https://wodolei.ru/catalog/uglovye_vanny/assimetrichnye/
нет, умер, сказал я вслух и услышал, как хлопнула дверь, это освобожденная от пут магда последовала за представителем закона, я и помахать ей не успел
на меня по-прежнему никто не смотрел, я прошел в соседнюю комнату и увидел знакомую полицейскую барышню, спящую петру в сизых кудряшках, она сидела в кресле с откинутой головой, на белом надутом горле синела тугая жила, зеркальце можно было не прикладывать — она дышала, хотя и тяжело, с присвистом, на столе перед ней лежала чешуйчатая папка с упанишадскими птичками, знакомая папка! подтекающая саспенсом! ясно, что папку нужно было взять, и я взял
сначала я хотел засунуть ее под форму, там внутри есть карманчик для счетов и прочего, но папка не влезла и выпирала под синим сатином бесстыдно, тогда я ее вытащил, положил на стол и стал выдирать листки, распихивая их по карманам, никто из полицейских и глазом не моргнул, я даже удивился, они как будто сквозь меня глядели, эти ребята, хотел бы я знать, за кого они меня принимали?
потом я пошел к себе и прочел записки профессора, вернее, то, что было на листках, не так, как раньше, у него в номере — торопливо перелистывая, прислушиваясь к шагам в коридоре, — нет, я прочел их медленно, разглядывая рисунки, подчеркнутые слова, восклицательные знаки на полях, и теперь я знаю то, чего не знала фиона, когда в яме с осыпающимися красным песком краями мы говорили с ней о любви и смерти, я знаю, отчего все умерли, но это уже, наверное, все равно, разве нет?
From : др. Фиона Рассел
russellfiona@hotmaiI.com
То: Густоп
gzemeroz@macedonia.eu.org
(распечатать для профессора Форжа)
Помните, что вы сказали, когда — с такой опаской — дали мне в руки письмо Иоанна?
Некоторые страницы утрачены, сказали вы, но я сделал вывод, в котором не сомневаюсь: основным артефактом, дающим власть и бессмертие, является дерево как символ всякой жизни.
С этим трудно не согласиться, подумала я тогда. В алхимии arbor philosophica — Древо Познания, а дерево со знаками семи планет представляет первоматерию, это вам любой гарсон из Челси подтвердит не задумываясь.
Навскидку: Ашшваттха, индийская смоковница с корнями на небе, отражающая законы Космоса, китайское древо жизни Киен-Му, по стволу которого поднимаются в небеса солнце и луна, древо жизни ассирийцев, перед которым читали молитвы о воскрешении мертвых, космическое древо Каббалы и десять его сефирот… да что там — примеров бесконечное количество. Вы тогда цитировали мне Упанишады, где сказано, что ветви дерева суть эфир, воздух, огонь, вода и земля, а само дерево — это символ неистощимой жизни, а значит — бессмертия.
У нас не возникло сомнений в том, что деревянный жезл с медной инкрустацией, похожей на руну As, или Ansur, обозначающую божественную силу в действии, является артефактом дерева. Руна As, как известно, следит за соблюдением порядка в Космосе! — сказали вы тогда, — недаром она украшает жезл, похожий на маршальскую палочку!
Боже мой, вы радовались, как ребенок, заполучивший вожделенную игрушку!
Помните, вы сказали мне, что самое странное место в Иоанновом тексте — это отрывок об ангеле?
Ну то, где говорится, что владелец артефакта огня, пребывающий в плену ложного знания, однажды заглянет в глаза ангелу, после чего его знание станет истинным.
Мы еще долго обсуждали — Иоаннов ли это домысел или перевод с языка страны, откуда прибыли дары для Ватикана. Запись могла оказаться недостоверной, то есть по мере разумения пересказанной автором.
Я говорила, что ангелом мог оказаться любой небесный посланник, малах-а-мавет из Талмуда, например, или мексиканский божественный пес Шолотль, брат-близнец Кецалькоатля, да кто угодно, собственно, просто в Иоанновом изводе он превратился в ангела, потому что так ему, Иоанну, было понятнее. Я и сейчас так думаю.
После смерти Йонатана вы — довольно хладнокровно, надо заметить, — сказали мне: хотел бы я увидеть, что запечатлено на его сетчатке.
