— Глория!
— Да? — Она старалась говорить спокойно.
— Что, черт возьми, происходит? — его голос вибрировал от еле сдерживаемого гнева. — И не притворяйся, что ничего не понимаешь.
Она именно так и собиралась поступить, но его слова вывели ее из себя. «Ах, мы сердимся! Подумать только, какие мы нервные. А не ее ли только что провели, как малолетнюю девчонку?» Глория бросила тряпку в ведро и отодвинула его ногой к стене. Глубоко вздохнув несколько раз, она выпрямилась и посмотрела на Джонатана.
— Чего я действительно не понимаю, так это твоей вспышки гнева.
Она посмотрела ему прямо в глаза, но тут же пожалела об этом: они сверкали огнем.
— Что все это значит? — снова спросил Джонатан. — Я прихожу домой, думая, что меня там ждет нежная записка от моей жены, в которой она приглашает меня на романтическое свидание. А вместо этого я вижу, что она увезла половину своих вещей из нашего дома. И никакой записки, и никакого объяснения.
— Какие мы чувствительные… А ты пересчитал серебро? — Глория перевела дыхание, надеясь, что ее голос перестанет дрожать. В эту минуту она была похожа на готовый взорваться вулкан.
— Прекрати. — От гнева Джонатан не мог говорить. — Скажи, что случилось?
— Я просто решила, что не буду жить с человеком, который мне не верит.
От удивления Джонатан даже открыл рот. При других обстоятельствах Глорию это бы развеселило, но сейчас она была охвачена яростью.
— С чего ты это взяла? Что это за очередная глупость?
— Не смей называть меня глупой! — закричала она. — Ты зря со мной так поступаешь. У тебя ничего не выйдет. Как не вышло у тех ублюдков, которые пытались меня шантажировать!
Джонатан застыл на месте.
— Кто? Мне нужны имена.
Он убьет этих ублюдков, потом попытается заставить Глорию сказать, что произошло… Внезапно он понял, что она имела в виду.
— Ты сравниваешь — меня с ними?
— Забудь об этом. Это в прошлом, — тихо сказала она. — Это несущественно.
— Черта с два, это несущественно. Ты часть моей жизни, как и я — часть твоей. И я хочу знать обо всех, кто пытался тебя оскорбить…
— Тогда тебе придется начать с себя, — выпалила Глория. — Нет ничего более оскорбительного, чем когда тебе сообщают, что твое прошлое вызывает определенные изменения в брачном контракте.
— Что?!
— Не смей так орать на меня! Вы знаете, о чем я говорю, мистер Крейг. Ваш сторожевой пес защищал ваши интересы: в случае, если мы порвем наши отношения… Что ж, пожалуй, это самое мы и сделаем… незамедлительно!
— И не надейся, что так будет! — заорал Джонатан.
Немного помолчав, он спросил:
— Почему ты ушла?
— Я подумала, что так будет лучше, принимая во внимание…
— Принимая во внимание что? Что там еще за новости с этим договором? Я не уйду отсюда, пока ты мне не скажешь.
Глория нагнулась и подняла ведро, окинув взглядом вымытый ею участок квартиры.
— Пошли со мной.
Джонатан шел за ней, восхищаясь движениями ее стройного тела: несмотря на бесформенную спецодежду, Глория выглядела великолепно. Джонатан прошел за ней в соседнюю комнату и закрыл дверь. Глория остановилась перед столом и повернулась к нему. Он подошел к ней, протянул руки к ее талии. Она оттолкнула его руки, но он не отошел.
— Рассказывай.
— Сегодня у меня была встреча с мистером Робертом Маннингом из «Маннинг и Шарп».
Он сказал мне, что они должны помнить о твоих интересах, и поэтому он дополнил параграф шестой нашего соглашения. Он сказал, что это из-за моего ненадежного прошлого…
— Подожди минуту! Ты ошибаешься, Глория…
— Нет, не ошибаюсь. Я подписала этот документ сегодня. — Она судорожно вздохнула. Но я решила, что не хочу жить с человеком, который настолько мне не доверяет, что…
— Что ты решила просто уйти, вместо того, чтобы сесть и обговорить это. Так?
«Зачем говорить ему о боли, которая переполняла ее сердце?»
— Да.
— Ну, знаешь! Мне жаль, что ты так думаешь, но у меня тоже есть права. Ты можешь выбросить меня из своей жизни, даже не выслушав…
— Я тебя не выбрасываю. Я ушла. Я снова живу в своей старой квартире…
— …где и я буду находиться сегодня ночью и каждую ночь, пока ты там.
Не дав ей возможности ответить, он повернулся на каблуках и выскочил из квартиры, громко хлопнув дверью.
— Кретин, — обругала Глория пустую комнату. Все время, пока она работала в этот вечер, у нее в голове проносились обрывки их разговора и ее собственные мысли по этому поводу. Он будет жить в ее квартире. Нет, не будет. Может, стоило его выслушать? Чепуха. Это он подал своему адвокату идею изменить договор. Может быть, разговор с Джонатаном мог бы прояснить кое-какие вещи? Никогда.
