с другой стороны, он испытывал разочарование от того, что все так сложилось.– Похоже, да! – расплылась в улыбке доктор Тейер и положила руку Ною на плечо. Он через рубашку чувствовал ее, костлявые будто железные пальцы. – И я не сомневаюсь, Ной, что без вас он бы не справился.Ной знал наверняка, что Дилан справился бы и без него. По правде говоря, баллов у него со времени последней проверочной работы не прибавилось.– Спасибо, доктор Тейер.– Разве я не просила вас называть меня Сюзан? Я думала, что говорила вам, чтобы вы называли меня Сюзан.Она засмеялась и притворилась, будто собирается легонько его шлепнуть: ее просьба повисла в воздухе.– А как дела у Таскани? – спросил Ной.– О, прекрасно, я нисколько не сомневаюсь. С ней никогда не было таких проблем, как с Диланом.Она положила руку рядом со стоящей у входа антикварной статуэткой; на ее тщательно накрашенном лице читалась крайняя усталость.– А результаты ее вам прислали?– Да, где-то здесь… – Доктор Тейер порылась в стопке бумаг на столике красного дерева. – А, вот оно.Она протянула конверт Ною. Конверт был запечатан.– Вы еще не посмотрели, – вырвалось у Ноя, в голосе его послышался упрек: «Вам все равно, какие у нее успехи».– Ну, не успела. Ну давайте, посмотрите сами.– Точно?– Нуда, конечно, давайте!Ной поддел пальцем печать. Бумага разорвалась на треугольники с неровными краями. Он достал белое с красным письмо.Ему до сих пор не приходилось видеть протокол результатов независимого школьного вступительного экзамена – о результатах он всегда узнавал только от родителей, – и сейчас у него от цифр зарябило в глазах. Несколько мгновений он недоумевал, глядел на листок, пытаясь разобраться в этом хаосе. Понемногу картина стала вырисовываться, и вырисовывалась она очень удачно.– Она прекрасно справилась, доктор Тейер! – радостно воскликнул он. – Успех колоссальный!– Да? – Затянутая в черный спандекс доктор Тейер даже не пошевельнулась.– Проценты по всем предметам зашкаливают за восемьдесят, а по математике она набрала целых девяносто два.– Это хорошо? – с сомнением в голосе переспросила доктор Тейер.– Достаточно хорошо, чтобы поступить в любое место, куда она пожелает. Не забывайте, что результаты даются в сравнении с показателями учащихся из других частных школ, а не по всем школам Америки. Эта категория считается элитной, а она справилась лучше, чем большинство других ребят.– Что ж, тем лучше для нее, – неопределенно сказала доктор Тейер; Ной не мог понять, что это: тщательно скрываемый восторг или намеренно демонстрируемое безразличие.– Значит, она еще не знает? – спросил Ной. Доктор Тейер покачала головой. – Вы, конечно, хотите ей об этом рассказать, – продолжал он. – Я подожду вас здесь.Доктор Тейер махнула рукой и подмигнула:– Нет, нет, идите вы. Я с ней потом поговорю. *** – Так у меня хорошие результаты?! – Таскани расположилась на кровати, на ней были шорты с эмблемой «Мурпайк» через всю попу.– Да, очень хорошие. Ты набрала на пятнадцать процентов больше нормы. Особенно математика. Девяносто два, очень хороший результат.– Обалдеть! – взвизгнула она, листая протокол. – С ума сойти!– Так куда ты собираешься поступать? Теперь ты можешь выбирать, можешь даже в Эндовер или Эксетер.– Ну нет! Это уж чересчур.– Ну, тогда можешь, конечно, в Хэмпширскую академию. А можешь съездить посмотреть на Чоут, тоже неплохой пансион. Думаю, тебе там понравится. Таскани постучала по зубкам серебристой авторучкой.– Господи, я ведь об этом даже не думала.– А что советует твоя мама?– Да она ничего и не говорит. Это она специально, чтоб можно было потом говорить, что все не так. Если она сейчас промолчит, потом ей будет легче придираться, понимаете? – проговорила Таскани, водя по зубам обратным концом авторучки. – Надо звякнуть подружке.Она достала телефон, посмотрела на него долгим взглядом и отбросила в сторону.– Да ну, они наверняка плевать на это хотели. – Она посмотрела на Ноя: – Вы меня о чем-то спрашивали?Ной кивнул.– А почему ты хочешь отсюда уехать?– Да ну, здесь все сплошь зануды. Хочу уехать, вот и все.Таскани выпустила журнал, до которого никому не было дела (под столом до сих пор стояли четыре коробки), и, похоже, видеть не могла всех своих «подруг». Ною отчаянно хотелось, чтобы она Уехала из Нью-Йорка до того, как ее стремление к лучшему атрофируется.– Ну что ж, пропуск ты уже получила, – сказал он. – Не сомневаюсь, в пансионе ты найдешь себе Достойное место.– В каком смысле? – подозрительно спросила Таскани.– Я имею в виду, что не все учащиеся готовы к жизни в пансионе. Но ты для этого достаточно независима.– Да, спасибо. Это круто. – Она зажгла сигарету.