Сначала мимо окон офиса доктора прошествовала колонна горожан, в том числе и мужчин с плакатами «Доктор или плейбой?». Потом на местном телеканале прошло интервью с обеими пациентками. Затем городская газета опубликовала скандальный материал обо всей этой истории.
Суд запретил врачебную практику доктору на целый год.
Шантал не устает повторять, что они, хотя и феминистки, но умеренные, не радикалы. Здесь девочка не обидится, если, например, парень сделает ей комплимент или поможет поднести тяжелую вещь. А в других университетах — знаете как, там за то же самое можно схлопотать неприятности.
Умеренные-то они умеренные. Но до какой степени?
В самом большом зале Лансинга, в здании Театра драмы был объявлен конкурс красоты. Собралась публика. Заканчивали последние приготовления за сценой участницы. Вдруг открылись боковые двери, и в зал ворвались студентки, наряженные карнавально, нелепо. Их костюмы зло пародировали наряды конкурсанток.
Они вбежали на сцену и под орущую музыку разыграли пародию на объявленный конкурс. Публика возмущалась. Организаторы растерялись. А конкурсантки потихоньку разбежались.
Мне совсем не нравится эта история.
— Чем вам помешал конкурс красоты? — неодобрительно спрашиваю Шантал.
— А вы видели, как они там одеты?
— Ну, тогда вы закройте все пляжи, если вы такие пуритане, — сержусь я.
— При чем здесь пляжи? — возражает она. — Там понятно, почему они раздеты — чтобы загорать и плавать. А здесь? Только чтобы выставлять на обозрение свое тело и разжигать сексуальные страсти у мужчин?
— Но если это красивое тело? Вы что, вообще против красоты?
— Мы считаем для женщины унизительным, когда ее оглядывают, как кобылу: объем бедер, объем талии, размер бюста... Да и вообще это просто свинство подгонять всех к одному стандарту! С детства со страниц журналов, теле— и киноэкранов к нам приходит этот эталон: худая блондинка с высокой грудью.
— Я бы не сказала, что вы лично от этого образа сильно отличаетесь, — поддразниваю ее.
— Так у меня это генетически, — почти оправдывается она.
— А диету держите? — безжалостно уточняю.
— Держу, конечно. Но это больше для здоровья, — Шантал смущена окончательно. Но тут же идет в атаку: — При чем здесь я? Вы знаете, сколько девочек болеют из-за того, что стремятся похудеть? Доводят себя до изнеможения, до анемии — когда вообще отказываются принимать любую еду!
И вот они устраивают большой вечер под эпатирующим названием «Толстуха» («Fat women»). Нет, они не провозглашают полноту новым эстетическим стандартом, но они вообще против всяких стандартов, за разнообразие, индивидуальность.
Последняя история от Шантал — об Айрин. Поклонников у этой студентки маловато. Точнее — один. Они занимались с Диком в одном компьютерном классе, там и познакомились. Дик понравился ей тем, что не пользовался популярностью у девушек.
Айрин и Дик стали ходить вместе в библиотеку, в столовую. Отношения, однако, развивались медленно. Поэтому когда Дик по-деловому осведомился: «Где бы нам заняться сексом?», она была неприятно удивлена: «Разве мы созрели для этого?» — «Ну, мы же не дети», — то ли правда не понял, то ли прикинулся он. Тогда Айрин сказала прямо: «Мне бы этого сейчас не хотелось».
Через пару дней Дик сообщил, что где-то в городе открылась выставка картин молодого художника, не сходить ли им. Квартира, куда они вошли, была и в самом деле увешана акварелями. Только в ней никого не оказалось: автор картин, его друг, как объяснил Дик, уехал на пару дней.
В Женский совет Айрин пришла, рыдая безудержно. То, что с ней произошло, было натуральным изнасилованием. Она нуждалась в срочной помощи гинеколога да к тому же боялась, что забеременела. Боевые активистки Совета на этот раз растерялись. В их практике это был не первый date raping, то есть изнасилование во время свидания. И они хорошо знали, что ни один суд к рассмотрению такое дело не возьмет. Можно было бы, конечно, упрекнуть: «Что же ты, дуреха, вчера родилась?» Но никто себе этого не позволил. Быстро организовали врачебную помощь. Послали сделать сразу два теста — на вензаболевания и на беременность.
