Мне было видно, что сосед спорщика по часам отмеряет секунды. Другими словами, они играли в игру “гонки с участием мистера Данфорда” и засекали время, которое ему потребуется, чтобы достаточно разозлиться и встать из-за стола.
Пока я наблюдал эту знакомую картину, странные мысли крутились у меня в голове. Я посмотрел на мистера Данфорда и подумал, что не такой уж он и толстый. Ну, может, любит поесть, – это что, преступление? Что толку его ненавидеть? Когда он не заводится – вполне нормальный дядька. Может, скучный, но не злобный. Не подонок Просто не слишком интересный парень, который стал пре-подом.
Не знаю, с чего у меня в голове завелись такие мысли, но жилось с ними весьма тягостно. Будто у меня преждевременная менопауза или вроде того. Честно. Когда больше не хочется издеваться над преподами – это как утечка в резервуаре тестостерона. Будто улетучивается некий жизненно важный аспект моей охотничье-собирательской натуры. Запах учительской крови больше не будил во мне убийцу – мне скорее хотелось покачать головой и побрюзжать по поводу несносных мальчишек.
Мне. Побрюзжать. Как вам это нравится?
Ну, теперь начну лысеть, подумал я. Не успею оглянуться, а ремень уже соски подпирает.
Глава сорок седьмая
В школьной среде полезно располагать неким средством демонстрации физического превосходства над слабым, не прибегая к драке. Самым распространенным способом был “подъемный кран”. “Подъемный кран”, если вы еще не в курсе, – это такая мягкая пытка. Делается так суешь кому-нибудь руку в штаны сзади, вытягиваешь из брюк трусы, а потом дергаешь за них как можно сильнее. На словах труднее, чем на деле. Если жертва не ожидает нападения, крепко уцепиться за ее белье на удивление легко. Попробуйте как-нибудь – очень забавно.
С худшим “подъемным краном” я столкнулся в четвертом классе, когда пришел в раздевалку регбистов и увидел мальчика лет тринадцати в школьной форме, которого подвесили за трусы на крючок Я об этом рассказываю, поскольку весь последний семестр находился в таком же положении. В безлюдном месте покачиваюсь на гвоздике, злой, но покорный, в ожидании спасения, зная, что крут уже не буду, как ни старайся.
Я почти четыре недели ждал, когда Барри придет и снимет меня с крючка, а потом вдруг понял, почему мы не общаемся.
Он меня боялся. Я думал о том, сколько времени мы провели вместе, обо всем, что знал про Барри. Вспомнил, как мы даже спали во Франции в одной постели, и понял, что он не мог быть геем. Это невозможно. Мы были похожи – здесь он прав, – мы оба сомневались и даже, вероятно, были несколько одержимы друг другом, но в стопроцентно мужской среде это абсолютно естественно. Все через эту фазу проходят. Просто нужно подождать, пока не выйдешь из нее нормальным человеком.
Я понял, что Барри еще маленький. И, как водится, глупый. На год от меня отстал и принял эту фазу за что-то настоящее. Вот почему он меня избегает – потому что мы слишком хорошо друг друга знаем, и я бы камня на камне не оставил от всей этой фигни. Я его насквозь видел.
Я не гомофоб, ничего, – я понимаю, что существуют геи, пусть даже мой брат – гей, но не Барри. Это невозможно.
Я вспоминал глупости, которые он делал, и все обретало смысл. Барри из тех, кто слишком далеко заходит, – он всегда слишком серьезно к себе относился. Всегда хотел быть другим. И избегал меня, поскольку я напоминал ему, что он не другой. Он как я. Нормальный.
Если бы мне удалось с ним просто поговорить, удалось заставить его меня выслушать, я бы объяснил ему, что он делает, – я знал: тогда я смогу его вернуть.
Глава сорок восьмая
В последние две недели семестра я стал за ним следить. В обеденные перерывы издали смотрел, куда он идет, подкарауливая возможность перехватить его одного где-нибудь, откуда он не сможет убежать.
До конца занятий оставалась пара дней, и тут мне представился шанс. Не идеальный, но сойдет. Я заметил, что Барри с Робертом Левиным идут по дорожке к Пайкс-Уотер. Барри, конечно, не один, но, во всяком случае, вокруг не будет толпы и мы сможем поговорить.
