Джон Перри Барлоу: «Животная пища»

Джон Перри Барлоу
Животная пища



Paco
Оригинал: John Barlow,
“Eating Mammals”

Перевод: Екатерина Ильинична Романова
Аннотация Катаклизмы XX столетия, увиденные острым и ехидным взглядом циркача, выступающего с крайне необычным трюком…Озорная фантасмагория о крылатом коте, ухитрившемся самым фактом своего существования сотрясти основы основ диккенсовской Англии…Ехидная парродия на «буколическую» литературу XIX века, превращающая скандал, случившийся в маленькой деревушке, в уморительный карнавал…Калейдоскоп иронических страстей от Джона Барлоу! Джон БарлоуЖИВОТНАЯ ПИЩА Посвящается Сюзанне Recuerdas donde comenzo todo esto? Ты помнишь, где все начиналось? (исп.)


ЖИВОТНАЯ ПИЩА Карьера моя началась с двух счастливых случайностей, двух, можно сказать, подарков фортуны. К концу войны мне довелось поработать кашеваром в армии Его Величества, и я вернулся домой, умея в два счета потушить мясо на триста человек, а потому рассудил, что легко справлюсь с должностью шеф-повара в ресторане. Надев новенький, скверно пошитый костюм (нам всем тогда выдали такие костюмы – новые и скверно пошитые), я уговорил хозяина недорогой гостиницы в Скарборо взять меня на работу и несколько лет спустя уже стряпал для одного перворазрядного отеля на йоркширском побережье. Какого именно, не скажу, потому что лет через десять, когда я ненадолго прославился на всю округу глотанием слизняков, бывший начальник написал мне письмо с просьбой ни под каким предлогом не разглашать название ресторана. Напрасный труд: к тому времени я начисто забыл о его заведении, и письмо лишь напомнило мне о нем.Так или иначе, в один прекрасный день (тогда я работал третьим поваром, то есть готовил завтраки) меня подозвал к столику посетитель, якобы пожелавший выразить мне свою признательность. Звали его Маллиган. Постоянный клиент, он был известен персоналу отеля не столько частыми визитами, сколько исключительными размерами. Маллиган был громаден. В ладном твидовом костюме он походил на одетый с иголочки ствол дерева, гигантский кусок человечины. И хотя в его теле помимо костей и мышц явно присутствовало нечто еще, никому и в голову не приходило, будто это жирок. Даже когда он просто сидел и методично жевал пищу, все видели, что этот здоровяк не из тех, у кого брюхо колышется точно мешок с медузами. С головы до ног Маллиган приобрел ту консистенцию, о которой лишь мечтают толстяки и которую презирают (должно быть, из зависти) культуристы: твердый жир. А под слоем твердого жира крылись изрядные мускулы – доживи Маллиган до наших дней, он обязательно стал бы кинозвездой или, на худой конец, профессиональным борцом.Но, к моему счастью, он выбрал совершенно иное поприще. В нашем ресторане завтракал Железный Майкл Маллиган. И в то утро, когда я собирал с тарелок мясные объедки, чтобы потом приготовить из кусков получше начинку для пирога, он захотел со мной побеседовать.Тогда я знал о нем лишь то, что видел собственными глазами. А видел я, как он ел. Маллиган проглотил целый котелок овсяной каши, столько ветчины и яиц, что хватило бы на бригаду землекопов, да тостов из полбатона в придачу. Однако то же самое он ел вчера, и едва ли моя стряпня чудесным образом улучшилась за ночь. Так зачем же он меня позвал?Я подошел к столу. Великан прихлебывал чай из хрупкой фарфоровой чашечки. Словно чтобы отметить мое появление, он выудил из сахарницы кусок сахара и бросил его в чашку. Затем поднял глаза на меня.– Итак, вы готовите завтраки, – сказал он с ирландским акцентом, который придавал словам одновременно серьезность и легкомыслие, так что любое замечание Маллигана можно было трактовать совершенно по-разному. – Все очень вкусно. Большое, большое спасибо.Я принял комплимент довольно неуклюже, не зная, верно ли я его истолковал.– Видите ли, – продолжал он уже тише, указав на свободный стул, – мне потребуется кое-какая помощь. И, сдастся, вы-то мне и нужны.Я сел за стол и заметил под тарелкой купюру в один фунт. Маллиган дал мне минуту, чтобы ее разглядеть, после чего продолжал:– Сегодня у меня намечается небольшое дельце, весьма своеобразный ужин…Я кивнул, не отрывая взгляда от денег.– … да, весьма своеобразный, и для него мне понадобится освежающий напиток.Я уже собирался сказать, что доступ к винному погребу осуществляется строго по разрешению управляющего, рассудив (неверно), что Маллигана смутили наши цены на вино. Однако в силу своей скромности я довольно долго подбирал нужные слова, пытаясь объяснить, что у каждого вора есть определенная планка, ниже которой он не опустится, а моя планка – минимум три фунта… Тут он протянул мне клочок бумаги, на котором обнаружился следующий рецепт, написанный от руки: Свежевыжатый апельсиновый сок 3 пинты Свежевыжатый томатный сок 3 пинты Чистое оливковое масло 1,5 пинты Мед 0,5 пинты
Смешать все ингредиенты и взбить. Дать настояться. Взбить снова и разлить в восемь бутылок.
