Все для ванной, в восторге
Они и сюда придут тоже. И, уж конечно, они сразу же повесили бы антиметаксистов. Потому что метаксизм очень похож на их собственные порядки.
Он продолжал, и временами казалось, что он говорит сам с собой.
— У нас уже появилась надежда, что мы сумеем одолеть метаксистов. Но тут железноголовые затеяли эту страшную войну против всех. И теперь все наши силы должны быть направлены главным образом против железноголовых. С метаксистами еще не покончено. Но железноголовые — старшие братья. Железноголовые проглотили метаксистов, и потому нужно прежде всего разбить железноголовых. Но чтобы разбить железноголовых, нужна большая армия, и потому мы должны действовать вместе с инглези . Вместе со всеми, кто борется против железноголовых. Сейчас против них борются англичане — значит, мы должны быть с англичанами. Вот Экса вернется и скажет, какой военной помощи инглези потребуют от нас.
Он сделал паузу, но никто ничего не сказал, и он продолжал:
— Если говорить о Сарандаки и других, мы никогда не рассчитаемся за них сполна. Жизнь Сарандаки — дорогая цена для такого малого дела. Но все наше большое дело состоит из малых дел. И если человек способен рассуждать, да и чувствовать тоже, он знает, что про метаксистов нам ни на минуту нельзя забывать. Англичане не могут примириться с железноголовыми, и точно так же мы не можем примириться с метаксистами и с железноголовыми тоже.
Он подходил к концу. Он додумывал все это для самого себя.
— Мы готовимся, пока Железноголовые еще не пришли. Они могут прийти завтра, послезавтра, в любой день. Самое важное для нас сейчас — это дождаться ответа от англичан. А тогда мы будем точно знать, что нам нужно делать. В конце концов мы зависим от чужой большой силы, без нее железноголовых не одолеть. Но мы должны делать свое дело здесь, потому что это важно для нас самих. Так же, как и раньше. Тогда мы шли против Метаксаса. Теперь мы идем против обоих братьев, старшего и младшего. И это будет наш расчет за Сарандаки и других. Малыми делами — такими, как Гавдос.
— Мы потеряли три лодки. Я не знаю, где Талос из Сирноса. Он не пришел в бухту Хавро Спати, и я ничего не знаю о нем. Мы потеряли две большие плоскодонки и лодку Лактоса, сына Менианда. А свою лодку я должен отдать австралос и инглези за ту помощь, которую они нам оказали. Вот тот, с рыжими волосами, это он заставил замолчать форты. А Нис, сын Галланоса, сумел привести лодку к берегу, потому что из минометов с моря стрелять нельзя. Я дал обещание и сдержу его. Лодка принадлежит им. Они не могут ждать, пока вернется. Экса. Железноголовые скоро придут сюда.
— Вместо Экса приехали другие, — сказал кто-то из толпы.
Это сразу подвело черту и поставило точку. Все сошли со своих мест и окружили Хаджи Михали, как будто кончился урок и теперь речь уже пойдет о другом.
— Из Египта приехало четверо, — сказала какая-то женщина. — Они сидят в той хижине, где склад губок.
— А Экса не вернулся, — сказал один мальчик.
— Они знают что-нибудь об Экса? — Хаджи Михали как будто сразу опомнился. Он уже проталкивался сквозь толпу, видимо решив сразу же идти к хижине.
— Они ничего не говорят. Они ждали тебя.
— Это англичане прислали их.
— Они скажут только тебе, — сказала та же самая, женщина. — У них есть оружие, и двое из них — афиняне. Они не разговаривают, только все время просят есть, — целую гору съели, пока дожидались тебя.
Хаджи Михали шел, не останавливаясь. Люди, мимо которых он проходил, громко разговаривали между собой, кое-где плакали женщины. Ловцы губок стояли в стороне, группой человек в пятнадцать, обособленной и неподвижной.
Хаджи Михали подошел к ним.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Примите мою дружбу.
— Я принимаю ее, Хаджи Михали, — сказала одна женщина.
Она была такая же загорелая, как и мужчины, с широким квадратным лицом и волосами, наполовину выгоревшими от солнца. У нее была большая грудь, натянувшая жиденькую ткань бумажного платья. Глаза, похожие на терновые ягоды, были сухи. Это была жена Сарандаки.