Я следовал за ними на благоразумном расстоянии, приседая за кустами, чтобы они меня не засекли, если обернутся. Я не мог избавиться от чувства, что это в некотором роде мой последний шанс.
За всю дорогу до Пайкс-Уотер они меня так и не заметили. Остановились, а я спрятался за деревом и стал смотреть. Они сидели на дальнем берегу и разговаривали. Несколько минут я наблюдал, и сердце у меня колотилось все быстрее.
Нужно выйти и поговорить с ним. Если бы я мог объяснить...
Потом, при виде того, как Барри хорошо с кем-то другим, меня внезапно охватило незнакомое, ужасное и болезненное чувство. Оно не было разумным – не знаю, откуда взялось и что означало, но я впервые в жизни себя ненавидел.
Я сел, прислонившись к стволу. На лице выступил пот. Теперь я сидел спиной к Барри, глядя на деревья, в сторону школы. Постепенно волна чувств собралась в одну отчетливую мысль. Мне нужно вернуть Барри. Но я Барри не нужен.
Я встал, поморгал, секунду посомневался, а потом направился через мостик к Барри и Левину. Увидев меня, Барри встал и попытался уйти, но Левин схватил его за рукав и усадил на место.
– Привет, – сказал я. Оба промолчали.
– Барри?
Он на меня не смотрел.
Меня трясло. Я не понимал, что делать. Неплохо бы присесть.
– Барри?
Он по-прежнему меня игнорировал. Я попытался вспомнить, что бы я сказал несколько месяцев назад, если б захотел, чтобы он перестал дуться.
– Баржа? Нет ответа.
– Бампер? Тень улыбки.
Я тронул его за плечо, но он все равно на меня не смотрел.
– Прости меня, – сказал я.
Он поднял глаза. Первый раз после нашей ссоры посмотрел мне в лицо.
– Барри, прошу тебя. Что, черт возьми, я, по-твоему, должен сделать? – И тут я это почувствовал – не слезы, а какая-то вода в глазах. Я попытался сморгнуть, но стало только хуже.
Правда, увидев, как это подействовало на Барри, я понял, что сделал что-то правильное. Он был потрясен. Смотрел на меня так, будто... будто я произвел на него впечатление, что ли.
Некоторое время он просто смотрел, потом шагнул и обнял меня. Вот так просто.
Смешно – это был первый раз, когда мы обнимались.
Я открыл глаза и увидел перед собой Левина, весьма комично обломанного.
– Барри, – сказал он. – Ты что это творишь?
– Беги к мамочке, Левин. Это все, на что ты способен, так что отвали, недоумок, – ответил я.
И пожалел, что заговорил. Барри отступил назад и нервно оглянулся на Левина.
– Видишь? – сказал Левин. – Видишь, что он такое?
Барри сел на бревно и медленно провел ладонью по волосам. Минуту раздумывал, потом тихо фыркнул.
– Что? – спросил я.
– Не знаю. Во всяком случае, ты, я вижу, последователен.
– О чем ты?
– Он хочет сказать, – пояснил Левин, – что ты эгоистичный, себялюбивый, подлый эгоманьяк-гомофоб. Это вольный пересказ, но основная мысль такова.
– Отвали уже, а?
– А чего ты на меня злишься – это он так думает. Я бы, например, только с тобой и мечтал дружить, если б у меня умер отец, у матери случился нервный срыв, меня выкинули из школы, и я пытался раскрыться как голубой. Я б, наверное, дождался от тебя бездны поддержки.
– Роберт, – сказал Барри. – Прошу тебя. Последовало неловкое молчание. Я и не знал про нервный срыв его матери. Я бы спросил, но был слишком зол.
– Что ты обо мне наговорил, Барри? Невероятно, – сказал я.
Он ничего не ответил.
– Ты же мне друг вроде, мудак.
Потом мы без слов смотрели друг на друга. Разговор почему-то пошел куда-то не туда. Я хотел сказать что-нибудь про его маму, но не знал, как это выразить, чтобы не прозвучало глупо. Надо передать ей привет, я это знал, но я всего несколько раз ее видел – какие уж тут приветы. Поэтому я не знал, что сказать, – не знал, как сказать. И отступать тоже некуда. Теперь не моя очередь извиняться. Барри меня кинул и глумился надо мной с кем-то другим – уже второй раз, – и теперь этот дрочила ждет извинений от меня. Я определенно не собирался отступать.
