https://wodolei.ru/catalog/vanni/140x70/
Я не буду на тебя давить. Но что ты скажешь о моем предложении выйти за меня замуж?
Клаудия глубоко вздохнула. Она же знала, что он не отступит.
— Я думала, что мы уже решили этот вопрос. Если ты за этим пришел сюда, то мог бы не беспокоиться. Если же ты решил показать мне, что сумеешь провести субботний вечер с маленькими детьми, то можешь быть доволен, ты справился, и, похоже, даже лучше, чем я. Намного лучше. Ты это хотел услышать? Я ценю то, что ты сделал для меня. Правда. Ты не перестаешь удивлять меня, Джо.
— Это означает «да»? — спросил он.
— Нет. Ты же знаешь мое отношение к браку, основанному на…
— Уважении, доверии, восхищении?
— Ты так легко об этом говоришь…
— Не думаю, что кому-то легко жениться и стать отцом. Но я хочу попробовать.
Она пристально посмотрела на него. Он говорил так убедительно, так серьезно, так разумно. Даже слишком. Ей хотелось страсти, хотелось желания, а больше всего любви. Что в этом такого? Что, это так трудно найти? Да. Но это не означает, что она готова пойти на компромисс. Ни сейчас. И ни когда-либо в будущем.
— Попробовать? А что будет, когда ты поймешь, что ничего не получилось? Поймешь, что твоя собственная жизнь больше тебе не принадлежит? Твои друзья бросят тебя, потому что ты не сможешь проводить с ними вечера по пятницам. Ты не сможешь гонять на своей машине по субботам, потому что с мальчиком надо будет ходить то на танцы, то на баскетбол…
— А ты считаешь, что я смогу бросить тебя и моего малыша? — недоверчиво спросил он.
— Нет, я знаю, что ты всегда держишь свое слово. Но думаю, что тебе захочется бросить. А это еще хуже. Мои родители никогда не ругались. Никогда не было ни споров, ни криков, ни хлопанья дверьми. Было просто вежливое молчание. Не было ни привязанности, ни любви. Они просто проводили время, считая дни, месяцы, годы. Сейчас они оба стали намного лучше. Я понятия не имела, какие они на самом деле, пока они не разошлись. Теперь они свободны и наконец счастливы. Я встречаюсь с каждым из них по отдельности, понимаю, чем они пожертвовали ради меня, и чувствую себя виноватой. Ты хочешь, чтобы и наш ребенок испытал что-то подобное?
— Нет, — ответил он.
Джо сидел, глядя в пространство, занятый своими мыслями. Неужели ей удалось убедить его? Неужели он наконец сдался? Она надеялась на это. Это было бы огромным облегчением. И все же она не чувствовала себя по-настоящему спокойной. Джо так легко не сдавался.
— Я могу сделать кофе, — предложила она, чтобы нарушить молчание.
— Кофе? Мне кажется, я еще не ужинал.
— Да, но…
— Я закажу еду из китайского ресторана. Клаудия вдруг почувствовала, что сильно проголодалась. Она то ощущала волчий голод, то вообще не могла ни есть, ни пить, разве что крекеры и яблочный сок. Сейчас в ней проснулся зверский аппетит.
Опять он приказывает ей. Но на этот раз Клаудии было все равно, и она не возражала. Она слушала, как он делает заказ, будто для целой армии китайских солдат.
Когда Джо положил трубку, она покачала головой и улыбнулась.
— Кто будет все это есть?
— Мы трое, — ответил он. — Ты, я и ребенок. Тон, которым он произнес эти слова, заставил ее сердце подскочить в груди. Ты, я и ребенок. Похоже на название книги или песни.
Когда еду привезла, они сели за стол на кухне, пили чай и ели прямо из коробок.
— Мы однажды так уже ужинали, — сказал он. — Может быть, ты уже не помнишь, но это было в субботу, после того как мы задержались на работе допоздна.
Да, это был проект по сорту «Арабика», — ответила Клаудия. Она не верила, что он помнил тот вечер. Они тогда болтали и смеялись часами. Эта близость, это чувство товарищества были очень дороги для нее. А для него? В то время он встречался с одной балериной. Великолепная, высокая, стройная женщина, которая сидела на диете с десяти лет. Джо просил Клаудию покупать ему билет в первый ряд на каждый ее спектакль. Клаудия делала для него вырезки из газет с отзывами на ее выступления. В отзывах всегда отмечались грация, воздушность и живость Жизели. Сама Клаудия никогда не видела, как она танцует, но могла себе представить это волшебное зрелище.