– Знаешь, многие школы производят набор в течение всего года – ты можешь подать документы сейчас и начать с весеннего семестра. Тогда ты окажешься там уже через пару месяцев.Что нравилось Ною в Таскани, так это ее умение оставаться собой. Она смогла не потеряться на фоне своего испорченного и обласканного всеобщим вниманием братца. Она взялась делать этот журнал, потому что ей хотелось, а не для того, чтобы ублажить свою мамочку. У нее было достаточно самостоятельности, чтобы осознать, что ей не нравится школа Мурпайк и что она сама пришлась там не ко двору. И, осознав это, она сама взялась подыскать себе новую школу.– Да, я подумаю насчет весны. Так когда мне подавать документы, сейчас?– Да, сейчас. *** Поскольку Таскани уже сдала экзамен, необходимость в занятиях отпала. Ной обсудил с ней ее сильные и слабые места и вышел из комнаты.Доктор Тейер стояла внизу, на самой нижней ступени лестницы, и напряженно смотрела вверх, ожидая его появления. Поза была кошачья, но, затянутая в угольно-черный спандекс, она напомнила Ною завязанную узлом цепь.– Как она? – скорбно спросила доктор Тейер, словно у Таскани была скарлатина.– Она очень рада. Думает о том, чтобы подать документы на весенний набор.Глаза доктора Тейер сузились.– Это вы ей посоветовали?– Ну, в общем, да, я подумал, что если ей здесь плохо, лучше будет ей уехать. Очень многие учащиеся приезжают в пансион весной.Доктор Тейер весело и заливисто рассмеялась:– Что ж, она ведь ваша дочка!– Простите?– Я бы ни в коем случае не позволила себе вмешиваться в этот… процесс. Да и что я знаю о школах и поступлении? Я ведь всего лишь мама.Это «Я ведь всего лишь мама» она произнесла с ноткой сладчайшего самоуничижения, как любая неудовлетворенная мамаша из предместья. Невозможно было предсказать, как она поступит: то она казалась вялой, то принималась угрожать.– Не сомневаюсь, Таскани оценит вашу заботу, – сказал Ной.Доктор Тейер посмотрела на него без всякого выражения:– Ну да.– Я оставил Таскани мой электронный адрес, вдруг она захочет обсудить со мной варианты поступления или тему вступительного эссе.Доктор Тейер подняла тонкую бровь:– Вы очень любезны.Она отошла от перил и встала сбоку, показывая, что Ною пора откланяться. Он начал спускаться. Лестница заканчивалась у самой двери, но доктор Тейер все еще ее не открыла, так что они оказались сантиметрах в тридцати друг от друга. Для человека, который только что выполнял физические упражнения, она на удивление мало вспотела, точнее, потом от нее совершенно не пахло, скорее, какими-то духами. Ной впервые заметил, что она значительно ниже его ростом. Повисло неловкое молчание, он посмотрел на ее жесткие светлые волосы и заметил, что у самых корней они имеют серо-стальной оттенок. Она откинула голову, рот растянулся в неопределенную гримасу, морщинки вокруг губ стали заметнее. Мгновение подумав, она превратила гримасу в живую, очаровательную улыбку.– Думаю, это все, – сказала она. – Я бы вас обняла, но я так вспотела.Она сама засмеялась над нежностью своих слов, будто решившая притвориться смертной богиня.– Было очень приятно работать у вас, – сказал Ной.– Без вас мы бы не справились. – Доктор Тейер так часто повторяла эту расхожую фразу, что Ной совершенно уверился, что ее не стоит воспринимать всерьез. Он не мог понять, чего она ждет; у него было странное чувство, что она хочет, чтобы он заключил ее в объятия.Ной взглянул в сторону апартаментов Дилана:– Мне, наверное, надо попрощаться с Диланом.Доктор Тейер повернула серебряную ручку.– Ничего, я попрощаюсь за вас. Не беспокойтесь об этом.Ной нехотя кивнул. Было жаль, что ему не дадут попрощаться, хотя он сам не понимал, в чем причина грусти. Дилану было наплевать на него, да и он не будет скучать по Дилану. Или будет?– Ну ладно, – тихо ответил он.– Он, наверное, смотрит телевизор или спит. А вы же знаете, какой он бывает, когда его зря беспокоишь, – весело сказала доктор Тейер.– Знаю.Доктор Тейер открыла дверь:– Прощайте, Ной.Тон у нее был одновременно представительный и извиняющийся, словно она давала отставку незадачливому любовнику. Когда он проходил мимо, она наклонилась вперед (пахнуло розовой водой) и поцеловала Ноя чуть ниже уха. Дверь мягко захлопнулась. *** Из апартаментов Тейеров невозможно было определить, какая на улице погода: окна зашторены так плотно, что их могло бы и не быть вовсе. Выйдя из лифта, Ной увидел, что консьержи складывают черные зонты. Небо было ярким, светло-серым, а Парк-авеню погрузилась в шелковистую черноту.– Ухты, льет как из ведра, верно ? – спросил Ной консьержей, подходя к двери.– Да, – ответил один, – надо вам было посмотреть.– Я сегодня в последний раз, ребята. Больше уже не приду.