У мистера Маллигана явно были серьезные проблемы с желудком. Неудивительно! – заметите вы. Но то, что у такого великана с таким исключительным аппетитом приключился такой силы запор, разумеется, поставило меня в тупик. И зачем ему народное снадобье?– Я вижу, моя просьба кажется вам странной, однако могу заверить: все очень невинно и совершенно законно…Он придвинул мне тарелку с купюрой.– Надеюсь, в пять часов вечера восемь бутылок с этим средством окажутся у меня в номере. В таком случае вы получите еще один маленький подарок.Надо полагать, в моих глазах он прочитал согласие, потому что откинулся на спинку стула с таким видом, будто сделка заключена.Я осторожно извлек деньги из-под тарелки и встал.– Ах да, – добавил он. – Пожалуйста, масло – только оливковое. Другое не годится.
В те дни, когда только-только отменили продуктовые карточки, достать на кое количество апельсинов было нелегко. Еще по дороге на кухню я вдруг понял, что проще стащить вино из погреба, чем тайно раздобыть шесть дюжин апельсинов, не говоря уже о помидорах. А масло и мед…Но, работая поваром, я быстро приспособился к системе нормирования продуктов и тут же придумал, как можно выкрутиться: размял помидоры и смешал их с подслащенной водой и кетчупом (по непонятной причине его всегда было в достатке). Затем побежал к раковине, все еще битком набитой (слава богам!) грязной посудой, и насобирал оттуда полкувшина разных фруктов. Потом слил оставшийся сок из двадцати или тридцати стаканов – таким образом, у меня получилось около чашки сока, хотя и не чисто апельсинового, но по большей части цитрусового. Наконец, я стащил пару дюжин апельсинов с фруктового склада.Я принялся за работу: очищал фрукты от кожуры, засовывал их в мясорубку (о, если б я знал тогда!) и яростно вращал ручку. К получавшейся смеси добавлял концентрат, украденный со склада вместе с банкой томатного сока. Масло мне тоже удалось раздобыть – в кастрюлю отправилось чистейшее оливковое. Его в ресторане берегли как зеницу ока. С каждым новым ухищрением я все больше склонялся к мысли, что мои старания стоят гораздо дороже фунта стерлингов. Странно, но я чувствовал некую гордость за себя, благоговейный трепет перед столь трудной задачей. В ушах эхом отдавались слова Маллигана: «И, пожалуйста, масло – только оливковое. Другое не годится».Итак, я с невозмутимым видом стоял над сковородкой, в которой на слабом огне томилось оливковое масло, и аккуратно вмешивал в него полпинты меда, изображая, будто грею молоко и яйца для сливочного крема. Масло и мед – вовсе не близкие родственники, и хотя у нагретой эмульсии был довольно сносный вкус, она постоянно норовила расслоиться. Смешать сладкое масло и сок оказалось еще более сложным испытанием для моего ума, однако в конце концов я притащил целое ведро таинственной жидкости в свою комнату.Спрятав ведро в шкафу, я вернулся к пирогам с мясной начинкой и прочим блюдам, а через шесть часов снова взбил снадобье и разлил его в восемь бутылок.Без пяти минут пять я начал свой тайный забег по отелю, держа в руках ящик с бутылками и стараясь не попадаться на глаза другим сотрудникам. По главной лестнице я не пошел, а пробирался темными коридорами для слуг, которыми пользовались только в экстренных случаях. Когда я прибыл к номеру Маллигана, пот струился по моему лбу и попадал в глаза, от чего я моргал, как сумасшедший. Дверь отворилась на стук, и меня тут же затащили внутрь. В комнате витали ароматы сигар и одеколона, а в углу я заметил пурпурный бархатный пиджак, который, по-видимому, составлял вечернее одеяние Маллигана.Он поискал пепельницу и, не найдя ее, зажал недокуренную сигару в зубах. Затем достал из моего ящика бутылку, посмотрел сквозь нее на солнечный свет и отхлебнул. Одобрительно крякнул.– Сок не совсем свежий, особенно томатный, зато масло превосходное, – сказал он и показал мне на стол, где лежала еще одна купюра в один фунт. – А вот и моя благодарность, от всего сердца, молодой человек, от всего сердца.Но денег я не взял. Мне во что бы то ни стало хотелось получить объяснения. Теперь-то я понимаю, сколь наивно и глупо я себя повел, – Майкл Маллиган был не из тех, на кого можно наседать. Даже король (вернее, к тому времени уже королева) попросил бы его об одолжении в чрезвычайно вежливой форме. Но тогда я ничего подобного не знал, а потому не сдвинулся с места до тех пор, пока его лицо не приобрело удивленное выражение.– Как я понимаю, – начал он, садясь в кресло и указывая мне на второе, – вам нужны не деньги, а пояснения.