— Помню, как я удивлялся, сколько ты ешь, — усмехнулся Джо.
— Наверное, по сравнению с Жизелью я действительно много ела, — ответила Клаудия, представляя себе контраст между нею и профессиональной балериной. Интересно, а что он будет думать о ней всего через несколько месяцев? Любая женщина будет казаться стройной по сравнению с ней…
— Ты и сейчас ешь много, — заметил Джо, глядя, с каким аппетитом она набросилась на еду. — Мне нравятся женщины с хорошим аппетитом, и мне нравится смотреть, как ты ешь.
— Скоро разонравится, когда я стану размером с маленький дирижабль.
Он посмотрел на ее живот, затем перевел взгляд на грудь. Она затаила дыхание. Ее грудь уже налилась, а под его взглядом соски моментально затвердели.
Джо отвел глаза и откинулся на стуле.
— Думаю, мне пора, — сказал он.
Она встала. Наверное, он давно уже ищет предлог, чтобы уйти. Вероятно, сам удивляется, зачем впустую потратил субботний вечер вместо того, чтобы уехать за город.
— Я думаю, у тебя сейчас много дел после долгого отсутствия.
— Да. Поэтому я очень рад, что ты вернулась и помогаешь мне.
— Нет, я имею в виду твою светскую жизнь. Приглашения, вечеринки. Ну, ты знаешь.
— Ах, вот ты о чем… Я совершенно отошел от этого в последнее время. Некогда. Я чувствую… Не знаю. Я так долго отсутствовал. Некоторые вещи, к которым я привык, как-то отошли на второй план с тех пор, как я вернулся.
С тех пор как он узнал, что будет отцом, вот что он хотел сказать. Она была уверена в этом.
— Ну, спасибо, что пришел. Я бы не справилась без тебя.
— Справилась бы, я уверен.
— Не думаю.
— Ты будешь великолепной матерью.
— Как? Как научиться стать родителями?
— Не имею представления, — сказал он. — Может быть, это приходит, когда появляется необходимость.
— Хочу купить какую-нибудь книгу об этом, — сказала она.
— Купи мне тоже, — попросил он.
— Мне кажется, тебе она не нужна.
Она уже пошла провожать Джо до двери, когда услышала, что возвращаются Эл и Шэрон. Черт, Клаудия не хотела, чтобы они застали здесь Джо. Не хотела, чтобы они делали какие-то выводы в отношении него, когда она сообщит им о своей беременности. Но встреча произошла. И он включил все свое обаяние. Объявил, что у них замечательные дети. Рассказал, какое удовольствие он получил, играя с их сыном, и какая красавица у них дочь. Зачем он все это делал? Он же больше никогда их не увидит.
— Мы должны как-нибудь все вместе провести вечер, — сказала Шэрон, переводя взгляд с Джо на Клаудию. Ей было ясно, что это не просто знакомый ее подруги. — Когда детей не будет дома, — добавила она. — Я твоя должница, Клаудия. — Шэрон повернулась к Джо. — Представляете, она сама позвонила нам в четверг и предложила посидеть вечером с детьми. Мы даже не просили ее об этом. Вот какая она милая и добрая.
Клаудия выдавила из себя улыбку, и они наконец вышли из дома. Джо не проронил ни слова, пока они не дошли до машины.
— Так это ты сама вызвалась посидеть с детьми? Чтобы не ужинать со мной?
— Видишь ли…
— Не извиняйся, — сказал он, — за свою ложь и за то, что обидела меня. В конце концов, ты же думала, что я никогда об этом не узнаю.
— Это была ложь во спасение, не думаю, что она как-то задела твои чувства.
— Почему? Потому что у меня их нет? Не отвечай. Я понимаю. Ты достаточно времени проводишь со мной с девяти до пяти каждый день пять раз в неделю. Ты хотела избавиться от меня хотя бы на выходные. Но я не понял, не так ли? Я пришел, когда меня не ждали. Хорошо, извини. Извини, что я навязываюсь. Будешь смеяться, но я собирался навязаться пойти с тобой за покупками для ребенка.
— Да, буду смеяться. Тем более что ты собирался покататься на своей новой машине.
— Это я могу сделать в любое время. Но если ты не хочешь, чтобы я поехал с тобой…
— Дело не в этом.