— Когда теряешь такого человека, нет слов утешения даже для жены его, — сказал Хаджи Михали.
— Я понимаю твои чувства, — сказала она.
Остальные дожидались в стороне. Там были двое мужчин, совершенно седые, хоть и не старые еще (ловцы губок не доживают до старости), женщина со скуластым лицом и целая куча черных от загара ребятишек. У всех большие, широко раскрытые глаза.
— Вы теперь останетесь в Литтосе, — сказал он им.
Никто не ответил. Жена Сарандаки только пожала плечами в знак того, что у нее нет другого выхода.
— Прими мою дружбу и располагай мною, — сказал опять Хаджи Михали.
— Благодарю тебя, — сказала она.
И Хаджи Михали пошел дальше, к хижине, где был склад губок.
Нис рассказал Берку и Стоуну о тех четверых, что прибыли из Египта, и они все пошли за Хаджи Михали посмотреть, в чем там дело.
31
В хижине сидело четверо греков. С ними был старик солдат, тот, который не ездил на Гавдос. Когда Нис, вместе с Хаджи Михали и с обоими австралийцами, вошел в хижину, один из греков разговаривал со стариком по-английски. Увидя, что в хижину входят незнакомые люди, все они поднялись на ноги. Первое впечатление от них у Ниса было самое неопределенное. Бросилась в глаза только самоуверенная манера держаться, отличавшая одного из них. У него были черные волосы, черная небольшая бородка и бархатные глаза. Тип красивого афинянина. Это он говорил по-английски.
Остальные трое были греки как греки. Один толстяк, чванливый и надутый, с волосами, даже сейчас аккуратно расчесанными на пробор.
Двое других казались помоложе. Один был без особых примет. Другой — тщедушный и малокровный на вид.
Они приветствовали Ниса и других обычным калимера и строго уставились на Хаджи Михали.
Старик солдат объяснил австралийцам, что эти люди прибыли из Египта.
— Это ты — Хаджи Михали? — спросил наконец один из приезжих.
Обращение на «ты» при данных обстоятельствах было очень бесцеремонно. Нис, как и Хаджи Михали, сразу же насторожился.
— Да, я, — ответил Хаджи Михали коротко, но вполне вежливо.
— Мы приехали из Египта.
— От англичан?
Никто из четверых не ответил. И с этого началось.
— Мы о тебе слыхали, — сказал один, упорствуя в своей бесцеремонности.
— Я послал в Египет человека по имени Экса, вы видели его?
— Нет, мы ничего об этом не знаем, — сказал красивый.
— Откуда же вы узнали, где меня найти?
— Нас послали сюда. Больше мы ничего не знаем. — На этот раз говорил тщедушный.
Хаджи Михали ничего не ответил. Бесцеремонность их обращения сразу настроила его почти враждебно. Впрочем, дело было даже не в бесцеремонности, а во всей повадке этих четверых. Они держались слишком развязно. Нис ждал, когда они подробнее расскажут о себе. Но они молчали. Положение становилось все более неловким. Наконец Хаджи Михали сказал, что если они хотят говорить с ним о чем-либо, незачем откладывать.
— Мы хотим, чтобы ты нам рассказал, как ты тут готовишься к борьбе с железноголовыми, — ответили ему. Говорил снова красивый, и в тоне его теперь ясно чувствовалось пренебрежение.
— Кто вы такие? — спросил Хаджи Михали. — Я вас совсем не знаю.
— Мы приехали из Египта, — сказал толстяк.
— Этого еще мало, — живо ответил Хаджи Михали.
— Мы здесь являемся представителями правительства.
— Какого правительства?
Теперь шел поединок между Хаджи Михали и красивым, который становился все наглее.
— Правительства эллинов.
— Да, но какого правительства эллинов?
— Того, которое в Египте.
— Не понимаю, — сказал Хаджи Михали. — Что же это за греческое правительство в Египте? Откуда оно взялось? Кто в него входит?
— Правительство, которое существовало всегда. С некоторыми изменениями. Это законное правительство.
— Значит, это метаксистское правительство? — быстро спросил Хаджи Михали.
— Называй как хочешь, — сказал тщедушный.
— Это законное правительство, — сказал толстяк.