Ведь он заглянул в глаза ангелу, бедняга, и уже никому не сможет об этом рассказать, сказали вы, заглядывать в глаза ангелам — дело небезопасное.
Я еще глупо пошутила, что, мол, гораздо интереснее было бы посмотреть на изумленного ангела, увидевшего свое отражение в глазах Йонатана Йорка.
Я бываю просто невыносима, когда думаю, что у меня есть чувство юмора.
Так вот, профессор, я думаю, что в свете сложившихся обстоятельств этот отрывок об ангеле должен насторожить вас, потому что он касается именно вашего артефакта.
Потому, что это артефакт огня.
Где-то во вскрытой нами камере осталась лежать первая, скорее всего круглая, часть деревянного приспособления на манер огнива, вторую, продолговатую, часть которого мы приняли за жезл. Почему огнива? Потому, что теперь я в этом уверена, а у меня острый глаз археолога, живущего в мире поломанных и разбитых вещей. Жаль только, что это пришло мне в голову так поздно.
Полагаю, что лев, или похожий на него зверь, украшает утраченную часть вашего деревянного огнива. Почему — лев? Потому что, скорее всего, без него не обошлось. Уверена, что он изображен на кольце или ступке, на том предмете, в который вставляется этот ваш пестик, на предмете, который мы просто-напросто не нашли.
А царь миров Огня имеет облик льва, первого из всех зверей.
Медь — тело его, и также тело всех архонтов, принадлежащих Огню, — медь.
…Дух его также пребывает в лжеучениях, которые служат огню и приносят жертву огню.
Помните бойскаутский метод добывания огня с помощью лука, деревянной палочки и куска дерева с выемкой? Тетиву следует обернуть вокруг сухой палочки, установить деревяшку в выемку другой деревяшки и вращать, двигая луком вперед и назад… помните? Вот эта штука и есть ваш артефакт, дорогой Оскар, и теперь можете послать меня ко всем чертям.
Именно две палочки, выстроганные из смоковницы — Пуруравас и Урваши, — порождают огонь Agni ! Тереть их нужно в определенном ритме и при этом произносить любовную мантру или что-то в этом роде, по крайней мере, если вы совершаете ведийское жертвоприношение.
Простите, Оскар Тео. Вам, вероятно, опротивели мои попытки пошутить.
Но я так устала и до такой степени разочарована мальтийской историей, что мне пришлось собрать все свои силы, чтобы приступить к этому письму, за которое вы вряд ли когда-нибудь будете мне благодарны.
Подумайте о том, что может означать этот артефакт, если именно он открывает вам дорогу к познанию, власти и бессмертию, как утверждает ваш приятель Иоанн, смотритель монастырской кладовки. Боже мой, разве можно этого хотеть на самом деле?
Подумайте, не вам ли придется… хотя что я тут читаю вам лекцию, довольно того, что я изложила свои соображения. А вы дочитали их до конца. Или не дочитали.