А потом целой группой пришли домой к Дику. Он храбрился, держался нагло: «А чего она ко мне на свидания ходила, если не хотела со мной спать?» — «А тебе никто не объяснял, что если женщина говорит „нет“, ее не принуждают насильно?» Потом девочки жестко сообщили ему решение Совета: «Если она беременна, дашь деньги на аборт, если решит рожать, будешь платить алименты». Айрин не забеременела.
Точно не считала, но на глазок не меньше трети присутствовавших на заседаниях Совета — парни. Они-то здесь почему? Я задала этот вопрос нескольким. Привожу три наиболее типичных ответа.
Майкл: «Ну, я тут просто со своей девушкой. Ей интересно. Мне, откровенно, не очень, но стараюсь вникнуть. Должен же я знать, что ее волнует».
Стивен: «У нас с Ив через месяц свадьба. Мы оба хотим быть современными супругами. И мне очень полезно понимать женскую психологию и иметь представление об истинном равенстве».
Грегори: «Честно? Просто тут легче познакомиться. Здесь, между прочим, много классных девчонок. Мне до смерти надоели смазливые Барби, у которых одно на уме — как выглядеть секс-бомбой и как охмурить побольше парней. Скукота! А эти — и хорошенькие, и себя уважают. Да и меня заставляют их уважать. Что — плохо?»
Арлин, Джойс и Валери
Это имена трех руководителей Women's Studies Program (Программы исследования женских проблем) в университетах: Северо-Западном (Чикаго) — Арлин Дэниэлс, Мичиганском — Джойс Лейденсен и Кларке (близ Бостона) — Валери Спёрлинг. Каждая из них очень интересная личность, о каждой можно написать книгу. Но я расскажу о них очень коротко.
Арлин Дэниэлс, 70 лет, яркая, подвижная, темпераментная — одна из классиков феминизма в Америке. Она энергично боролась за женское равноправие — и статьями, и книгами, и лекциями. Она участвовала в различных феминистских организациях, какие-то создавала сама. Она воплощает свои идеи в жизнь последовательно и неукоснительно. Сказала, что женщина должна делать свою карьеру наравне с мужчиной и независимо от него. И вот она почти все время своего супружества живет с мужем на расстоянии полутора тысяч километров (я уже об этом писала).
— Наше общество строго разделено на два лагеря — мужчин и женщин, — наставляет она меня. — Именно по этому признаку идет разделение человечества. И при существующем порядке вещей в руках мужчин находится власть. Мужское влияние в обществе огромно. Это ничем не прикрытая эксплуатация одного пола другим.
— Что вы называете эксплуатацией? — пытаюсь я ее охладить. — Это ведь понятие классовое.
— Да, конечно, это и есть два класса. Современная жизнь устроена так, что создает общественные условия, благоприятные для одного класса и неблагоприятные для другого. Первым эти условия предоставляют максимальные возможности для самореализации, для выявления своих способностей — словом, для развития личности. Для вторых же созданы всевозможные препятствия — от работы по дому, которая традиционно лежит на женщине, до областей деятельности, где женское участие всячески ограничено. Например, авиация. Даже лечат женщин и мужчин по-разному. Вы вчерашнее шоу Опры видели?
Да, я как раз накануне очень внимательно смотрела ток-шоу Опры Уинфри под будоражащим названием «Harts different also?» («А что, сердца у нас тоже разные?»). Речь идет о том, что врачи-кардиологи лечат пациентов с сердечными заболеваниями, мужчин и женщин, по-разному. Применяют к ним разные методики и лекарства. «Как это?! — возмущается аудитория в студии. — Это же настоящая дискриминация!» Пожилой доктор, кардиолог с большим стажем, несколько минут не может начать говорить. Так велик накал женских страстей. Наконец Опра с трудом успокаивает участниц шоу, наступает тишина. Но ненадолго. Опытный врач объясняет: «Мужчины и женщины отличаются не только анатомией, у них различный тип нервной системы. На состояние сердечной деятельности оказывают влияние ежемесячные циклы и климактерические состояния. Поэтому сердечные приступы проходят по разным схемам, соответственно и лечить их надо по-разному».
Бог ты мой, какой тут поднимается шум! В криках и ругательствах можно отчетливо услышать страшные обвинения: «Это же сексизм!» Абсурд этой реакции мне очевиден, Арлин — нет. Она тоже крайне возмущена доктором-сексистом:
— Болтовня о половых различиях — это только псевдонаучный повод поддерживать неравенство полов.