— Кто утвердил его? Кто? Если это те же люди, которые были при Метаксасе, то вся Греция ненавидит их. Кто утвердил это правительство?
— А кто его раньше утверждал? — ехидно спросил тщедушный.
— Иоанн Метаксас, вот кто. Сами они себя утвердили пулеметами и автоматами.
— Это законное правительство, — сказал толстяк.
Нису очень хотелось шумно поддержать Хаджи Михали в этом споре, но приходилось молчать и слушать.
Стоун расспрашивал его:
— Кто это такие? Что им нужно?
Нис ответил отрывисто, что это метаксисты, и стал ждать продолжения спора. Спор продолжался.
— Я такое правительство не поддерживаю, — сказал Хаджи Михали.
— Никому твоя поддержка не нужна, — сказал красивый.
Хаджи Михали презрительно засмеялся.
— Зачем же обращаться ко мне?
— Нужно помочь делу здесь, в Греции.
Хаджи Михали сразу переменил тон.
— Если так, я готов слушать, — сказал он.
— Нам известна твоя прежняя антиправительственная деятельность, — сказал толстяк. — Но мы обещаем тебе и твоим пособникам амнистию, если теперь вы будете помогать.
Хаджи Михали оставил его слова без внимания и только спросил:
— Помогать? Но как помогать и чему? Все это очень неясно.
— Надо по всей Греции организовать группы для содействия правительству.
— Я уже вам сказал, что я такое правительство не признаю. — Хаджи Михали, не сдержавшись, почти выкрикнул это.
— Речь идет не о том, чтобы признавать или не признавать, — сказал толстяк. Он был хитер, это сразу чувствовалось. Гораздо хитрее того, помоложе, с красивым лицом. — Речь идет о том, чтобы помочь. Нужно у кренить правительственные группы в Греции и на островах.
— Вот как. А для чего? Для чего, я вас спрашиваю? Чтобы помочь вашим старшим братьям? Вашим защитникам и покровителям, железноголовым?
— Чтобы помочь англичанам.
— Разве англичане прислали вас сюда, метаксисты?
— Нет, — сказал толстяк, прежде чем успели ответить другие.
— Как же вы собираетесь помогать им?
— Организацией сторонников правительства в Греции и на островах.
— А что будут делать эти сторонники? Просто так, числиться сторонниками?
— Нет. Вооружаться.
— Против железноголовых?
— Да. Если будет необходимость.
— Как это — если будет необходимость? Ведь это же главное. Или сторонников правительства это не касается? Сторонники правительства. Говорите прямо — метаксистская организация.
— Метаксас умер.
— Метаксас жив. Вот сейчас со мной говорят четыре Метаксаса. Просят меня помочь им устроить так, чтобы, если англичане выиграют войну, метаксисты могли сейчас же вернуться и начать с того самого, на чем остановился Иоанн Метаксас.
— Мы хотим одного: сохранить единую Грецию.
— Да, да. Не дать раздробить ее, — сказал красивый.
— Не обращай на него внимания, — сказал толстяк. — Нам известна твоя прежняя антиправительственная деятельность, и мы даем тебе возможность загладить свою вину. Ты напрасно называешь правительство метаксистским. Иоанн Метаксас умер.
— Скажи, кто входит в это правительство. Назови имена. Это те же люди, что и при Метаксасе были?
— Некоторые да, но не все, — сказал толстяк.
— Кто же именно?
Толстяк назвал несколько имен.
— Они сотрудничали с Метаксасом. Это всякий знает. — Хаджи Михали вышел из себя. Окончательно вышел из себя. Он повторил три или четыре имени и потом сказал: — Всякий, кто сотрудничал с Метаксасом, есть метаксист. Я такому правительству помогать не стану. Все равно не стану, даже теперь. Организовывать группы по всей стране. Понятно, зачем это. Ну да, для борьбы с железноголовыми. Но прежде всего для укрепления метаксистов. Знаете ли вы, где мы только что были? Знаете или нет?
— На острове Гавдос, — презрительно сказал красивый. Он об этом узнал от старика солдата.
— Да. На Гавдосе. — Хаджи Михали вызывающе выпрямился. — Мы ездили туда освобождать ловцов губок и литтосийских рыбаков, которых Метаксас посадил в тюрьму за то, что они были против его политики. А вы в это самое время являетесь сюда и требуете, чтобы мы помогали вам укрепить в Греции влияние метаксистов. Да я раньше удавлю тебя.