— А в чем?
Она не хотела, чтобы он поехал с ней за покупками для ребенка. Она не хотела, чтобы он помогал ей сидеть с чужими детьми. Это рождало несбыточные надежды и веру в то, чему никогда не суждено сбыться. Он не представлял, что значит жениться без любви «ради ребенка». Еще в детстве она научилась замечать неловкие паузы в разговоре, молчание и необъяснимое отсутствие. Она всегда знала, что ее родители не любят друг друга. Ее ребенок не должен расти в такой обстановке, в доме, наполненном пустыми обещаниями, несбывшимися надеждами и разочарованиями. Она не хотела любить его, нуждаться в нем, потому что он никогда не ответит на ее любовь и уж точно никогда не будет нуждаться в ней. После того как она уйдет из фирмы и не будет видеть его каждый день, он забудет о ней.
Она сама никогда его не забудет, но по крайней мере ей не придется жить с ним и притворяться, что она испытывает к нему то же самое, что и он к ней — уважение, восхищение и привязанность. Она прятала свою любовь к нему долгих три года. Сколько еще ей придется это делать?
— Я лучше поеду за покупками одна, — наконец сказала Клаудия.
— Хорошо. Я могу это понять. По крайней мере это честно. А я только этого и хочу — честности.
— Нет, ты не этого хочешь. Ты хочешь доказать, что можешь быть отцом. Не надо. Я верю тебе. Может быть, ты будешь лучшим отцом, чем я матерью. Если судить по сегодняшнему вечеру. Но это не означает, что я собираюсь выйти за тебя замуж.
— Хорошо, — сказал он с горечью в голосе и открыл для нее дверцу машины.
Джо стоял на тротуаре и смотрел, как она отъехала. Черт возьми, какая же она упрямая! Он даже не представлял этого. За последние три года она никогда так себя не вела. Но сейчас у нее на кону самое ценное. Ее ребенок. Так же, как и у него. Их ребенок.
Он не изменил своего решения жениться на ней. Но сейчас необходимо временно отступить. Своей настойчивостью он рискует отвратить ее от себя. Это точно так же, как в бизнесе. Он всегда знал, когда отступить, чтобы дать другой стороне время остыть. Но в то же время он никогда не терял из виду поставленную цель. И всегда получал то, к чему стремился. А на этот раз у него решимости было больше, чем когда-либо. На кон поставлено слишком многое. Гораздо больше, чем деньги, — будущее. Будущее его самого и будущее его сына… или дочери.
Придя домой, он понял, что там недавно побывали уборщики. Кругом ни пылинки, ни одной разбросанной вещи. Когда появится ребенок, все будет по-другому. Понадобится место для игрушек, кроватки…
С ребенком ему тут жить нельзя. Даже если она откажется выйти за него замуж, он будет брать малыша к себе, а в этом доме такое не разрешается. Но просто брать к себе малыша на какое-то время он не согласен. Ребенок должен жить с ним всегда. Он хочет воспитывать его так, как самого его никогда не воспитывали.
Зазвонил телефон. Клаудия. Он почувствовал облегчение, смешанное с надеждой.
— Джо, я… если ты действительно хочешь поехать со мной за покупками, я не возражаю.
Хорошо. — Сейчас не время спрашивать ее, почему она передумала. Надо просто принимать ее решение как подарок. — Во сколько за тобой заехать?
— Как насчет двенадцати?
— Может быть, ты приедешь ко мне? Я закажу рогалики и кофе.
— Ты не… Хорошо.
— У тебя есть мой адрес? — спросил он.
Адрес у нее был, и на следующее утро, когда она подошла к двери, он встретил ее у порога.
— Ты выглядишь как-то… иначе, — сказал Джо, не в силах отвести взгляд от ее облегающего голубого свитера и обтягивающих бедра джинсов. Он всегда видел ее только в деловом костюме. И тогда, в Коста-Рике, он вспоминал о ней, одетой именно так. Консервативные темные тона и безукоризненный покрой.
Он сам удивился, что до вчерашнего вечера не замечал, какая у нее грудь. А сейчас не мог оторвать от нее глаз. Возможно, дело все в тех же деловых костюмах, которые выглядят как униформа? А может быть, беременность превратила ее в спелый персик? Безусловно, в памяти осталась та ночь в офисе, когда она сбросила с себя красное рождественское платье, но это был скорее сон, а не реальность.