Когда молчать стало слишком неловко, пришлось заговорить.
– Так ты изменяешь моему брату, да? – спросил я.
Барри снова фыркнул. Он всерьез рисковал потерять всю свою сексапильность, если собирался продолжать в том же духе.
– Неплохо, Марк, – сказал он. Прозвучало почти ласково – весьма чудно.
– Мы просто друзья, – сказал Левин. – Посмотри, блин, в словаре.
– Барри, я правда не могу с тобой говорить при этом шибздике.
– Ну и ладно, потому что, наверное, сказать больше особо нечего.
– Что? И все, что ли? Ты меня бросил – ты теперь доволен, а?
– Я тебя не бросал, Марк.
– Тогда, наверное, этот малявка все придумал, да?
– Нет.
– Значит, ты меня бросил? Я с тобой спорю – один-единственный раз – случайно, и ты тут же пользуешься этим как предлогом сбежать, будто, блин, девочка маленькая, выбираешь себе в лучшие друзья какого-то нового хрена, держишься с ним за ручки на площадке, вы вместе хихикаете, зубоскалите про меня за моей спиной. Да ты... ты просто...
– Я не зубоскалил, Марк.
– Ну разумеется – на самом деле ты, блин, комплименты мне говорил.
– Мне не нравится тебя критиковать, Марк. Правда. Но я имею право рассказать другу о том, что я чувствую. Ты никогда не принимал меня всерьез. Всегда меня унижал. Ты...
– Господи, Барри, сколько в тебе теперь этого хипповского дерьма.
– Можешь называть это так, если угодно, – ответил он.
Еще одна долгая, неловкая пауза.
– Осел, – сказал я.
– Дрочила, – сказал он.
– Мудак, – сказал я.
– Хрен собачий, – сказал он.
– Гомик, – сказал я.
– Жопа с ручкой, – сказал он.
– Болван, – сказал я.
– Выродок, – сказал он.
– Бабуин, – сказал я.
– Утконос, – сказал он.
– Филе-о-фиш, – сказал я.
– Уродец из “хэппи-мил”, – сказал он.
– Посудомоечная машина, – сказал я.
– Автомат для раздачи льда, – сказал он.
– Пижон, – сказал я.
– Последний консервированный пук Авраама Линкольна, – сказал он.
– Полное собрание сочинений Силлы Блэк<Британская киноактриса и певица (р. 1943), протеже менеджера “Битлз” Брайана Эпстайна и их же продюсера Джорджа Мартина. > в четырех томах, – сказал я.
Он улыбнулся.
– Ты же понял, что я тебя считаю мудаком? – сказал он.
– О да, – ответил я. – По-моему, ты достаточно ясно выразился.
– Это хорошо, – сказал он.
– Надеюсь, ты примешь во внимание, что ты – самое потрясающее ничтожество, что мне только встречалось.
– Абсолютно, – ответил он.
– Отлично, – сказал я.
Он взглянул на меня, улыбаясь и не улыбаясь одновременно. Потом взял Левина за руку, и они ушли между деревьев.
Я вообще-то думал, что мы помирились, что это был притворный спор, а не настоящий. Но вот что странно – Барри действительно со мной больше никогда не разговаривал.
Наверное, тут я должен выступить таким взрослым, позаламывать руки над тем, как я Барри унижал и какое я дерьмо, а не человек, – ах, горе мне, тыры-пыры. Но я правда не могу, потому что Барри поступил со мной так же дерьмово, как я с ним. Может, я и начал первый, но зато потом старался все уладить как мог, а он этого просто не захотел. Так что я по-прежнему считаю, что вел он себя, как несмышленая девочка.
Хорошо, что я от него отделался.
И я все так же думаю, что мог бы его вылечить. Если бы Левин не появился и все не испортил, Барри принял бы мои извинения, а потом я бы как-нибудь его вернул. Я хотел ему помочь.
И я по-прежнему общаюсь с братом. А это доказывает, что я не гомофоб.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22