— Это нужно для того, чтобы разбить железноголовых, — коварно заметил толстяк.
— Если бы только в этом было дело, я стал бы помогать даже метаксистам. Но дело не только в этом. У вас свои планы. Вы хотите насаждать метаксизм. Фашизм. Вы хотите того же, что и железноголовые.
— Почему ж мы тогда не остались здесь, с ними? — вмешался самый младший из четверых.
— Потому что вы знали, что старший братец проглотит вас, а это в ваши расчеты не входит. Вы не захотели оставаться здесь с железноголовыми. И вы не хотите, чтобы железноголовые хозяйничали в Греции. Но это нисколько не меняет дела. Ваш метаксизм — тот же фашизм. Он не станет пригляднее оттого, что вы-как будто хотите помогать англичанам в их войне с железноголовыми. Вы потому выбрали англичан, что они не станут мешаться в ваши внутренние дела в Греции. А железноголовые стали бы. Впрочем, есть среди вас и такие, что предпочитают железноголовых.
— Мы за англичан и против железноголовых, — сказал тщедушный. — Этого довольно. Для тебя этого должно быть довольно.
— Нет, этого не довольно.
— Тогда мы будем считать, что ты по-прежнему идешь против правительства, — сказал тщедушный. — Против законного правительства. И против англичан тоже.
— Вы не можете говорить от имени англичан. Я — против железноголовых, и против метаксистов, и против всех, кто хочет угнетать нас.
— Против правительства, — спокойно повторил толстяк.
— Какого правительства? — Хаджи Михали тряско от бешенства, но он сдерживался. — Вы, которые сбежали, бросив Элладу и острова, объявляете кучку проходимцев правительством и думаете, мы тотчас же признаем его? Греческое правительство может существовать только на греческой земле. А с вами, метаксисты, мы покончили. Напрасно вы думаете, что, как только англичане выиграют войну, вы можете вернуться сюда и сказать нам: «Вот и мы, правительство». Кто назначал вас? Откуда вы взялись? Пули и снаряды — вот чем мы встретим вас. Довольно с нас метаксизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Он продолжал, и временами казалось, что он говорит сам с собой.
— У нас уже появилась надежда, что мы сумеем одолеть метаксистов. Но тут железноголовые затеяли эту страшную войну против всех. И теперь все наши силы должны быть направлены главным образом против железноголовых. С метаксистами еще не покончено. Но железноголовые — старшие братья. Железноголовые проглотили метаксистов, и потому нужно прежде всего разбить железноголовых. Но чтобы разбить железноголовых, нужна большая армия, и потому мы должны действовать вместе с инглези . Вместе со всеми, кто борется против железноголовых. Сейчас против них борются англичане — значит, мы должны быть с англичанами. Вот Экса вернется и скажет, какой военной помощи инглези потребуют от нас.
Он сделал паузу, но никто ничего не сказал, и он продолжал:
— Если говорить о Сарандаки и других, мы никогда не рассчитаемся за них сполна. Жизнь Сарандаки — дорогая цена для такого малого дела. Но все наше большое дело состоит из малых дел. И если человек способен рассуждать, да и чувствовать тоже, он знает, что про метаксистов нам ни на минуту нельзя забывать. Англичане не могут примириться с железноголовыми, и точно так же мы не можем примириться с метаксистами и с железноголовыми тоже.
Он подходил к концу. Он додумывал все это для самого себя.
— Мы готовимся, пока Железноголовые еще не пришли. Они могут прийти завтра, послезавтра, в любой день. Самое важное для нас сейчас — это дождаться ответа от англичан. А тогда мы будем точно знать, что нам нужно делать. В конце концов мы зависим от чужой большой силы, без нее железноголовых не одолеть. Но мы должны делать свое дело здесь, потому что это важно для нас самих. Так же, как и раньше. Тогда мы шли против Метаксаса. Теперь мы идем против обоих братьев, старшего и младшего. И это будет наш расчет за Сарандаки и других. Малыми делами — такими, как Гавдос.