Желая проветрить голову, Глория вышла на улицу. Осторожная после нападения грабителя, она держала в руке газовый баллончик. Услышав какой-то звук, она резко обернулась. Она увидела огромную фигуру и направила на нее баллончик.
— Черт побери, Глория! Мои глаза…
— Джонатан?! Боже! Я думала, ты бандит… Она поморщилась, когда он согнулся, прижимая руки к глазам. — Тебе, наверно, больно.
Он сильно закашлял.
— Ты, кажется, всегда сначала делаешь, а потом думаешь…
Несмотря на болезненные ощущения, Джонатан был рад, что Глория могла постоять за себя. Но он злился на нее за то, что ее жертвой стал именно он. Когда он ушел от нее, он проверил все, что она ему рассказала, и рассердился на нее еще больше за то, что она так быстро поверила в самое худшее. Он попытался связаться с Маннингом, но того не было ни в офисе, ни дома.
Джонатан почувствовал, как Глория взяла его за руку, пока он вытирал свои слезящиеся глаза. Она подвела его наверх, к себе домой.
— Потерпи, пока я открою дверь, — сказала она. — Вода должна помочь. Мне очень жаль, что так получилось.
Ты уверена, что это не кислота? — спросил он. Его глаза так сильно болели, что он не мог их открыть.
— Ты стал какой-то вспыльчивый.
— Вспыльчивый? Я? Ты только что обдала меня струей аммиака, и я еще вспыльчивый? Черт возьми, Глория!
«Если даже это будет моим последним деянием на земле, я сделаю так, чтобы она все поняла», — с отчаянием подумал Джонатан.
Глория открыла дверь и провела его в комнату. При желтом свете лампы она хорошенько рассмотрела его и вздрогнула.
— У тебя глаза немного покраснели… и опухли, — прошептала она.
— Да, я и сам мог бы это сказать. Ты ведь могла ослепить меня.
— Не преувеличивай, — пробормотала она.
Чувствуя себя виноватой, она намочила чистый носовой платок в холодной воде и начала прикладывать его к пораженным участкам.
— О-о-о! Глория, мне больно. А-а-а, полегче! Она отступила на шаг назад.
— Не будь ребенком.
— Тебе никто не посылал струю аммиака в глаза, Глория?
— Вот видишь, ты очень вспыльчивый.
— Хватит, Глория, мне больно.
— Послушай, ты ведь не думаешь, что я сделала это нарочно?
— Не думаю? После того, что ты сегодня выкинула, я могу подумать все, «то угодно.
Она посмотрела не него внимательно, и ее уверенность немного поколебалась. Но потом она встряхнула головой.
— Я неплохо разбираюсь в том, что черное и что белое. И пока еще верю себе.
— Я тоже. Но еще я верю в то, что мы говорили друг другу. — Джонатан взял ее за руку.
Встревоженная, Глория повернулась к нему лицом.
— Может, нам нужно поехать к доктору? Я отвезу тебя в больницу…
— Я не уйду отсюда ни под каким предлогом!
— Ты не можешь остаться у меня. Моя квартира очень маленькая.
— Как-нибудь помещусь. В крайнем случае, могу переспать на кухонном коврике.
Оскорбленная, Глория сердито сверкнула на него глазами.
— Знаете, я очень заботливый человек, Джонатан Крейг, и я бы не стала…
— Конечно, именно поэтому ты бросила меня, не оставив даже записки.
— Я тебе объяснила, — надменно сказала она.
— Ничего ты не объяснила, но тебе придется это сделать.
— Не пугай меня.
— Я тебя не пугаю, и ты это знаешь, и прекрати называть меня полным именем, как будто ты читаешь мне обвинительный приговор.
— Может, так оно и есть.
ГЛАВА 9
Адская неделя!
Иначе нельзя назвать те пять дней, которые прошли с тех пор, как Глория переехала в свою квартиру.
Джонатан переехал вместе с ней и спал на раскладушке в другой комнате.
Уже на следующий день все в квартире было перевернуто вверх дном. Везде валялась одежда, постельные принадлежности, какие-то бумаги, грязная посуда, пустые картонные коробки, в которых Джонатан приносил себе еду.
Глория готовила себе сама, но без всякого удовольствия, не обращая внимания ни на вкус, ни на разнообразие пищи. Джонатан покупал готовые блюда.
— Питаясь этими отбросами, ты не станешь преуспевающим бизнесменом, — сказала она ему однажды вечером, держа в вытянутой руке пустую картонку, в которой когда-то было жаркое.
— А твоя сварливость только повысит кислотность твоего желудка, — ответил он, вырывая картонку у нее из рук.
— Если бы я знала, что ты куришь, — надменно произнесла Глория, — я бы не стала даже думать о том, чтобы жить с тобой.
«Лгунья, — подумала она. — Да я проползла бы на коленях через весь остров, чтобы только быть с ним вместе».
— Если я останусь с тобой, — сказал Джонатан, направляясь в ванную, — мне придется отказаться от табака и перейти на опиум.
— Я не сварливая, — прошептала она в закрытую дверь ванной.
Ей пришлось силой заставить себя бросить красивый шерстяной костюм Джонатана туда, где он до этого валялся. Пусть сам о нем позаботится.
