Правда, глаза у нее были ничего, но при такой худобе какая уж красота. Однако он смело воскликнул:– Ты куда красивей!– Нет, правда? – переспросила Дженни, и Питер услышал впервые, как она мурлыкает.Когда он досказал все до конца, она долго думала, глядя вдаль. Наконец она повернула к нему голову и спросила:– Что же нам делать?– Не знаю, – сказал Питер. – Если уж я кот, что тут поделаешь!..Дженни положила лапку ему на лапку и сказала:– Котом сразу не станешь. Надо нам будет позаниматься.– Чего там, – сказал Питер, которому заниматься надоело. – Ешь мышей да урчи, только и всего.Дженни было обиделась, но мордочка ее почти сразу стала ласковой и даже как будто красивой.– Я тебя всему научу, – пообещала она. – Только никому не говори, что ты мальчик. Мне сказал, и ладно, другим не говори, не поймут.Питер кивнул, и Дженни нежно погладила его. Лапка у нее двигалась так мягко, что Питеру стало совсем хорошо.– Что ж, начнем, – сказала Дженви. – Чем раньше, тем лучше. Первое и самое главное – умывание. Кошкам надо знать, как умываться и когда. Вот, слушай… Глава 5. КОГДА ТЕБЕ ТРУДНО – МОЙСЯ! Когда тебе трудно, мойся, – сказала Дженни. Сидела она ровно и даже строго, под самым "N" с короной, и сильно напоминала учительницу. Но глаза у нее радостно поблескивали и меховые щеки раздвигала улыбка. Свет падал сверху прямо на нее, словно она была на сцене.– Если ты, ошибся, – говорила она, – или расстроился, или обиделся, мойся. Если над тобой смеются, мойся. Если не хочешь ссоры, мойся. Помни: ни одна кошка не тронет другую, когда та моется.Всех случаев и не перечислишь. Скажем, дверь закрыта, ты не можешь попасть домой – присядь, помойся и успокоишься. Кто-нибудь гладит другую кошку или, не дай бог, играет с собакой – мойся, и тебе будет все равно. Загрустил – мойся, смоешь тоску. Разволновался – мойся, и возьмешь себя в лапы. Всегда, везде, в любом затруднении – мойся, и тебе станет лучше.– Конечно, – заключила она свою речь, – кроме того, ты станешь чище.– Мне всего не упомнить, – сказал Питер.– И не надо, – отвечала Дженни. – Помни общее правило: трудно тебе – мойся.– Не научусь я по-вашему мыться, – снова попытался было Питер, который, как все мальчики, мыться не любил. – Как я до спины дотянусь?– Какая чепуха! – воскликнула Дженни. – Помни: кошка дотянется до любого места. Сразу видно, что у тебя кошки не было. Смотри на меня и повторяй. Начнем со спинки.Она выпрямилась еще сильнее, повернула голову, почти вывернула, и принялась короткими ударами язычка мыть левую лопатку, вжимая подбородок в серый мех. Охватывала она все больше места, и, наконец, ее язычок проводил каждый раз по всей спине.– Никогда не смогу! – вскричал Питер. – Мне и голову так ие вывернуть!..– А ты попробуй, – сказала Дженни.Он попробовал, и голова повернулась носом назад. Тогда он высунул язык, лизнул белый мех, и дело пошло.– Молодец! – подбодряла Дженни. – Браво! Теперь пониже, вниз по хребту…Долизав до середины спины, Питер так обрадовался, что замурлыкал, не переставая мыться, и это ему удалось.– Чтобы вымыть нижнюю половину, – сказала Дженнн, – изогнись вот так и опустись немного, полулежи-полусиди… Очень хорошо!.. Обопрись на правую лапку, а левую прижми, чтоб не мешала. Так. Мой левую сторону до конца, перевернись и мой правую.Питер все выполнил, удивляясь, как это легко, и даже попытался вылизать хвост, но Дженни его поправила.– Придержи его лапой. Да, да, правой. На нее опирайся, ей и держи. Вот так. Мыть под хвостом научимся позже. Сейчас отработаем живот, манишку, лапы и внутреннюю сторону ляжек.