Ваша Фиона Расселл
МОРАС
без даты
reasons
сегодня мне сказали, что вечером придет цирюльник и всех будут стричь, но я не хочу, не буду
у меня есть на то четыре причины
если я — шумер, то мои волосы подобны дыму, они защищают от злых духов
если я — шива, то растрепанные волосы — символ моего отречения
если мне, как изиде, скорбящей об озирисе, отрежут белую прядь, то скорбь потеряет силу
я же знаю воистину тайну локона, который украшает лоб божественного мальчика, говорит один мертвый из книги мертвых, я тоже знаю, но если я им скажу, они снова станут переглядываться
а вот мятежник авессалом, говорит лукавая католичка франка, запутался волосами в ветвях дуба и его убили
а вот самсон зато, говорю я ей, к тому же я принадлежу другой конфессии
а вот египетские жрецы, говорит франка, они ведь бритые
так то жрецы, говорю я, а дети царской крови носили косичку на правой стороне головы, а чтобы огорчить тебя до крайности, скажу, что имя гор означает дитя с густою прядью
отстань, далила
без даты
вот блейковский демон-устроитель — то есть, простите, сэр! демиург — лепил вещи из первоматерии, будто дитя из пластилина, а первоматерию ему принесли в цветной коробке с инструкцией в картинках, да? с чего бы я начал, когда бы ее мне принесли, с любви бы я начал, любовь разбухает во мне, будто униженная почва от воды, если верить корану, и непонятно, куда девать всю эту любовь
но все эти люди, о которых я думаю с утра до вечера, они ведь без любви сделаны, как и я сам, в них есть ненужные longueurs, как и во мне самом, ненужный надрыв и ненужная слякоть, стая усталых птиц в поисках шаха симурга, обнаруживших, что симург — это они, изумленно глядящихся в розовые зеркала в саду, где погода горизонтальна, согласно барометру, движущемуся вдоль и поперек, впрочем, это я, пожалуй, чужую сказку рассказываю, но что же? все эти люди, проходящие через мой рот, согласно хрисиппу, становятся частью меня и частью моей любви — и вот, умирая, они забирают с собой эту любовь, и я могу вздохнуть и рассмеяться, и
без даты
desacuerdo
мне приставили чью-то голову, как ганеше приставили голову слона
только у ганеши толстый девственный живот, а у меня исколотая неблагообразная задница, к тому же я высох и живу росой, как греческая цикада, сделанная из бессмертного титона
доктор лоренцо сказал, что, если я не начну есть, они прибегнут к убедительным методам
убедительные методы — это внебрачные дети других возможностей? меня же беспокоит несоответствие: отчего в окне я вижу мальтийскую ртутную воду и пляж мелихха, а в клинике все говорят на каталанском? неужели ради меня? правда, на испанском языке лоренцо привкус чили, и это здорово освежает
бедняги, надо сказать им, что я понимаю все языки, даже язык цветов
вьюнок означает покорность, желтая герань — возвращение в трезвый рассудок, ноготки — беспокойство, а тамариск — преступление
сестра винтер больше не приходит, наверное, умерла
умирая, сестры винтер превращаются в цикламены
без даты, вечер
по утрам уже довольно жарко, после полудня появляется дождь, мгновенно и ниоткуда, как возникает ссора, несколько острых взглядов, неловкий жест и — хлынуло! в отеле мне не платят вторую неделю, и не с кем поговорить с тех пор, как в начале апреля уехала фиона, в феврале француз свалился в канаву с железными трубами, в марте йонатан отравился олеандровым дымом, а три дня назад пристрелили профессора и студент с глазами, как серые вербовые почки, заснул в ванной, накачавшись снотворным, ничего себе список необходимых потерь! sie haben alle mude munde — жаль, что я не мастер писать детективные истории, да тут и писать нечего — нет ни убийцы, ни мотива, одни сгущенные обстоятельства и разбавленные недоразумения, правда, следователь аккройд так не думает, полицейские продержали нас с хозяином целое утро в участке, теперь хозяин смотрит на меня косо и на днях окончательно выгонит
без даты
лысый доктор лоренцо в прошлой жизни звался отец долан
вы такой выдумщик, ниньо, говорит он, склоняя продолговатую голову к плечу, руки его ласково перебирают друг друга, как будто нащупывают невидимую линейку, чтобы — раз! раз! — треснуть меня по запястью, взметнув рукава сутаны: я по лииу вижу, что ты плут!
наш мальчик cambia de opini у n сото de camisa, у него семь пятниц на неделе, говорит лоренцо, запуская пальцы в еле заметную бороду, он взялся ее отращивать и чувствует себя неуверенно, борода выдает грязно-русый оттенок его волос и их слабость наперекор лысине, блестяще утверждающей virilidad и sabiduria
это у меня-то семь пятниц на неделе? да у меня вечер субботы с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года
ДНЕВНИК ПЕТРЫ ГРОФФ
26 апреля
Даже не знаю, с чего начать, бррр… чернила в ручке замерзают от ужаса.
Они все умерли! Все.
Теперь совершенно очевидно, что умерли все, кто заходил в этот самый кенотаф, и со вчерашней ночи это слово мне отвратительно. Как и слово артефакт.
Но попробую записать все-таки. А то завтра в голове все перепутается и переменится. Аккройд только что привез меня домой из больницы и велел ложиться спать, но я не могу, меня всю колотит, как будто я сижу в коридоре у дантиста и слышу омерзительный сверлящий звук и стоны, доносящиеся из-за двери.