Он отказался пользоваться ее шкафом. Помимо этого шкафа единственным местом, где можно было кое-что повесить, были крючки на двери. У Джонатана были красивые шелковые и хлопчатобумажные рубашки, и все они висели на этих крючках. Квартира была объявлена зоной военных действий.
Но хуже всего обстояло положение с кухней. Они не ели там вместе, потому что редко бывали дома одновременно. Джонатан уходил по утрам до того, как Глория просыпалась, а она специально работала каждую ночь, хотя в этом не было никакой необходимости, и приходила домой, когда он уже давно спал.
— Я ненавижу беспорядок, — раздраженно сказала она однажды вечером перед уходом, но тут же пожалела об этом. Она хотела сказать, что ненавидит их отчужденность.
— Я тоже, — ответил Джонатан. — Я закажу мусоросборщик, он подъедет к окну, и мы сможем все выбросить. — Он хотел сказать, что ему наплевать на то, как он живет, если она его не любит. Но он ее никогда не отпустит.
— Так и сделай.
«Выброси все, — добавила она про себя, только не меня, Джонатан, только не меня».
Глория действительно ненавидела беспорядок, но она знала, что ненавидит еще больше. Она ненавидела свой страх, с которым она ждала того дня, когда Джонатан скажет ей, что переезжает обратно к себе. Тогда она умрет. У нее было достаточно времени, чтобы обдумать свой опрометчивый поступок и усомниться в словах Роберта Маннинга, который на самом деле и не был адвокатом Джонатана. Если бы только она сначала поговорила с Джонатаном, может быть, сейчас она не чувствовала бы себя такой несчастной. Если бы только она смогла найти слова, чтобы заговорить с ним об этом, может быть, они скоро преодолели бы эту отчужденность.
На следующий день Глория не пошла на работу вечером. Джонатан удивленно посмотрел на нее.
— Ты заболела?
Она покачала головой. Выбилась из сил вот на что это было больше похоже. В этот день утром она решила, что им с Джонатаном уже давно пора поговорить. Но как ей начать?
— Ты знаешь, что Элизабет и Брендон приезжают сюда через несколько дней? — спросила она, струсив в последний момент и поэтому начав издалека.
Он кивнул:
— Я подумал, что они могут остановиться у меня на Набережной.
— Тогда нам нужно позвонить Элизабет…
— Я говорил с Брендоном.
От его резкого тона Глория широко раскрыла глаза. «Какие у нее красивые глаза», — подумал Джонатан.
— Он мой партнер. Я разговариваю с ним почти каждый день.
— Конечно, — холодно сказала она.
— Им нравится набережная Темзы, — добавил он более мягко.
— Да. Там есть свободные квартиры?
— Я предложил им нашу.
— Зачем? — она испуганно смотрела на него. — Что они сказали?
— Поблагодарили, — ответил он. — А если тебя волнует, что они подумали, не стоит беспокоиться. Они знают только, что мы переехали сюда.
— И теперь они будут думать, почему? Джонатан пожал плечами.
— Ну и что? Пусть думают.
Он схватил свой пиджак и вопросительно посмотрел на Глорию.
— Хочешь, я принесу тебе чего-нибудь перекусить?
— Нет, я думаю приготовить салат…
— Отлично. Не буду тебе мешать.
Он надел пиджак, схватил ключи и вышел.
— Я хотела сказать, что у меня хватит на двоих… — проговорила Глория ему вслед, но он уже не слышал.
Она прошла на кухню и без всякого воодушевления занялась салатом. Единственное, что она любила делать, — резать чеснок. Сильный запах заставлял ее ненадолго забыть о Джонатане и давал возможность сосредоточиться на чем-нибудь еще. С тех пор как они стали встречаться, Джонатан настаивал на том, чтобы они оба ели чеснок, если его подавали им в ресторане, чтобы не чувствовать запахи. Глория упрямо добавила две головки вместо одной.
Телефон зазвонил, когда она ставила кастрюлю на плиту, чтобы сварить соус.
— О, Элизабет! Рада, что ты позвонила. Мы так вас ждем.
Извинившись и сказав, что она обедает, Глория быстро закончила разговор. Элизабет очень умная. Она сразу же заметит напряжение между ней и Джонатаном. Возникнет недоумение, потом вопросительные взгляды.
Глория вздрогнула «и наклонилась над раковиной, уверенная, что ей сейчас станет плохо. Однако тошнота прошла, и она выпрямилась, тяжело дыша.
— Что такое?
Она даже подпрыгнула от резкого голоса Джонатана.
— Я не слышала, как ты вошел. Ты что-нибудь забыл?
— Нет. С тобой что-то происходит? Что?
Она пожала плечами.
— Элизабет только что звонила. Они с Брендоном приедут, как и собирались.
Он нахмурился.
— Я это знал. Почему тебя стошнило?
— Меня не стошнило. Но если ты тоже хорошенько подумаешь о том напряжении, которое возникнет, когда они приедут, и тебе станет плохо.
Джонатан покачал головой.
— Тебе стало плохо не от этого. Что-то заставило меня вернуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14