Передние лапки он вылизал с легкостью, но к манишке перейти не сумел.– Со временем, – сказала Дженни, – будешь мыть манишку сидя, но пока ложись, так легче. Ложись на бок, как я…Он лег и обнаружил, что может мыть свой мех прямо под подбородком. Однако дальше груди он не дотянулся.– Да, это потрудней, – улыбнулась Дженни, – смотри на меня. Сядь, и притом на хвост. Обопрись на любую из передних лап, можно и на обе. Задние расставь. Главное – правильно изогнуться, мы ведь очень гибкие.Все выходило так хорошо, что Дженни ввела новый метод.– А как ты вымоешь задние лапы изнутри? – спросила она.– Ну, это легко! – опрометчиво ответил Питер, но у него ничего не получилось, хвост и лапы начисто перепутались, и он неуклюже повалился на бок. Дженни огорчилась и раскаялась:– Ах ты, зря это я! Догадаться очень трудно, и сама поза трудная. Ты слышал такое выражение – «нога пистолетом»? Ну, видеть-то ты видел. – И она подняла правую заднюю лапу прямо вверх. Поза была совершенно немыслимая, ее мог бы повторить только циркач, и все же Питер принялся за дело, но снова чуть не завязался узлом.– Нет, смотри, – сказала Дженни. – Давай по порядку. Сперва примостись покрепче на основании хвоста (Питер примостился). Ободрись на левую переднюю лапу. Так. Теперь сядь поудобней, а спину изогни (Питер превратился в заглавное "С"). Вытяни левую заднюю во всю длину, для равновесия, тогда не свалишься. А вот теперь вытягивай правую прямо вверх. Да, хорошо, только не внутри правой передней, а снаружи. Ну, вот! Опирайся как следует, всем весом, прекрасно!Питер обрадовался, и ему захотелось, чтобы няня увидела его. Теперь он лизал где хотел, без подсказок, сам вылизал левую лапу, вызвав восхищение наставницы, которая, однако, сообщила, что и это еще не все: он не умеет мыть затылок, уши и морду.Питер с готовностью высунул язык, но ничего не получалось, и он жалобно проговорил:– Вот оно, самое трудное…– Нет. Это самое легкое, – улыбнулась Дженни. – Смочи переднюю лапу… (он смочил) и мой, где хочешь.И Питер вымыл дочиста сперва уши, потом щеки, потом затылок, потом усы и подусники и, наконец, маленький треугольник под самым подбородком.В последних лучах солнца он видел, как сверкает его белейший мех, который стал пушистым и нежным, словно шелк, но глаза у него слиплись, и будто издалека доносился ласковый голос Дженни:– Теперь мы оба поспим, а потом я расскажу тебе о себе. Глава 6. ДЖЕННИ РАССКАЗЫВАЕТ О СЕБЕ Как я уже говорила, – сказала она, проснувшись, – зовут меня Дженни и во мне, прибавлю, есть шотландская кровь. И моя мать, и я сама родом из Глазго. Собственно, род наш восходит к Африке. Предки мои попали в Испанию и служили на кораблях Великой Армады. Одна из них приплыл на доске к шотландскому берегу. Фамилия наша – Макмурр.– Я читал, как адмирал Дрейк победил Армаду, – вставил Питер, – и буря разбросала галеоны, но про кошек там не было…– Однако служили и кошки на этих галеонах, – сказала Дженни. – Строго говоря, что нам Испания! Мы жили задолго до того в Египте. Ты заметил, какая у меня маленькая голова? Египетская порода. Конечно, и лапки…Дженни легла на бок и протянула Питеру все четыре лапы.И подушечки и вся внутренняя сторона оказались черными. У Питера они были розовые.– Когда знаешь, кто твои предки, – продолжала Дженни, – все же как-то легче. Из Глазго в Лондон нас привезли в корзине, и маму, и сестер, и меня. Мама очень хорошо учила нас, воспитывала, и меня забрали в одну семью к одной девочке. Три года я не знала горя.