Когда я пришла к нему, к профессору Форжу, было уже восемь, но он не удивился и впустил меня в номер, где повсюду стояли пепельницы, даже в ванной — он курит на ходу, а не так, как Вероника. Та курит не иначе, как забравшись с ногами в кресло, с сигаретой непременно наотлет, как же я по ней соскучилась, по дурочке, просто нет сил.
Профессор посадил меня на диван, а сам сел на стул верхом, положив подбородок на руки, а руки на спинку стула. На нем был синий вязаный свитер, надетый на голое тело, и выгоревшие голубые джинсы.
Не знаю почему, но мне хочется записать все подробно. Может, потому, что это последние слова о двух людях с континента, которые еще позавчера мне были безразличны, а теперь я по ним ужасно скучаю.
И потом — кроме меня, никто о них ничего не скажет, потому что я одна знаю и понимаю все. Ну или почти все.
Я задавала профессору свои вопросы — записала их в блокноте, чтобы не забыть, — а он разглядывал меня молча, как будто впервые увидел, и, что самое ужасное, смотрел мне на грудь, а ведь он такой старый. При этом у него как-то странно дергались усы. Пришлось делать вид, что я не замечаю. Ведь на этот раз не он у меня в кабинете, а я у него в спальне.
Я спросила: видит ли он связь между рукописью и смертью троих людей, в том числе его собственной невесты? Он сказал, что нет и что эта тема его утомляет.
Я думаю! Смерть вообще крайне утомительная штука.
Я спросила: откуда взялись артефакты — тьфу, мерзкое слово! — у погибших Лева и Йорка и куда тогда делись все остальные? Он сказал, что об остальных ему ничего не известно.
— Я уже сообщал полиции, — сказал он с заметным раздражением, — что, разбирая архивы, наткнулся на рукопись, в которой сообщается точное местоположение захоронения, имеющего непосредственное отношение к средневековой алхимической практике, за все остальное несет ответственность экспедиция, к которой я не имею никакого отношения. Так и запишите в вашем девичьем блокнотике!
М-да. Вот бы мне научиться излагать свои мысли подобным образом!
Я спросила, известно ли ему, что доктора Расселл и Густава 3.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
на меня по-прежнему никто не смотрел, я прошел в соседнюю комнату и увидел знакомую полицейскую барышню, спящую петру в сизых кудряшках, она сидела в кресле с откинутой головой, на белом надутом горле синела тугая жила, зеркальце можно было не прикладывать — она дышала, хотя и тяжело, с присвистом, на столе перед ней лежала чешуйчатая папка с упанишадскими птичками, знакомая папка! подтекающая саспенсом! ясно, что папку нужно было взять, и я взял
сначала я хотел засунуть ее под форму, там внутри есть карманчик для счетов и прочего, но папка не влезла и выпирала под синим сатином бесстыдно, тогда я ее вытащил, положил на стол и стал выдирать листки, распихивая их по карманам, никто из полицейских и глазом не моргнул, я даже удивился, они как будто сквозь меня глядели, эти ребята, хотел бы я знать, за кого они меня принимали?
потом я пошел к себе и прочел записки профессора, вернее, то, что было на листках, не так, как раньше, у него в номере — торопливо перелистывая, прислушиваясь к шагам в коридоре, — нет, я прочел их медленно, разглядывая рисунки, подчеркнутые слова, восклицательные знаки на полях, и теперь я знаю то, чего не знала фиона, когда в яме с осыпающимися красным песком краями мы говорили с ней о любви и смерти, я знаю, отчего все умерли, но это уже, наверное, все равно, разве нет?
From : др. Фиона Рассел
russellfiona@hotmaiI.com
То: Густоп
gzemeroz@macedonia.eu.org
(распечатать для профессора Форжа)
Помните, что вы сказали, когда — с такой опаской — дали мне в руки письмо Иоанна?
Некоторые страницы утрачены, сказали вы, но я сделал вывод, в котором не сомневаюсь: основным артефактом, дающим власть и бессмертие, является дерево как символ всякой жизни.
С этим трудно не согласиться, подумала я тогда. В алхимии arbor philosophica — Древо Познания, а дерево со знаками семи планет представляет первоматерию, это вам любой гарсон из Челси подтвердит не задумываясь.
