Библиотека Старого Чародея, Сканирование — Маша, вычитка — Marichka
«Альбертина и Дом тысячи чудес»: Азбука-классика; СПб.; 2004
ISBN 5-352-01210-7
Оригинал: Frank Maria Reifenberg, “Albertine und das Haus der tausend Wunder”
Перевод: Марина Алексеева
Аннотация
Интернат с противной директрисой — не лучшее место для своенравной девчонки. Поэтому Альбертина, неожиданно получив наследство, просто собрала вещички и удрала. Ведь страшно интересно посмотреть на свой новый дом, в котором недавно жила ее тетушка — известная фокусница и иллюзионистка. Или, может быть, волшебница? Во всяком случае чудеса, которые там происходят, простыми фокусами не объяснишь. Весь дом — один сплошной аттракцион: здесь есть и комната кривых зеркал, и парадная лестница, которая, стоит только повернуть морду льва на перилах, превращается в скользкую горку, и бродячая ванная комната, и убегающие коридоры. Даже новых друзей нашла Альбертина в этом загадочном месте. Вот только и друзья эти странные, как будто пришли из прошлого. Много смешных и опасных событий произойдет до того дня, когда Альбертина узнает их тайну. И развязка этой тайны будет совершенно неожиданной.
Франк РАЙФЕНБЕРГ, Ян ШТРАТМАНН
АЛЬБЕРТИНА И ДОМ ТЫСЯЧИ ЧУДЕС
Запретная поездка
Альбертина уже, наверное, в сотый раз сунула руку в карман джинсов. Деньги были по-прежнему на месте. Если автобус вот-вот не придет, Раппельмайерша настигнет меня и я не успею уехать, подумала Альбертина. Все это добром не кончится. Еще никому и никогда не удавалось покинуть пансион без разрешения руководительницы, и уж подавно никому не разрешалось в одиночку ездить по окрестностям.
Пышные кудряшки выбились у Альбертины из-под красного платка, который был завязан на затылке. По взъерошенным каштановым с рыжиной волосам ее здесь сразу узнал бы всякий, а как раз этого Альбертина не хотела. Это называлось особыми приметами — где-то она об этом уже читала. Главное — спокойствие, здесь вокруг нет ни единого знакомого, успокаивала она себя. На всякий случай она пробежала еще две остановки пешком.
Удобный жилетик с кармашками, который Альбертина носила всегда, на этот раз лежал у нее в чемоданчике, украшенном наклейками с мордочками котят. Вообще-то такие наклейки Альбертина считала детским садом, но, кроме этого чемоданчика — и того, что в нем лежало, — у нее попросту больше ничего не было.
Кроме жилета там лежали еще футболка, ночная пижама и зубная щетка, три больших бутерброда с сыром и ворох газетной бумаги. В эту газету она завернула «Спектр-2004» — не очень большую, но зато мощную подзорную трубу. Подарок папы. Конечно, были у нее с собой и матрешки. С этими русскими куколками, которые вставлялись одна в другую, Альбертина не расставалась никогда.
Гудок океанского лайнера заставил Альбертину вздрогнуть. Перед ней стоял автобус. Двери с шипением открылись.
— Добро пожаловать на борт! Стамбул, Пекин, Владивосток и обратно! — прокричал водитель.
— Мне до Нижнего Вюншельберга… п-пожа-луйста, — с запинкой проговорила Альбертина и стала отсчитывать монетки. Она боялась, что денег не хватит.
— Ну, это далеко не вокруг света, но зато быстро — восемьдесят дней на это не потребуется! — Водитель оторвал от рулона билетик и торжественным жестом протянул его Альбертине. — И вот еще пятьдесят золотых дублонов сдачи. Но только при условии, что ты будешь ставить паруса, матрос второго класса… э-э?
— Альбертина. Альбертина Шульце.
— Ой-ой-ой, какое красивое имя.
— Нисколько не красивое. Старомодное и глупое. В нашей семье внучку принято называть именем бабушки со стороны отца. А ее, на беду, звали Альбертиной, — отбила атаку Альбертина.
Но еще хуже было, если кто-нибудь начинал называть ее Тина или Тинхен.
— Понял!
Такого водителя автобуса Альбертина еще никогда в жизни не видела. Вся нижняя половина лица у него скрывалась за густой бородой. А там, где черные как смоль волосы заканчивались, почти сразу начиналась надвинутая глубоко на лоб капитанская фуражка. Из-под козырька выглядывали только широкий приплюснутый нос и черные горящие глазки.
— Держись ко мне поближе, матрос второго класса Альбертина, оставайся тут, у капитанского мостика, — пробасил водитель, указывая на место в первом ряду.
— Есть, капитан! — крикнула Альбертина и рассмеялась. Она бросила чемоданчик на сиденье рядом с собою и достала из него матрешку и жилет с карманчиками. Это была самая удобная в мире одежда. Пусть Яцци, соседка Альбертины по комнате, называет ее жилет половой тряпкой, если хочет. Бесчисленные карманчики, петельки, клапаны, отделения, секретные и суперсекретные карманы скрывали необходимые вещи на все случаи жизни. Но иногда эти вещи, к сожалению, исчезали бесследно. Какой-нибудь гаечный ключ, веревочка или гигиенический карандаш для губ с запахом земляники — ведь Альбертина обходилась с ним в высшей степени экономно и по пустякам не тратила — внезапно пропадали, и их целыми днями и неделями было не найти.
