кое-что о героях, но ни разу не читал святых писаний и пророческих книг, а посему мало понимал в священной Вере, как называл местный народ свою религию. Да и вообще он не относился к тем людям, кого притягивали письмена.
Морган, однако, слышал об йоканнах. Их именем называлась гора над городом Джарим, гора с двойным ярусом гребней — Трон Йоканн, как называли ее рыбаки.
Они были не богами, эти йоканны, точнее, не совсем богами, по крайней мере, им не служили, не приносили жертв и не поклонялись. Как-то раз они явились в мир Бергеликса, пробыли там, сколько хотели, и ушли в никуда («куда-то», как звучало это на местном диалекте). Йоканны, по словам графа, были странным народом, кочующим из одного мира в другой, из века в век. И делали они это вовсе не из праздности. Задерживаться в одном мире они не могли, поскольку опасались кого-то. В языке, которым владел Таспер, просто не хватало слов, чтобы объяснить суть предмета, однако Морган смог понять, что речь идет о расе странных существ, не людей и даже не гуманоидов.
Раса межзвездных путешественников? Морган поделился своей догадкой с графом, поскольку знал, что до появления земных астронавтов на этой планете побывали гости из других миров. Они оставили пару космических артефактов, которыми усиленно занялись археологи. Но существа, побывавшие на Бергеликсе, вымерли задолго до того, как человек покинул свою планету, распространившись по галактике. Однако Таспер видел длинные серебристые корабли над Керувайем — «звездным городом», где несколько человек, расы Моргана, временами появлялись для обмена всякого инопланетного скарба на драгоценные камни, меха, пряности и спиртное. Впрочем, происходило такое не часто.
Не сквозь пространство двигались йоканны, а вне его, вот к чему сводились объяснения Таспера. Настоящее чудо для человека Бронзового века и сущая белиберда для незнакомого с эйнштейновским межпространственным континуумом. Двери в иные измерения — вот о чем хотел сказать граф Моргану. Йоканны оставили на месте дверей, сквозь которые прошли на Бергеликс, некий портал, а, может, просто портик, косяк или проем, а когда Те, Что Гонятся за ними, приблизились, йоканны покинули этот мир.
«Странный миф», — подумал Морган, ничего не знавший о том, что ксенобиологи обнаружили следы схожего верования у девяти других гуманоидных культур, в секторе раскинувшемся от Ориона до Сьерры, и до самых планет Геркулеса.
— …и когда они ушли, то оставили ворота открытыми, — продолжал граф Таспер. — Открытыми для их преследователей, которые гонятся за ними из одного мира в другой.
Неприятный холодок пробежал по спине Моргана при этих словах. Только теперь он понял, о чем идет речь.
— …и Те, Что Гонятся за ними, обязательно пройдут через ворота, — так сказали они… Впрочем, все это чушь, я полагаю. Абсурд и чепуха. Если они не найдут здесь йоканнов, то устроят погром в этом мире! Каково! Получается, что мы можем подвернуться пришельцам под горячую руку. Если, конечно, какой-нибудь храбрец не успеет вовремя захлопнуть дверь… Чушь! — еще раз убежденно повторил граф.
Морган задумчиво сдвинул брови. Наконец он смущенно промямлил:
— Но они же должны были… Я имел в виду… Это все случилось несколько столетий назад. Ведь, если йоканны торопились улететь, потому что враги подошли слишком близко… Но ведь это было так давно… Разве враги не ушли за ними?
— Что-то неладное с этими треклятыми звездами… Хотя с ними-то как раз все в порядке… Это нам скоро придется солоно… Как же это проклятое слово? «Конфигурация». Расположение звезд, так это называют звездочеты! Видишь ли, эти ворота не всегда открыты нараспашку. Ну, а уж если они открываются — добра не жди.
У Моргана оставалось еще много вопросов, но он не мог даже сообразить, какой из них самый главный. Он окончательно запутался, метался от одного к другому, и всякий новый вопрос порождал у него следующий.
Но мало-помалу он собрал картину по частям, привел мысли в порядок, по крайней мере, в основном все прояснялось, йоканны и те, что постоянно наступали им на пятки, странствовали не только между мирами, но и во времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19