— Мы потеряли три лодки. Я не знаю, где Талос из Сирноса. Он не пришел в бухту Хавро Спати, и я ничего не знаю о нем. Мы потеряли две большие плоскодонки и лодку Лактоса, сына Менианда. А свою лодку я должен отдать австралос и инглези за ту помощь, которую они нам оказали. Вот тот, с рыжими волосами, это он заставил замолчать форты. А Нис, сын Галланоса, сумел привести лодку к берегу, потому что из минометов с моря стрелять нельзя. Я дал обещание и сдержу его. Лодка принадлежит им. Они не могут ждать, пока вернется. Экса. Железноголовые скоро придут сюда.
— Вместо Экса приехали другие, — сказал кто-то из толпы.
Это сразу подвело черту и поставило точку. Все сошли со своих мест и окружили Хаджи Михали, как будто кончился урок и теперь речь уже пойдет о другом.
— Из Египта приехало четверо, — сказала какая-то женщина. — Они сидят в той хижине, где склад губок.
— А Экса не вернулся, — сказал один мальчик.
— Они знают что-нибудь об Экса? — Хаджи Михали как будто сразу опомнился. Он уже проталкивался сквозь толпу, видимо решив сразу же идти к хижине.
— Они ничего не говорят. Они ждали тебя.
— Это англичане прислали их.
— Они скажут только тебе, — сказала та же самая, женщина. — У них есть оружие, и двое из них — афиняне. Они не разговаривают, только все время просят есть, — целую гору съели, пока дожидались тебя.
Хаджи Михали шел, не останавливаясь. Люди, мимо которых он проходил, громко разговаривали между собой, кое-где плакали женщины. Ловцы губок стояли в стороне, группой человек в пятнадцать, обособленной и неподвижной.
Хаджи Михали подошел к ним.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Примите мою дружбу.
— Я принимаю ее, Хаджи Михали, — сказала одна женщина.
Она была такая же загорелая, как и мужчины, с широким квадратным лицом и волосами, наполовину выгоревшими от солнца. У нее была большая грудь, натянувшая жиденькую ткань бумажного платья. Глаза, похожие на терновые ягоды, были сухи. Это была жена Сарандаки.
— Когда теряешь такого человека, нет слов утешения даже для жены его, — сказал Хаджи Михали.
— Я понимаю твои чувства, — сказала она.
Остальные дожидались в стороне. Там были двое мужчин, совершенно седые, хоть и не старые еще (ловцы губок не доживают до старости), женщина со скуластым лицом и целая куча черных от загара ребятишек. У всех большие, широко раскрытые глаза.
— Вы теперь останетесь в Литтосе, — сказал он им.
Никто не ответил. Жена Сарандаки только пожала плечами в знак того, что у нее нет другого выхода.
— Прими мою дружбу и располагай мною, — сказал опять Хаджи Михали.
— Благодарю тебя, — сказала она.
И Хаджи Михали пошел дальше, к хижине, где был склад губок.
Нис рассказал Берку и Стоуну о тех четверых, что прибыли из Египта, и они все пошли за Хаджи Михали посмотреть, в чем там дело.
31
В хижине сидело четверо греков. С ними был старик солдат, тот, который не ездил на Гавдос. Когда Нис, вместе с Хаджи Михали и с обоими австралийцами, вошел в хижину, один из греков разговаривал со стариком по-английски. Увидя, что в хижину входят незнакомые люди, все они поднялись на ноги. Первое впечатление от них у Ниса было самое неопределенное. Бросилась в глаза только самоуверенная манера держаться, отличавшая одного из них. У него были черные волосы, черная небольшая бородка и бархатные глаза. Тип красивого афинянина. Это он говорил по-английски.
Остальные трое были греки как греки. Один толстяк, чванливый и надутый, с волосами, даже сейчас аккуратно расчесанными на пробор.
Двое других казались помоложе. Один был без особых примет. Другой — тщедушный и малокровный на вид.
Они приветствовали Ниса и других обычным калимера и строго уставились на Хаджи Михали.
Старик солдат объяснил австралийцам, что эти люди прибыли из Египта.
— Это ты — Хаджи Михали? — спросил наконец один из приезжих.
Обращение на «ты» при данных обстоятельствах было очень бесцеремонно. Нис, как и Хаджи Михали, сразу же насторожился.
— Да, я, — ответил Хаджи Михали коротко, но вполне вежливо.