Навскидку: Ашшваттха, индийская смоковница с корнями на небе, отражающая законы Космоса, китайское древо жизни Киен-Му, по стволу которого поднимаются в небеса солнце и луна, древо жизни ассирийцев, перед которым читали молитвы о воскрешении мертвых, космическое древо Каббалы и десять его сефирот… да что там — примеров бесконечное количество. Вы тогда цитировали мне Упанишады, где сказано, что ветви дерева суть эфир, воздух, огонь, вода и земля, а само дерево — это символ неистощимой жизни, а значит — бессмертия.
У нас не возникло сомнений в том, что деревянный жезл с медной инкрустацией, похожей на руну As, или Ansur, обозначающую божественную силу в действии, является артефактом дерева. Руна As, как известно, следит за соблюдением порядка в Космосе! — сказали вы тогда, — недаром она украшает жезл, похожий на маршальскую палочку!
Боже мой, вы радовались, как ребенок, заполучивший вожделенную игрушку!
Помните, вы сказали мне, что самое странное место в Иоанновом тексте — это отрывок об ангеле?
Ну то, где говорится, что владелец артефакта огня, пребывающий в плену ложного знания, однажды заглянет в глаза ангелу, после чего его знание станет истинным.
Мы еще долго обсуждали — Иоаннов ли это домысел или перевод с языка страны, откуда прибыли дары для Ватикана. Запись могла оказаться недостоверной, то есть по мере разумения пересказанной автором.
Я говорила, что ангелом мог оказаться любой небесный посланник, малах-а-мавет из Талмуда, например, или мексиканский божественный пес Шолотль, брат-близнец Кецалькоатля, да кто угодно, собственно, просто в Иоанновом изводе он превратился в ангела, потому что так ему, Иоанну, было понятнее. Я и сейчас так думаю.
После смерти Йонатана вы — довольно хладнокровно, надо заметить, — сказали мне: хотел бы я увидеть, что запечатлено на его сетчатке.
Ведь он заглянул в глаза ангелу, бедняга, и уже никому не сможет об этом рассказать, сказали вы, заглядывать в глаза ангелам — дело небезопасное.
Я еще глупо пошутила, что, мол, гораздо интереснее было бы посмотреть на изумленного ангела, увидевшего свое отражение в глазах Йонатана Йорка.
Я бываю просто невыносима, когда думаю, что у меня есть чувство юмора.
Так вот, профессор, я думаю, что в свете сложившихся обстоятельств этот отрывок об ангеле должен насторожить вас, потому что он касается именно вашего артефакта.
Потому, что это артефакт огня.
Где-то во вскрытой нами камере осталась лежать первая, скорее всего круглая, часть деревянного приспособления на манер огнива, вторую, продолговатую, часть которого мы приняли за жезл. Почему огнива? Потому, что теперь я в этом уверена, а у меня острый глаз археолога, живущего в мире поломанных и разбитых вещей. Жаль только, что это пришло мне в голову так поздно.
Полагаю, что лев, или похожий на него зверь, украшает утраченную часть вашего деревянного огнива. Почему — лев? Потому что, скорее всего, без него не обошлось. Уверена, что он изображен на кольце или ступке, на том предмете, в который вставляется этот ваш пестик, на предмете, который мы просто-напросто не нашли.
А царь миров Огня имеет облик льва, первого из всех зверей.
Медь — тело его, и также тело всех архонтов, принадлежащих Огню, — медь.
…Дух его также пребывает в лжеучениях, которые служат огню и приносят жертву огню.
Помните бойскаутский метод добывания огня с помощью лука, деревянной палочки и куска дерева с выемкой? Тетиву следует обернуть вокруг сухой палочки, установить деревяшку в выемку другой деревяшки и вращать, двигая луком вперед и назад… помните? Вот эта штука и есть ваш артефакт, дорогой Оскар, и теперь можете послать меня ко всем чертям.
Именно две палочки, выстроганные из смоковницы — Пуруравас и Урваши, — порождают огонь Agni ! Тереть их нужно в определенном ритме и при этом произносить любовную мантру или что-то в этом роде, по крайней мере, если вы совершаете ведийское жертвоприношение.