– Девочка была хорошая? – спросил Питер.Дженни ответила не сразу и, уже не стесняясь, смахнула лапкой слезу.– Лучше некуда, – отвечала она. – Звали ее Элизабет, Бетси. Когда она возвращалась из школы, я прыгала к ней на руки, она меня обнимала, а я терлась о ее щеку, и мы долго ходили вместе, словно у нее на шее – меховое боа.Именно об этом мечтал Питер и вздохнул. Вздохнула и Дженни.– На рождество и на Новый год, – продолжала она, – мне разрешали залезать в коробки. На мой день рождения Бетси звала гостей, и мне дарили подарки. Все меня любили, и я их любила, я даже понимала кое-что по-человечьи, хотя язык этот и труден и неблагозвучен. И вот однажды, два года тому назад, я заметила, что все чем-то заняты. Вскоре я поняла, что мы переезжаем. Только не знала, в другой дом или за город, на дачу.Дженни прикрыла глаза на минутку, словно хотела получше вспомнить свою беду. Потом открыла их, вздохнула и продолжала рассказ:– Дом у нас был большой, паковали все очень долго, а я ходила, нюхала, терлась об вещи, чтобы получше понять, что к чему. Сам знаешь, как много вам скажут усики (Питер этого не знал, но не возразил ей). Но я ничего не поняла, и особенно меня сбило с толку то, что хозяйка моя уходила с Бетси на ночь. Каждый вечер мою корзину переносили наверх, в мансарду, и ставили мне блюдечко молока. А однажды утром никто не пришел. И вообще никто больше не пришел, ни хозяйка, ни Бетси!.. Они меня бросили.– Бедная ты, бедная! – воскликнул Питер и тут же прибавил: – Нет, не может быть. С ними что-нибудь случилось.– Побудешь кошкой с мое, – сказала Дженни, – поймешь, что такое люди. Они нас держат, пока им удобно, а когда мы без всякой вины помешаем им, бросают, и живи, как хочешь, то есть помирай…– Дженни! – снова закричал Питер. – Я никогда тебя не брошу…– Может, ты и не бросишь, – сказала Дженни, – а вот люди бросили. Я тоже сперва не верила, слушала, смотрела в окно. Потом стада мяукать все громче и громче, но никто меня не услышал и никто не пришел.– Ты, наверное, страшно хотела есть? – спросил Питер.– Не в том дело, – ответила Дженни, – с душой у меня стало худо. Сперва я тосковала по Бетси, потом почувствовала, что я ее ненавижу. Да, Питер, я научилась ненависти, а это хуже и голода и боли. С тех пор я не верю ни единому человеку.Потом пришли какие-то женщины, наверное, новые хозяйки. Одна из них хотела меня погладить, но я так озверела, что укусила ее. Она меня выпустила, и я юркнула в незапертую дверь. Так все и началось…– Что именно? – не понял Питер.– Независимость от людей, – пояснила Дженни. – Мне ничего от них не надо, я ни о чем их не прошу и никогда не пойду к ним.Не зная, чем ее утешить, Питер подошел к ней и лизнул ее в щеку. Она улыбнулась ему и замурлыкала. И тут раздались шаги.– Мебель перевозят! – сразу догадалась Дженни. – Ах ты, жаль! Какой хороший был дом… Бежим, а то сейчас начнут орать.Питер послушно побежал за ней, и вдруг ему немыслимо захотелось пить – все же котом он еще не пил ничего, хотя столько бегал, говорил и дышал пылью. Глава 7. НА ПОРОГЕ ПРИОСТАНОВИСЬ! – Молока бы сейчас!.. – сказал Питер. – Я бы выпил целый стакан.Дженни обернулась.– Целое блюдце, – поправила она. – Из стакана ты пить не сможешь. А что до молока, мы, знаешь, без него обходимся. Из лужи полакаешь, и ладно.Слова эти были так неприятны, что Питер заплакал и закричал:– А я пью молоко! Каждый день! Няня…– Тиш-ш, тиш-ш, – сказала Дженни. – Бродячих кошек молоком не угощают. Привыкай.