— Я чувствую иначе, — улыбнулась в ответ Клаудия. — Сегодня я себя чувствую хорошо. — И действительно, на ее щеках играл румянец.
— Думаю, мне не надо спрашивать, почему ты передумала.
— Не надо, — ответила она.
После его возвращения из Коста-Рики в ней произошли изменения, связанные не только с грудью. Изменилось ее отношение к нему. Раньше последнее слово всегда оставалось за ним. Теперь нет. Она решает все вопросы и в отношении ребенка, и в отношении его планов.
Он разложил на столе еду и соки и с наслаждением смотрел, как она ест и пьет.
— Ты так смотришь на меня, — сказала она, намазывая мягким сыром второй рогалик. — Я знаю, что скоро буду весить двести фунтов, но я так хочу есть.
— Да хоть триста фунтов, мне все равно, — ответил он. — Я все еще хочу жениться на тебе. Сейчас.
Клаудия отложила рогалик и посмотрела на него.
— Извини, — сказал Джо. — Я забыл. Я не собирался больше об этом говорить. Во всяком случае, сегодня.
— Хорошее здесь место, сказала она после долгой паузы, оглядывая светлые стены и высокие потолки. — Но почему у тебя нет никаких картин?
— Есть. В гостиной висит копия Шагала.
— Я имею в виду какие-нибудь фотографии. Может, твоей семьи.
— Моих родителей? Ты хочешь посмотреть фотографии моих родителей?
— Просто интересно, — ответила Клаудия. Она понятия не имела, что растревожила осиное гнездо.
— Однажды ты спросила, почему я каждый раз перестаю встречаться с женщиной, как только замечаю к себе интерес.
— Забудь об этом, — ответила она. — Это не мое дело.
— Ты рассказала мне о своих родителях, теперь я расскажу о своих.
— Это необязательно. — Она не хотела знать о Джо больше того, что уже знала. Не хотела втягиваться еще больше. Ей хотелось верить, что он вылупился из яйца, уже одетый в костюм-тройку, итальянские ботинки и дорогие рубашки.
— Ребенком я был просто исчадие ада, — сказал он. — По крайней мере они меня всегда так называли.
— Кто, твои родители? — спросила она, широко открыв от удивления глаза.
— Они, учителя, а также директор пансиона, куда они меня отправили в десятилетнем возрасте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Клаудия глубоко вздохнула. Она же знала, что он не отступит.
— Я думала, что мы уже решили этот вопрос. Если ты за этим пришел сюда, то мог бы не беспокоиться. Если же ты решил показать мне, что сумеешь провести субботний вечер с маленькими детьми, то можешь быть доволен, ты справился, и, похоже, даже лучше, чем я. Намного лучше. Ты это хотел услышать? Я ценю то, что ты сделал для меня. Правда. Ты не перестаешь удивлять меня, Джо.
— Это означает «да»? — спросил он.
— Нет. Ты же знаешь мое отношение к браку, основанному на…
— Уважении, доверии, восхищении?
— Ты так легко об этом говоришь…
— Не думаю, что кому-то легко жениться и стать отцом. Но я хочу попробовать.
Она пристально посмотрела на него. Он говорил так убедительно, так серьезно, так разумно. Даже слишком. Ей хотелось страсти, хотелось желания, а больше всего любви. Что в этом такого? Что, это так трудно найти? Да. Но это не означает, что она готова пойти на компромисс. Ни сейчас. И ни когда-либо в будущем.
— Попробовать? А что будет, когда ты поймешь, что ничего не получилось? Поймешь, что твоя собственная жизнь больше тебе не принадлежит? Твои друзья бросят тебя, потому что ты не сможешь проводить с ними вечера по пятницам. Ты не сможешь гонять на своей машине по субботам, потому что с мальчиком надо будет ходить то на танцы, то на баскетбол…
— А ты считаешь, что я смогу бросить тебя и моего малыша? — недоверчиво спросил он.
— Нет, я знаю, что ты всегда держишь свое слово. Но думаю, что тебе захочется бросить. А это еще хуже. Мои родители никогда не ругались. Никогда не было ни споров, ни криков, ни хлопанья дверьми. Было просто вежливое молчание. Не было ни привязанности, ни любви. Они просто проводили время, считая дни, месяцы, годы. Сейчас они оба стали намного лучше. Я понятия не имела, какие они на самом деле, пока они не разошлись. Теперь они свободны и наконец счастливы. Я встречаюсь с каждым из них по отдельности, понимаю, чем они пожертвовали ради меня, и чувствую себя виноватой. Ты хочешь, чтобы и наш ребенок испытал что-то подобное?