— Мы приехали из Египта.
— От англичан?
Никто из четверых не ответил. И с этого началось.
— Мы о тебе слыхали, — сказал один, упорствуя в своей бесцеремонности.
— Я послал в Египет человека по имени Экса, вы видели его?
— Нет, мы ничего об этом не знаем, — сказал красивый.
— Откуда же вы узнали, где меня найти?
— Нас послали сюда. Больше мы ничего не знаем. — На этот раз говорил тщедушный.
Хаджи Михали ничего не ответил. Бесцеремонность их обращения сразу настроила его почти враждебно. Впрочем, дело было даже не в бесцеремонности, а во всей повадке этих четверых. Они держались слишком развязно. Нис ждал, когда они подробнее расскажут о себе. Но они молчали. Положение становилось все более неловким. Наконец Хаджи Михали сказал, что если они хотят говорить с ним о чем-либо, незачем откладывать.
— Мы хотим, чтобы ты нам рассказал, как ты тут готовишься к борьбе с железноголовыми, — ответили ему. Говорил снова красивый, и в тоне его теперь ясно чувствовалось пренебрежение.
— Кто вы такие? — спросил Хаджи Михали. — Я вас совсем не знаю.
— Мы приехали из Египта, — сказал толстяк.
— Этого еще мало, — живо ответил Хаджи Михали.
— Мы здесь являемся представителями правительства.
— Какого правительства?
Теперь шел поединок между Хаджи Михали и красивым, который становился все наглее.
— Правительства эллинов.
— Да, но какого правительства эллинов?
— Того, которое в Египте.
— Не понимаю, — сказал Хаджи Михали. — Что же это за греческое правительство в Египте? Откуда оно взялось? Кто в него входит?
— Правительство, которое существовало всегда. С некоторыми изменениями. Это законное правительство.
— Значит, это метаксистское правительство? — быстро спросил Хаджи Михали.
— Называй как хочешь, — сказал тщедушный.
— Это законное правительство, — сказал толстяк.
— Кто утвердил его? Кто? Если это те же люди, которые были при Метаксасе, то вся Греция ненавидит их. Кто утвердил это правительство?
— А кто его раньше утверждал? — ехидно спросил тщедушный.
— Иоанн Метаксас, вот кто. Сами они себя утвердили пулеметами и автоматами.
— Это законное правительство, — сказал толстяк.
Нису очень хотелось шумно поддержать Хаджи Михали в этом споре, но приходилось молчать и слушать.
Стоун расспрашивал его:
— Кто это такие? Что им нужно?
Нис ответил отрывисто, что это метаксисты, и стал ждать продолжения спора. Спор продолжался.
— Я такое правительство не поддерживаю, — сказал Хаджи Михали.
— Никому твоя поддержка не нужна, — сказал красивый.
Хаджи Михали презрительно засмеялся.
— Зачем же обращаться ко мне?
— Нужно помочь делу здесь, в Греции.
Хаджи Михали сразу переменил тон.
— Если так, я готов слушать, — сказал он.
— Нам известна твоя прежняя антиправительственная деятельность, — сказал толстяк. — Но мы обещаем тебе и твоим пособникам амнистию, если теперь вы будете помогать.
Хаджи Михали оставил его слова без внимания и только спросил:
— Помогать? Но как помогать и чему? Все это очень неясно.
— Надо по всей Греции организовать группы для содействия правительству.
— Я уже вам сказал, что я такое правительство не признаю. — Хаджи Михали, не сдержавшись, почти выкрикнул это.
— Речь идет не о том, чтобы признавать или не признавать, — сказал толстяк. Он был хитер, это сразу чувствовалось. Гораздо хитрее того, помоложе, с красивым лицом. — Речь идет о том, чтобы помочь. Нужно у кренить правительственные группы в Греции и на островах.
— Вот как. А для чего? Для чего, я вас спрашиваю? Чтобы помочь вашим старшим братьям? Вашим защитникам и покровителям, железноголовым?
— Чтобы помочь англичанам.
— Разве англичане прислали вас сюда, метаксисты?
— Нет, — сказал толстяк, прежде чем успели ответить другие.
— Как же вы собираетесь помогать им?
— Организацией сторонников правительства в Греции и на островах.