Маллиган разразился смехом, но не громким и грудным, как я ожидал, а пронзительным шаловливым хихиканьем. Я сел.– Похвально, похвально. Держи-ка. – Он протянул мне сигару.Я раскурил ее так, как обычно раскуривают сигарету, и глубоко затянулся. В тот же миг горелая резина и обжигающая карамель наполнили мои легкие, нутро свернулось в комок и взорвалось, а горло перехватило. Однако, к своему удивлению, я не только сдержал тошноту, но даже не закашлялся.Маллиган смерил меня заинтересованным взглядом и, когда я оправился после первой в жизни затяжки гаванской сигарой, произнес:– А вот это уже действительно любопытно! Тебя не вырвало, ты не заперхал, хотя и заметно позеленел. Смею сообщить, сигарный дым обычно не вдыхают. Но я отвлекаюсь. Итак, ты сдержался. Вот для чего мне и нужна твоя смесь, мой друг. Она позволит мне поступить точно также.Мир неудержимо поплыл перед глазами. Затяжка так ослабила меня, что я не смог выдавить ни слова.– Как я уже говорил, вечером мне предстоит весьма своеобразный ужин. Этот напиток поможет мне не только съесть, но и удержать его внутри. Сегодня я буду есть мебель.Я уставился на него в недоумении и тут же отвел взгляд. Итак, я оказался в компании безумца. Однако сигара в моей руке дымилась и, судя по ее длине и толщине, дымилась бы еще очень долго. Мне хотелось, чтобы тончайшая голубая нитка дыма стала толще, а кольцо пепла расширилось и побыстрее сгрызло отвратительный окурок, как обычно случается с сигаретой на ветру.И только одного я желал даже больше, чем покинуть комнату, полную дыма: убедиться, что я не ослышался. Тогда бы я мог с легким сердцем укрыться в жаркой, дурманящей, но безопасной кухне, по-прежнему сжимая в руках тлеющую сигару.– Я – профессиональный едок, – сказал он, чем снова поверг меня в недоумение. – И, можно сказать, практически единственный в своем роде. Я выступаю для очень узкого круга людей. Ты наверняка слышал о моей профессии или даже видел подобные представления.Я отрицательно помотал головой.– Быть может, ты хотя бы видел, как на ярмарках некоторые удальцы спорят, кто быстрее расправится с галлоном пива? Или присутствовал на турнирах по поеданию пирогов и требухи?Я признал, что не раз бывал на таких состязаниях.– Так вот, – сказал он, скромно сложив перед собой руки. – В каждом деле есть новички, дилетанты и любители. Но также есть знатоки, виртуозы, истинные аристократы. Смею предположить, что я отношусь к последней категории – категории признанных мастеров.И Маллиган начал свое повествование, которое увлекло меня не только к лучшим отелям северной Англии, но промчало через океаны к городам и народам, о коих даже в годы глубокого отчаяния я не мог и помыслить.
Железный Майкл Маллиган уехал из Дублина в 1919 году и, как и многие его соотечественники, отправился в Новый Свет. Смесь природного очарования и внушительных размеров позволила ему быстро проникнуть в лучшие бары и рестораны Нью-Йорка – правда, пока лишь в качестве вышибалы. Однако он тут же начал зарабатывать себе имя. И не тем, что умел с особым изяществом выдворить пьянчугу из заведения, и даже не тем, как с непогрешимой любезностью втолковывал смутьяну, что тот может безобразничать где угодно, только не здесь. Нет. Маллиган прославился своим аппетитом. Его любовь к еде и напиткам изумляла и пугала. Сперва окружающие думали, что голодный провинциальный мальчик, впервые оказавшись в Америке, никак не наестся досыта. Но так продолжалось день за днем, неделю за неделей, и количество потребляемой Маллиганом пищи неуклонно росло. Поздно ночью, когда за посетителями уже хлопали дверцы такси, а оркестр складывал инструменты, кухня заполнялась сотрудниками бара – официантками, портье и музыкантами, – которые с нетерпением ожидали, когда же ирландец начнет есть.Такие подвиги быстро сделали его знаменитым, и не только среди обслуги. Скоро о нем прослышали постоянные клиенты всех рестораций и отелей, где ему доводилось работать. Однако из страха подмочить репутацию своих заведений начальство позволяло давать подобные концерты лишь за закрытыми дверями. В те времена ярмарки и варьете буквально распирало от пожирателей всех мастей, и Маллиган не хотел, чтобы его выступления принимали за низкопробное увеселительное зрелище. Он начал выступать на частных вечеринках для состоятельных ньюйоркцев, жадных до всего забавного и необычного.Тогда все фокусы Маллигана были строго просчитаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24