— Нет, — ответил он.
Джо сидел, глядя в пространство, занятый своими мыслями. Неужели ей удалось убедить его? Неужели он наконец сдался? Она надеялась на это. Это было бы огромным облегчением. И все же она не чувствовала себя по-настоящему спокойной. Джо так легко не сдавался.
— Я могу сделать кофе, — предложила она, чтобы нарушить молчание.
— Кофе? Мне кажется, я еще не ужинал.
— Да, но…
— Я закажу еду из китайского ресторана. Клаудия вдруг почувствовала, что сильно проголодалась. Она то ощущала волчий голод, то вообще не могла ни есть, ни пить, разве что крекеры и яблочный сок. Сейчас в ней проснулся зверский аппетит.
Опять он приказывает ей. Но на этот раз Клаудии было все равно, и она не возражала. Она слушала, как он делает заказ, будто для целой армии китайских солдат.
Когда Джо положил трубку, она покачала головой и улыбнулась.
— Кто будет все это есть?
— Мы трое, — ответил он. — Ты, я и ребенок. Тон, которым он произнес эти слова, заставил ее сердце подскочить в груди. Ты, я и ребенок. Похоже на название книги или песни.
Когда еду привезла, они сели за стол на кухне, пили чай и ели прямо из коробок.
— Мы однажды так уже ужинали, — сказал он. — Может быть, ты уже не помнишь, но это было в субботу, после того как мы задержались на работе допоздна.
Да, это был проект по сорту «Арабика», — ответила Клаудия. Она не верила, что он помнил тот вечер. Они тогда болтали и смеялись часами. Эта близость, это чувство товарищества были очень дороги для нее. А для него? В то время он встречался с одной балериной. Великолепная, высокая, стройная женщина, которая сидела на диете с десяти лет. Джо просил Клаудию покупать ему билет в первый ряд на каждый ее спектакль. Клаудия делала для него вырезки из газет с отзывами на ее выступления. В отзывах всегда отмечались грация, воздушность и живость Жизели. Сама Клаудия никогда не видела, как она танцует, но могла себе представить это волшебное зрелище.
— Помню, как я удивлялся, сколько ты ешь, — усмехнулся Джо.
— Наверное, по сравнению с Жизелью я действительно много ела, — ответила Клаудия, представляя себе контраст между нею и профессиональной балериной. Интересно, а что он будет думать о ней всего через несколько месяцев? Любая женщина будет казаться стройной по сравнению с ней…
— Ты и сейчас ешь много, — заметил Джо, глядя, с каким аппетитом она набросилась на еду. — Мне нравятся женщины с хорошим аппетитом, и мне нравится смотреть, как ты ешь.
— Скоро разонравится, когда я стану размером с маленький дирижабль.
Он посмотрел на ее живот, затем перевел взгляд на грудь. Она затаила дыхание. Ее грудь уже налилась, а под его взглядом соски моментально затвердели.
Джо отвел глаза и откинулся на стуле.
— Думаю, мне пора, — сказал он.
Она встала. Наверное, он давно уже ищет предлог, чтобы уйти. Вероятно, сам удивляется, зачем впустую потратил субботний вечер вместо того, чтобы уехать за город.
— Я думаю, у тебя сейчас много дел после долгого отсутствия.
— Да. Поэтому я очень рад, что ты вернулась и помогаешь мне.
— Нет, я имею в виду твою светскую жизнь. Приглашения, вечеринки. Ну, ты знаешь.
— Ах, вот ты о чем… Я совершенно отошел от этого в последнее время. Некогда. Я чувствую… Не знаю. Я так долго отсутствовал. Некоторые вещи, к которым я привык, как-то отошли на второй план с тех пор, как я вернулся.
С тех пор как он узнал, что будет отцом, вот что он хотел сказать. Она была уверена в этом.
— Ну, спасибо, что пришел. Я бы не справилась без тебя.
— Справилась бы, я уверен.
— Не думаю.
— Ты будешь великолепной матерью.
— Как? Как научиться стать родителями?
— Не имею представления, — сказал он. — Может быть, это приходит, когда появляется необходимость.
— Хочу купить какую-нибудь книгу об этом, — сказала она.
— Купи мне тоже, — попросил он.
— Мне кажется, тебе она не нужна.