— А что будут делать эти сторонники? Просто так, числиться сторонниками?
— Нет. Вооружаться.
— Против железноголовых?
— Да. Если будет необходимость.
— Как это — если будет необходимость? Ведь это же главное. Или сторонников правительства это не касается? Сторонники правительства. Говорите прямо — метаксистская организация.
— Метаксас умер.
— Метаксас жив. Вот сейчас со мной говорят четыре Метаксаса. Просят меня помочь им устроить так, чтобы, если англичане выиграют войну, метаксисты могли сейчас же вернуться и начать с того самого, на чем остановился Иоанн Метаксас.
— Мы хотим одного: сохранить единую Грецию.
— Да, да. Не дать раздробить ее, — сказал красивый.
— Не обращай на него внимания, — сказал толстяк. — Нам известна твоя прежняя антиправительственная деятельность, и мы даем тебе возможность загладить свою вину. Ты напрасно называешь правительство метаксистским. Иоанн Метаксас умер.
— Скажи, кто входит в это правительство. Назови имена. Это те же люди, что и при Метаксасе были?
— Некоторые да, но не все, — сказал толстяк.
— Кто же именно?
Толстяк назвал несколько имен.
— Они сотрудничали с Метаксасом. Это всякий знает. — Хаджи Михали вышел из себя. Окончательно вышел из себя. Он повторил три или четыре имени и потом сказал: — Всякий, кто сотрудничал с Метаксасом, есть метаксист. Я такому правительству помогать не стану. Все равно не стану, даже теперь. Организовывать группы по всей стране. Понятно, зачем это. Ну да, для борьбы с железноголовыми. Но прежде всего для укрепления метаксистов. Знаете ли вы, где мы только что были? Знаете или нет?
— На острове Гавдос, — презрительно сказал красивый. Он об этом узнал от старика солдата.
— Да. На Гавдосе. — Хаджи Михали вызывающе выпрямился. — Мы ездили туда освобождать ловцов губок и литтосийских рыбаков, которых Метаксас посадил в тюрьму за то, что они были против его политики. А вы в это самое время являетесь сюда и требуете, чтобы мы помогали вам укрепить в Греции влияние метаксистов. Да я раньше удавлю тебя.
— Это нужно для того, чтобы разбить железноголовых, — коварно заметил толстяк.
— Если бы только в этом было дело, я стал бы помогать даже метаксистам. Но дело не только в этом. У вас свои планы. Вы хотите насаждать метаксизм. Фашизм. Вы хотите того же, что и железноголовые.
— Почему ж мы тогда не остались здесь, с ними? — вмешался самый младший из четверых.
— Потому что вы знали, что старший братец проглотит вас, а это в ваши расчеты не входит. Вы не захотели оставаться здесь с железноголовыми. И вы не хотите, чтобы железноголовые хозяйничали в Греции. Но это нисколько не меняет дела. Ваш метаксизм — тот же фашизм. Он не станет пригляднее оттого, что вы-как будто хотите помогать англичанам в их войне с железноголовыми. Вы потому выбрали англичан, что они не станут мешаться в ваши внутренние дела в Греции. А железноголовые стали бы. Впрочем, есть среди вас и такие, что предпочитают железноголовых.
— Мы за англичан и против железноголовых, — сказал тщедушный. — Этого довольно. Для тебя этого должно быть довольно.
— Нет, этого не довольно.
— Тогда мы будем считать, что ты по-прежнему идешь против правительства, — сказал тщедушный. — Против законного правительства. И против англичан тоже.
— Вы не можете говорить от имени англичан. Я — против железноголовых, и против метаксистов, и против всех, кто хочет угнетать нас.
— Против правительства, — спокойно повторил толстяк.
— Какого правительства? — Хаджи Михали тряско от бешенства, но он сдерживался. — Вы, которые сбежали, бросив Элладу и острова, объявляете кучку проходимцев правительством и думаете, мы тотчас же признаем его? Греческое правительство может существовать только на греческой земле. А с вами, метаксисты, мы покончили. Напрасно вы думаете, что, как только англичане выиграют войну, вы можете вернуться сюда и сказать нам: «Вот и мы, правительство». Кто назначал вас? Откуда вы взялись? Пули и снаряды — вот чем мы встретим вас. Довольно с нас метаксизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30