— Зови меня Саладин.
Взвыл мотор, и автобус медленно тронулся с места.
Собственно говоря, назвать его автобусом было трудно, он больше походил на ярмарочный балаганчик. Гирлянды разноцветных помигивающих лампочек, цветы из папиросной бумаги, моделька венецианской гондолы с сияющим фонариком, мерцающие нитки жемчуга, открытки с изображением дальних стран и загадочных островов, надувная кокосовая пальма украшали ветровое стекло и торпеду. В углу кабины на пестрой персидской подушке уютно устроилась большая кукла с зонтиком из папиросной бумаги в руках. Саладин представил ее Альбертине как Мэри Хиггинс, свою подругу и спутницу во всех поездках.
— Капитан Штюрценбехер, обошел под парусами все моря и океаны и ни разу не потонул и не пропал, — добавил водитель с гордостью.
При слове «пропал» Альбертина сникла и пригорюнилась.
— Эй, что с тобой? Черная кошка дорогу перебежала? — спросил Саладин.
Альбертине не хотелось говорить об этом, но Саладин был морской волк и водитель автобуса и не было на свете человека любопытнее его.
— Наш корабль — это корабль правды, дружбы и радости. На борту должен царить смех, так что живо признавайся! Что за морские призраки хотят испортить тебе настроение?
Запинаясь, Альбертина рассказала, что ее папа вот уже девять месяцев как пропал где-то в Сибири. Яцци говорила всем, что Вольфганг Шульце никогда не вернется, точно так же, как мать Альбертины, которая смылась сразу же после ее рождения. Яцци дорого заплатила за свое подлое поведение: нос ей Альбертина расквасила в момент, одним точным ударом. Два месяца после этого ей пришлось «скрести корки» — заниматься самой мерзкой штрафной работой, какая была в приюте: отскребать присохшие остатки еды от почти двух сотен детских мисок и тарелок — такова была расплата. Пропал не значит погиб. В этом Альбертина была абсолютно уверена.
— Тысяча чертей, ты права, девочка, права, как правая ванта! — прогудел Саладин. — Я пропадал по крайней мере пять раз, и дважды на таких Богом забытых островах в Индийском океане, что о них сам Нептун понятия не имел! Ну и что? Разве похоже, что я умер?
Да, трудно было представить себе человека более живого, нежели Саладин, у которого глазки сияли, как две черных маслины.
— Он вернется, я это точно знаю. Папа говорил, что мы, Шульце, неистребимы. — Альбертина прижала к груди руки и для убедительности кивнула. Ее кудряшки окончательно выбились из-под красного платка и торчали теперь во все стороны. — Если кто-нибудь из рода Шульце вобьет себе что-то в голову, то разве что землетрясение, или торнадо, или, в самом крайнем случае, убойная порция мороженого с шоколадом и клубникой способны ему помешать, — со смехом добавила она.
— Эта семейка Шульце начинает мне нравиться все больше и больше, — сказал Саладин, выразив свое одобрение низким, раскатистым хохотом.
За окном мирно проплывали пейзажи. Жизнь Саладина на ветрах семи морей была по крайней мере так же пестра и невообразима, как его автобус. Альбертина хорошо понимала, что кое-что в историях, рассказанных ей Саладином по дороге, было — совсем чуточку — приукрашено. Но еще никто и никогда не приукрашивал так захватывающе, как он. А разнообразные проклятия, которые как из рога изобилия отпускал водитель, стоили того, чтобы их услышать. У Раппельмайерши Саладин Штюрценбехер уже только за своих «Тысячу чертей!» получил бы по меньшей мере три недели штрафных работ на кухне.
Снаружи лил проливной дождь и сумерки окутывали всю местность мягким как вата, расплывчатым светом. Автобус прыгал по ухабам разбитой дороги.
— Хватайся за ванты, штормит! Дождемся мы или нет, когда эта жирная сухопутная крыса залатает здесь наконец-то все дыры?! — взревел Саладин. — В один прекрасный день кто-нибудь ухнется в такую вот дыру и приземлится в Австралии.
— Жирная крыса? Кто это? — Альбертина ухватилась рукой за капитанскую фуражку, которую нахлобучил ей на голову Саладин. Фуражка была ей слишком велика и сползала на глаза.
Саладин указал рукой на большой рекламный щит, где был изображен толстый, масляно ухмыляющийся человек с поварешкой в руке. Другой рукой он, подобно полководцу, указывал на широкую шоссейную дорогу.