Простите, Оскар Тео. Вам, вероятно, опротивели мои попытки пошутить.
Но я так устала и до такой степени разочарована мальтийской историей, что мне пришлось собрать все свои силы, чтобы приступить к этому письму, за которое вы вряд ли когда-нибудь будете мне благодарны.
Подумайте о том, что может означать этот артефакт, если именно он открывает вам дорогу к познанию, власти и бессмертию, как утверждает ваш приятель Иоанн, смотритель монастырской кладовки. Боже мой, разве можно этого хотеть на самом деле?
Подумайте, не вам ли придется… хотя что я тут читаю вам лекцию, довольно того, что я изложила свои соображения. А вы дочитали их до конца. Или не дочитали.
Ваша Фиона Расселл
МОРАС
без даты
reasons
сегодня мне сказали, что вечером придет цирюльник и всех будут стричь, но я не хочу, не буду
у меня есть на то четыре причины
если я — шумер, то мои волосы подобны дыму, они защищают от злых духов
если я — шива, то растрепанные волосы — символ моего отречения
если мне, как изиде, скорбящей об озирисе, отрежут белую прядь, то скорбь потеряет силу
я же знаю воистину тайну локона, который украшает лоб божественного мальчика, говорит один мертвый из книги мертвых, я тоже знаю, но если я им скажу, они снова станут переглядываться
а вот мятежник авессалом, говорит лукавая католичка франка, запутался волосами в ветвях дуба и его убили
а вот самсон зато, говорю я ей, к тому же я принадлежу другой конфессии
а вот египетские жрецы, говорит франка, они ведь бритые
так то жрецы, говорю я, а дети царской крови носили косичку на правой стороне головы, а чтобы огорчить тебя до крайности, скажу, что имя гор означает дитя с густою прядью
отстань, далила
без даты
вот блейковский демон-устроитель — то есть, простите, сэр! демиург — лепил вещи из первоматерии, будто дитя из пластилина, а первоматерию ему принесли в цветной коробке с инструкцией в картинках, да? с чего бы я начал, когда бы ее мне принесли, с любви бы я начал, любовь разбухает во мне, будто униженная почва от воды, если верить корану, и непонятно, куда девать всю эту любовь
но все эти люди, о которых я думаю с утра до вечера, они ведь без любви сделаны, как и я сам, в них есть ненужные longueurs, как и во мне самом, ненужный надрыв и ненужная слякоть, стая усталых птиц в поисках шаха симурга, обнаруживших, что симург — это они, изумленно глядящихся в розовые зеркала в саду, где погода горизонтальна, согласно барометру, движущемуся вдоль и поперек, впрочем, это я, пожалуй, чужую сказку рассказываю, но что же? все эти люди, проходящие через мой рот, согласно хрисиппу, становятся частью меня и частью моей любви — и вот, умирая, они забирают с собой эту любовь, и я могу вздохнуть и рассмеяться, и
без даты
desacuerdo
мне приставили чью-то голову, как ганеше приставили голову слона
только у ганеши толстый девственный живот, а у меня исколотая неблагообразная задница, к тому же я высох и живу росой, как греческая цикада, сделанная из бессмертного титона
доктор лоренцо сказал, что, если я не начну есть, они прибегнут к убедительным методам
убедительные методы — это внебрачные дети других возможностей? меня же беспокоит несоответствие: отчего в окне я вижу мальтийскую ртутную воду и пляж мелихха, а в клинике все говорят на каталанском? неужели ради меня? правда, на испанском языке лоренцо привкус чили, и это здорово освежает
бедняги, надо сказать им, что я понимаю все языки, даже язык цветов
вьюнок означает покорность, желтая герань — возвращение в трезвый рассудок, ноготки — беспокойство, а тамариск — преступление
сестра винтер больше не приходит, наверное, умерла
умирая, сестры винтер превращаются в цикламены
без даты, вечер
по утрам уже довольно жарко, после полудня появляется дождь, мгновенно и ниоткуда, как возникает ссора, несколько острых взглядов, неловкий жест и — хлынуло! в отеле мне не платят вторую неделю, и не с кем поговорить с тех пор, как в начале апреля уехала фиона, в феврале француз свалился в канаву с железными трубами, в марте йонатан отравился олеандровым дымом, а три дня назад пристрелили профессора и студент с глазами, как серые вербовые почки, заснул в ванной, накачавшись снотворным, ничего себе список необходимых потерь! sie haben alle mude munde — жаль, что я не мастер писать детективные истории, да тут и писать нечего — нет ни убийцы, ни мотива, одни сгущенные обстоятельства и разбавленные недоразумения, правда, следователь аккройд так не думает, полицейские продержали нас с хозяином целое утро в участке, теперь хозяин смотрит на меня косо и на днях окончательно выгонит
без даты
лысый доктор лоренцо в прошлой жизни звался отец долан
вы такой выдумщик, ниньо, говорит он, склоняя продолговатую голову к плечу, руки его ласково перебирают друг друга, как будто нащупывают невидимую линейку, чтобы — раз! раз! — треснуть меня по запястью, взметнув рукава сутаны: я по лииу вижу, что ты плут!