Но Питер привыкать не хотел и тихо плакал, а Дженни удивленно глядела на него. Судя по ее взгляду, она спорила сама с собой и наконец прошептала:– Ну, что же… идем…– Куда? – спросил Питер.– К одному старичку, – сказала Дженни.– Значит, ты все-таки берешь у людей, – сказал Питер.– Брать иногда беру, но ничего им не даю, – сказала Дженни с печальной суровостью.– Разве так можно? – спросил Питер. Он не хотел обижать Дженни, но его учили, что именно так делать нельзя. Дженни поджалась и сказала почти сухо:– Выбора, Питер, у нас нет.Тут послышался крик: «Вроде бы все!», – И другой: «Ну, двинулись!» Дженни выглянула из-за угла и сказала:– Сейчас они уйдут. Подождем немножко и побежим дальше.Убедившись, что возчики и впрямь ушли, Питер и Дженни побежали по коридорам и нырнули в какую-то дыру. Там было темно, но Питер усами чувствовал, где Дженни, и легко следовал за ней. Вскоре из другой дыры они увидели светлую улицу. Обрадовавшись солнечному свету, Питер обогнал Джении, но она окликнула его:– Постой, не беги! Кошки никогда не выбегают сразу. Второе наше правило: «Приостановись на пороге!» Надо все знать, а уж потом идти. Подождем немного.Питер сел рядом с ней и сразу понял, как она была права.Прямо веред вими один за другим мелькали тяжелые ботинки. Дальше катились колеса, сменявшиеся иногда огромными копытами. Часы пробили четыре так далеко, что человек бы их не услышал. Питер потянул носом и попытался разобраться, что же сообщают ему запахи. Пахло чаем. Кроме того, пахло бензином, лошадьми, мускусом, дегтем, выхлопными газами и паровозным дымом.Дженни в последний раз повела ушами и сказала:– Можем идти. Котов нет, собака прошла, но неопасная, в доке разгружают чай.– Как же ты все узнала? – удивился Питер. – Я никогда так не смогу…– Сможешь, – сказала Дженни и, польщенная, замурлыкала. – Это очень просто. Запах чая слышишь и ты. Когда я была на улице, чаем не пахло. Значит, судно недавно пришло. Собака неопасна вот почему: если бы у нее было хоть какое-нибудь чувство собственного достоинства, она была бы чистой. А собаке без достоинства не до кошек.Питер снова сказал то, что нужно:– Какая ты умная, Дженни!Дженни замурлыкала, заглушая грохот подводы, и весело крикнула:– Пошли! Глава 8. КАК ОБМАНУЛИ СТАРИЧКА Они не шли и не бежали, а двигались короткими перебежками, и Дженни объясняла:– Никогда ниоткуда не уходи, если не знаешь, где спрятаться. На открытом пространстве не задерживайся, перебегай с места на место. Если район знакомый, это нетрудно.Так добрались они до открытых железных ворот. Дженни заранее определила, что открыты они, потому что недавно пришел поезд и двигаться стало много легче – прямо под вагонами.Хибарка старичка-сторожа стояла на самом краю. Вид у нее был самый приветливый, а по обеим сторонам двери в длинных ящиках цвела герань.– Он дома, – сказала Дженни и громко замяукала.Бедно одетый старичок с пышными усами тут же появился на пороге.– Вот тебе на! – сказал он. – Полосатенькая пришла, не забыла Билли Гримза!.. И дружка привела! Кис-кис-кис…Питер заметил, что его снежно-белые волосы давно не стрижены, щеки красные, как яблоки, руки узловатые и темные, а глаза голубые, печальные и очень добрые.«Какой старый! – подумал Питер. – А похож на мальчика…»Дженни снова замяукала, я старичок сказал:– Молочка хотите! Сейчас, сейчас…– Слыхал? – воскликнула Дженни. – Я поняла слово «молочко».– А я понял все, – сказал Питер.– Неужели ты все у них понимаешь? – удивилась Дженни.– Конечно, – ответил Питер.
1 2 3 4 5 6 7 8