Она уже пошла провожать Джо до двери, когда услышала, что возвращаются Эл и Шэрон. Черт, Клаудия не хотела, чтобы они застали здесь Джо. Не хотела, чтобы они делали какие-то выводы в отношении него, когда она сообщит им о своей беременности. Но встреча произошла. И он включил все свое обаяние. Объявил, что у них замечательные дети. Рассказал, какое удовольствие он получил, играя с их сыном, и какая красавица у них дочь. Зачем он все это делал? Он же больше никогда их не увидит.
— Мы должны как-нибудь все вместе провести вечер, — сказала Шэрон, переводя взгляд с Джо на Клаудию. Ей было ясно, что это не просто знакомый ее подруги. — Когда детей не будет дома, — добавила она. — Я твоя должница, Клаудия. — Шэрон повернулась к Джо. — Представляете, она сама позвонила нам в четверг и предложила посидеть вечером с детьми. Мы даже не просили ее об этом. Вот какая она милая и добрая.
Клаудия выдавила из себя улыбку, и они наконец вышли из дома. Джо не проронил ни слова, пока они не дошли до машины.
— Так это ты сама вызвалась посидеть с детьми? Чтобы не ужинать со мной?
— Видишь ли…
— Не извиняйся, — сказал он, — за свою ложь и за то, что обидела меня. В конце концов, ты же думала, что я никогда об этом не узнаю.
— Это была ложь во спасение, не думаю, что она как-то задела твои чувства.
— Почему? Потому что у меня их нет? Не отвечай. Я понимаю. Ты достаточно времени проводишь со мной с девяти до пяти каждый день пять раз в неделю. Ты хотела избавиться от меня хотя бы на выходные. Но я не понял, не так ли? Я пришел, когда меня не ждали. Хорошо, извини. Извини, что я навязываюсь. Будешь смеяться, но я собирался навязаться пойти с тобой за покупками для ребенка.
— Да, буду смеяться. Тем более что ты собирался покататься на своей новой машине.
— Это я могу сделать в любое время. Но если ты не хочешь, чтобы я поехал с тобой…
— Дело не в этом.
— А в чем?
Она не хотела, чтобы он поехал с ней за покупками для ребенка. Она не хотела, чтобы он помогал ей сидеть с чужими детьми. Это рождало несбыточные надежды и веру в то, чему никогда не суждено сбыться. Он не представлял, что значит жениться без любви «ради ребенка». Еще в детстве она научилась замечать неловкие паузы в разговоре, молчание и необъяснимое отсутствие. Она всегда знала, что ее родители не любят друг друга. Ее ребенок не должен расти в такой обстановке, в доме, наполненном пустыми обещаниями, несбывшимися надеждами и разочарованиями. Она не хотела любить его, нуждаться в нем, потому что он никогда не ответит на ее любовь и уж точно никогда не будет нуждаться в ней. После того как она уйдет из фирмы и не будет видеть его каждый день, он забудет о ней.
Она сама никогда его не забудет, но по крайней мере ей не придется жить с ним и притворяться, что она испытывает к нему то же самое, что и он к ней — уважение, восхищение и привязанность. Она прятала свою любовь к нему долгих три года. Сколько еще ей придется это делать?
— Я лучше поеду за покупками одна, — наконец сказала Клаудия.
— Хорошо. Я могу это понять. По крайней мере это честно. А я только этого и хочу — честности.
— Нет, ты не этого хочешь. Ты хочешь доказать, что можешь быть отцом. Не надо. Я верю тебе. Может быть, ты будешь лучшим отцом, чем я матерью. Если судить по сегодняшнему вечеру. Но это не означает, что я собираюсь выйти за тебя замуж.
— Хорошо, — сказал он с горечью в голосе и открыл для нее дверцу машины.
Джо стоял на тротуаре и смотрел, как она отъехала. Черт возьми, какая же она упрямая! Он даже не представлял этого. За последние три года она никогда так себя не вела. Но сейчас у нее на кону самое ценное. Ее ребенок. Так же, как и у него. Их ребенок.
Он не изменил своего решения жениться на ней. Но сейчас необходимо временно отступить. Своей настойчивостью он рискует отвратить ее от себя. Это точно так же, как в бизнесе. Он всегда знал, когда отступить, чтобы дать другой стороне время остыть. Но в то же время он никогда не терял из виду поставленную цель. И всегда получал то, к чему стремился. А на этот раз у него решимости было больше, чем когда-либо. На кон поставлено слишком многое. Гораздо больше, чем деньги, — будущее. Будущее его самого и будущее его сына… или дочери.