— Фриденсрайх Болленштиль. Этому прожорливому хорьку принадлежит почти все в здешних местах. И якобы он намеревается проложить здесь шестиполосный автобан. Отвратительный тип, — сказал Саладин и сплюнул в открытое окно. — При этом вполне хватило бы того, чтобы он бочку смолы купил бы, и все. Зато эта дорога была бы в порядке…
— … и тогда никакого автобана никому здесь не понадобится, — довершила Альбертина его мысль.
— В самую точку попала! — подтвердил Саладин.
— А далеко еще до Вюншельберга?
— До какого Вюншельберга — Верхнего, Нижнего или Центрального? — поинтересовался Саладин.
Альбертина вытащила из кармана письмо, которое казалось ей таким чинным и солидным. До сих пор в ее почтовом ящике водилась только пыль да обитал один старый паук. Если туда что-то и бросали, то в основном письма с угрозами, пестрящие орфографическими ошибками, или маленькие свертки с бомбочками-вонючками — приветы от Яцци.
И тут вдруг пришло вот это письмо, самое настоящее официальное письмо, должностное письмо, как назвал его Тиль.
— Ты что, собираешься оставить нас здесь совсем одних, да? А ну, говори сейчас же! — вырвалось у него, когда Альбертина прочитала ему и Кнобелю вслух это послание. Тиль появился на свет на две минуты раньше Кнобеля, поэтому считался старшим и выступал от имени обоих близнецов. Он бросился на кровать и горько расплакался.
— Я не брошу вас тут одних! — пообещала ему Альбертина.
— Почему ты тогда не берешь нас с собой? — спросил Кнобель, которому было семь лет, два месяца, пять дней, шесть часов, ноль минут и двадцать четыре секунды, и поэтому он был младший.
— Потому что… — Альбертина запнулась. Надо ли раскрывать мальчишкам всю тайну? — Я ведь поеду без разрешения Раппельмайерши на это самое… — Она произнесла странное выражение по складам: — … На о-гла-ше-ни-е за-ве-ща-ни-я и самое позднее через два дня уже опять буду здесь, с вами. Если мы улизнем втроем, будет слишком заметно!
— А что если как раз завтра нас кто-нибудь захочет забрать? — Кнобель с тех пор, как он себя помнил, мечтал о том, что настанет день и парочка каких-нибудь симпатичных родителей заберет его и брата.
Альбертина смолкла. Так быстро все это не бывает, грустно подумала она. До сих пор что-то не нашлось никого, кто захотел бы усыновить сразу двоих сорванцов.
— Ты с ума сошел! В первую очередь вы нужны мне, куда это вы собрались? Ничего себе, в кои-то веки у меня появилась возможность глотнуть свежего весеннего воздуха, и вы сразу же решили смыться!
— Ну, возможность-то у тебя появилась, но никто тебе, между прочим, не разрешал ее использовать! — захихикал Тиль, но тут же умолк, потому что в комнату внезапно вошла Яцци.
Альбертина тогда рассмеялась, обняла мальчишек за плечи и пообещала позвонить, как только доберется до телефона.
А сейчас, в автобусе, она поднесла письмо к китайскому фонарику, который, раскачиваясь из стороны в сторону, висел у нее над головой.
— Вилла Вюншельберг! — сказала она. Это то место, где ей надо выходить.
— Что? Ты собираешься бросить якорь у виллы Вюншельберг? То еще местечко. Да ты отважная девчонка! Про эту виллу всякое болтают… — дальше Саладин уточнять не стал.
Раздался пронзительный длинный гудок. Альбертина повернулась на звук и увидела стремительно приближающиеся ослепительные фары, которые пронеслись слева вплотную к автобусу. Саладин рванул руль в сторону, и Альбертину швырнуло вперед, она ударилась прямо о плечо морского волка. Все предметы автобусного интерьера, включая Мэри Хиггинс, беспорядочно разлетелись по всему автобусу.
— Проклятые дорожные пираты, всех вас пора вздернуть на реях! Под килем вас всех протащить надо, как матросов, в наказание, кровожадные чертовы мурены! — закричал Саладин, выворачивая с обочины обратно на дорогу.
Альбертина обернулась. Задние фонари машины вспыхнули еще раз красным светом и пропали за поворотом. Автобус резко затормозил. Альбертина, ползая на коленях, нашла и расставила по местам все любимые вещицы Саладина, которые попадали на пол.
— Ну что, все игрушки на месте? — спросил Саладин и сплюнул в окно.
Альбертина кивнула, но коленки у нее по-прежнему дрожали от страха.
— Почему мы не едем дальше, Саладин? — Она посмотрела. в окно. Кругом расстилались мокрые от дождя поля. Впереди мерцали огоньки маленького городка.
— Мы у цели, матрос второго класса Альбертина. Отсюда идет дорога на виллу Вюншельберг. — Саладин указал пальцем на небольшую гору. На ее вершине темнели очертания какого-то большого дома. Саладин нажал на красную кнопку, и двери автобуса открылись.
Альбертине гораздо больше хотелось остаться на борту, чем лезть в это хмурое море дождя и асфальта.
— Никогда не трусь и не сдавайся, маленький матрос. Держи хвост пистолетом и грозно смотри на тех, кто попытается остановить тебя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29