наш мальчик cambia de opini у n сото de camisa, у него семь пятниц на неделе, говорит лоренцо, запуская пальцы в еле заметную бороду, он взялся ее отращивать и чувствует себя неуверенно, борода выдает грязно-русый оттенок его волос и их слабость наперекор лысине, блестяще утверждающей virilidad и sabiduria
это у меня-то семь пятниц на неделе? да у меня вечер субботы с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года
ДНЕВНИК ПЕТРЫ ГРОФФ
26 апреля
Даже не знаю, с чего начать, бррр… чернила в ручке замерзают от ужаса.
Они все умерли! Все.
Теперь совершенно очевидно, что умерли все, кто заходил в этот самый кенотаф, и со вчерашней ночи это слово мне отвратительно. Как и слово артефакт.
Но попробую записать все-таки. А то завтра в голове все перепутается и переменится. Аккройд только что привез меня домой из больницы и велел ложиться спать, но я не могу, меня всю колотит, как будто я сижу в коридоре у дантиста и слышу омерзительный сверлящий звук и стоны, доносящиеся из-за двери.
Когда я пришла к нему, к профессору Форжу, было уже восемь, но он не удивился и впустил меня в номер, где повсюду стояли пепельницы, даже в ванной — он курит на ходу, а не так, как Вероника. Та курит не иначе, как забравшись с ногами в кресло, с сигаретой непременно наотлет, как же я по ней соскучилась, по дурочке, просто нет сил.
Профессор посадил меня на диван, а сам сел на стул верхом, положив подбородок на руки, а руки на спинку стула. На нем был синий вязаный свитер, надетый на голое тело, и выгоревшие голубые джинсы.
Не знаю почему, но мне хочется записать все подробно. Может, потому, что это последние слова о двух людях с континента, которые еще позавчера мне были безразличны, а теперь я по ним ужасно скучаю.
И потом — кроме меня, никто о них ничего не скажет, потому что я одна знаю и понимаю все. Ну или почти все.
Я задавала профессору свои вопросы — записала их в блокноте, чтобы не забыть, — а он разглядывал меня молча, как будто впервые увидел, и, что самое ужасное, смотрел мне на грудь, а ведь он такой старый. При этом у него как-то странно дергались усы. Пришлось делать вид, что я не замечаю. Ведь на этот раз не он у меня в кабинете, а я у него в спальне.
Я спросила: видит ли он связь между рукописью и смертью троих людей, в том числе его собственной невесты? Он сказал, что нет и что эта тема его утомляет.
Я думаю! Смерть вообще крайне утомительная штука.
Я спросила: откуда взялись артефакты — тьфу, мерзкое слово! — у погибших Лева и Йорка и куда тогда делись все остальные? Он сказал, что об остальных ему ничего не известно.
— Я уже сообщал полиции, — сказал он с заметным раздражением, — что, разбирая архивы, наткнулся на рукопись, в которой сообщается точное местоположение захоронения, имеющего непосредственное отношение к средневековой алхимической практике, за все остальное несет ответственность экспедиция, к которой я не имею никакого отношения. Так и запишите в вашем девичьем блокнотике!
М-да. Вот бы мне научиться излагать свои мысли подобным образом!
Я спросила, известно ли ему, что доктора Расселл и Густава 3.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41