Придя домой, он понял, что там недавно побывали уборщики. Кругом ни пылинки, ни одной разбросанной вещи. Когда появится ребенок, все будет по-другому. Понадобится место для игрушек, кроватки…
С ребенком ему тут жить нельзя. Даже если она откажется выйти за него замуж, он будет брать малыша к себе, а в этом доме такое не разрешается. Но просто брать к себе малыша на какое-то время он не согласен. Ребенок должен жить с ним всегда. Он хочет воспитывать его так, как самого его никогда не воспитывали.
Зазвонил телефон. Клаудия. Он почувствовал облегчение, смешанное с надеждой.
— Джо, я… если ты действительно хочешь поехать со мной за покупками, я не возражаю.
Хорошо. — Сейчас не время спрашивать ее, почему она передумала. Надо просто принимать ее решение как подарок. — Во сколько за тобой заехать?
— Как насчет двенадцати?
— Может быть, ты приедешь ко мне? Я закажу рогалики и кофе.
— Ты не… Хорошо.
— У тебя есть мой адрес? — спросил он.
Адрес у нее был, и на следующее утро, когда она подошла к двери, он встретил ее у порога.
— Ты выглядишь как-то… иначе, — сказал Джо, не в силах отвести взгляд от ее облегающего голубого свитера и обтягивающих бедра джинсов. Он всегда видел ее только в деловом костюме. И тогда, в Коста-Рике, он вспоминал о ней, одетой именно так. Консервативные темные тона и безукоризненный покрой.
Он сам удивился, что до вчерашнего вечера не замечал, какая у нее грудь. А сейчас не мог оторвать от нее глаз. Возможно, дело все в тех же деловых костюмах, которые выглядят как униформа? А может быть, беременность превратила ее в спелый персик? Безусловно, в памяти осталась та ночь в офисе, когда она сбросила с себя красное рождественское платье, но это был скорее сон, а не реальность.
— Я чувствую иначе, — улыбнулась в ответ Клаудия. — Сегодня я себя чувствую хорошо. — И действительно, на ее щеках играл румянец.
— Думаю, мне не надо спрашивать, почему ты передумала.
— Не надо, — ответила она.
После его возвращения из Коста-Рики в ней произошли изменения, связанные не только с грудью. Изменилось ее отношение к нему. Раньше последнее слово всегда оставалось за ним. Теперь нет. Она решает все вопросы и в отношении ребенка, и в отношении его планов.
Он разложил на столе еду и соки и с наслаждением смотрел, как она ест и пьет.
— Ты так смотришь на меня, — сказала она, намазывая мягким сыром второй рогалик. — Я знаю, что скоро буду весить двести фунтов, но я так хочу есть.
— Да хоть триста фунтов, мне все равно, — ответил он. — Я все еще хочу жениться на тебе. Сейчас.
Клаудия отложила рогалик и посмотрела на него.
— Извини, — сказал Джо. — Я забыл. Я не собирался больше об этом говорить. Во всяком случае, сегодня.
— Хорошее здесь место, сказала она после долгой паузы, оглядывая светлые стены и высокие потолки. — Но почему у тебя нет никаких картин?
— Есть. В гостиной висит копия Шагала.
— Я имею в виду какие-нибудь фотографии. Может, твоей семьи.
— Моих родителей? Ты хочешь посмотреть фотографии моих родителей?
— Просто интересно, — ответила Клаудия. Она понятия не имела, что растревожила осиное гнездо.
— Однажды ты спросила, почему я каждый раз перестаю встречаться с женщиной, как только замечаю к себе интерес.
— Забудь об этом, — ответила она. — Это не мое дело.
— Ты рассказала мне о своих родителях, теперь я расскажу о своих.
— Это необязательно. — Она не хотела знать о Джо больше того, что уже знала. Не хотела втягиваться еще больше. Ей хотелось верить, что он вылупился из яйца, уже одетый в костюм-тройку, итальянские ботинки и дорогие рубашки.
— Ребенком я был просто исчадие ада, — сказал он. — По крайней мере они меня всегда так называли.
— Кто, твои родители? — спросила она, широко открыв от удивления глаза.
— Они, учителя, а также директор пансиона, куда они меня отправили в десятилетнем возрасте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14