Консьерж пожал плечами и открыл дверь.Через двадцать минут у Ноя было занятие с Кэмерон. Пока он, поеживаясь, быстрым шагом шел через Сентрал-парк к резиденции Лейнцлеров, небо оставалось черным. Огромное серое здание расположилось напротив Музея естественной истории, его застывший силуэт четко выделялся на фоне грозового неба. Кэмерон спрятала копну черных волос под ядовито-розовую кепку с эмблемой «Янки»; надпись на толстовке с капюшоном гласила: «Мы, актеры, круче всех».– Привет, Ной, что у вас стряслось? – спросила она, подводя его к письменному столу своего отца, где они обычно занимались. Стол привезли из Северной Африки, и его обтянутая черной кожей столешница была обширнее, чем у большинства обеденных.– Ничего особенного. – Ной сел на марокканский стул и достал папку с заданиями Кэмерон.– Вы сегодня такой мрачный!Ной изобразил беззаботную улыбку:– Да неужели?Кэмерон придирчиво оглядела Ноя и покачала головой:– А может, и нет.– Ну как, готова к диктанту?– В общем, да. Восьмой лист был очень трудный.Кэмерон принялась писать слова. Ее мать была француженка, отец превосходно говорил по-немецки, а няня была родом из Латинской Америки. Это счастливая комбинация, и для ученицы-хорошистки у нее был прекрасный словарный запас. Ной смотрел, как она заполняет пропуски.– Гурман, – она рефлекторно поднесла руку к животу, – это очень толстый человек, верно?– Почти. Точнее, «человек, одержимый страстью к еде».– Понятно.– Я сегодня в последний раз занимался с сестрой Дилана. – Он никак не мог выбросить из головы Тейеров.– Да? С Таскани? Она вреднющая, да?– Да нет, она миленькая. Почему ты так решила?Ну, не знаю. Она всегда казалась такой, – она ткнула в слово из списка, – надменной. Таскани Тейер надменная. И еще… – Кэмерон сделала многозначительную паузу и театрально округлила глаза, словно вот-вот должна была последовать развязка мелодрамы.– И еще – что? – резко спросил Ной.– Да нет, ничего, я не могу об этом говорить.– О, если не хочешь, конечно, не говори…– Ну ладно, знаете ее подружку, Монику? Высоченная такая, тощая, рыжая?Ной кивнул. Вероятно, это была та девушка, с которой он видел Таскани возле магазина «Тайна Виктории», та самая, что одновременно казалась и лучшим другом, и смертельным врагом.– Ну вот, сейчас они уже не дружат. – Кэмерон сделала еще паузу, словно собиралась на этом закончить, но продолжала: – У Моники есть такой красавчик консьерж. Немножко похож на Колина Фаррела. Ну вот, и один раз Таскани пришла к Монике, а консьерж позвонил сказать, что она пришла, а она не стала подниматься, а…– Спасибо, я понял.– Вы сами попросили.– И совершенно напрасно.– Ну и ладно. Я ничего не хочу сказать, наверняка она очень славная и все такое, но только все мои подружки говорят, что она шлюха.– Они не должны так говорить.Кэмерон передернула плечами:– Как хотите. Подождите-ка, вы сказали, что больше не будете к ним ходить? А Дилану через месяц снова сдавать экзамен.– Да нет же, у него все в порядке. У нас с Диланом все, – удивился Ной.– Я слышала, его мать пыталась кому-то заплатить, чтобы СЭТ за него сдавал другой человек, но ничего не получилось. Так?– Ничего не получилось, – осторожно подтвердил Ной.– А моя подружка Исабель, – она показала на одну из шести взявшихся за руки белокурых девушек, чей снимок венчал ее зеркало, – на прошлой неделе гуляла с Диланом. Они с ним долго болтали, и он сказал, что готовится к СЭТу. Разве не вы с ним занимались?– Только письменной частью. Математика и устная часть у него, вероятно, на уровне.Ной лихорадочно соображал. С Диланом нужно заниматься только письмом, верно? Так сказала доктор Тейер.– Да-а? – засмеялась Кэмерон. – Вам, конечно, виднее.– Его семья мне ничего об этом не говорила. У них, вероятно, имеются на этот счет какие-то соображения.В душе Ноя поднимался гнев, он чувствовал себя преданным – втихомолку, исподтишка. Могло быть только два варианта: либо доктор Тейер втайне от него наняла Дилану другого репетитора, либо она продолжала искать того, кто согласился бы сдать экзамен за Дилана. И та и другая возможность заставляла Ноя чувствовать себя неловко.После занятий Ной бродил по Бродвею и глазел на витрины; ему не хотелось сразу возвращаться в узенькую комнатенку, которую они делили с Федерико. Выпил кофе в кафе «Старбакс», полюбовался через улицу на темные витрины уже закрывшейся «Банановой республики». Проверил мобильник: записка от Табиты с ободряющим текстом по поводу его писанины, но ничего от доктора Тейер. Ну еще бы. *** Она позвонила шесть недель спустя, когда Ною уже удалось выкинуть Тейеров из головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41