— Послушайте, Арлин, но ведь равенство не значит тождество. Вы же не можете отрицать, что самой природой оба пола разделены по психофизиологическим признакам.
— Физиологическим — да, конечно, — неохотно признает она очевидное. — А вот психологическим... У нас достаточно авторов, которые пишут на эти темы. В том числе и женщины, например Дебора Теннен. Она, кстати, считает себя феминисткой. Но в своей книге «Ты просто не понимаешь» она описывает, как по-разному общаются мужчины и женщины, как они отличаются по манере вести беседу, как различно относятся к супружескому диалогу. Ну и зачем это все? Она разве не понимает, что, подчеркивая психологические особенности каждого пола, только дает повод для нового всплеска сексизма?
— Ну хорошо, подчеркивай — не подчеркивай, а различия-то существуют? — спрашиваю я.
— Существуют постольку, поскольку их определяет общественное мнение. И поскольку по-разному воспитываются мальчики и девочки. Что дарят малышу женского пола? Куклы. А мужского? Машинки. Девочек приучают к домашнему хозяйству, мальчиков — к технике. Девочку упрекают: ты лазаешь по деревьям, как мальчишка! А над мальчиком посмеиваются: что ты плачешь, как девчонка! И так — всю жизнь. Вот вам истоки этих ваших «психофизиологических различий». Природа их не предусмотрела. Их создала история.
— Но уже ведь создала. Что же теперь делать?
— Ломать, ломать эти стереотипы! Создавать новое общественное мнение: между мужчинами и женщинами нет никаких различий, кроме некоторых анатомических.
Джойс Лейденсен на 25 лет моложе Арлин Дэниэлс. Она обаятельна совсем по-другому: негромкий мелодичный голос, мягкая улыбка. Что полностью соответствует характеру. Она предана своей семье. И муж, и дочь — ее приоритеты. Она бы никогда не могла жить с ними раздельно, как Арлин Дэниэлс. Вместе с тем к ней часто приходят сослуживицы со своими проблемами. Каждой она готова оказать помощь. Ее конек в женских исследованиях — положение женщин в науке и в руководстве. Она обращает мое внимание на то, что в палате представителей Конгресса США из 435 депутатов всего 59 женщин. Еще больший разрыв в сенате — только 14 на 100 сенаторов. Особенно пристально изучает она женскую ситуацию в родном университете. И ситуация эта ее не устраивает.
— Почему? — удивляюсь я. — Ведь даже на глазок видно, что женщин-преподавателей больше, чем мужчин. Что же тебя не устраивает?
— А ты посмотри на их карьеру, — возражает Джойс. — При том, что преподавательский состав на две трети женский, в нем полных профессоров-женщин только десять процентов. Если же мы возьмем руководящие должности — вице-президента, декана, заведующих кафедрами, то их и вовсе четыре процента.
— Позволь, — возражаю я. — Но ведь, скажем, заведовать кафедрой может далеко не каждый. Так же, как и стать профессором. На это нужны способности.
— Ну и почему у мужчин этих способностей больше, чем у женщин?
...В одно из воскресений Джойс просит меня прийти на митинг женщин-преподавателей. На главной площади, в самом центре университетского городка, собираются студентки, аспирантки, лекторы, инструкторы (низшее преподавательское звено), помощники профессора (следующая ступень) и профессора. Последние, входящие в десять привилегированных процентов, пришли из солидарности. Митинг проходит дисциплинированно. Участницы несут плакаты: «Женщинам — равные возможности!», «Две трети руководящих должностей — женщинам!». Смысл выступлений все тот же: если женская часть преподавателей составляет большинство, то их участие в руководстве должно быть пропорциональным.
Так случилось, что на другой день я оказалась в кабинете одного из вице-президентов университета. Он извинился, что не имеет достаточного времени на беседу со мной: ждет группу советников. По поручению президента (ректора) они должны отобрать кандидатов на вакансии — одного декана и трех зав-кафедрами. «Ректор высказал свое пожелание: по возможности все должны быть женщинами», — сказал мне вице-президент. И тяжело вздохнул.
Валери Спёрлинг едва исполнилось тридцать. Она представляет собой новое поколение феминисток. Впрочем, интересы ее значительно шире, чем только женское равноправие. Она называет себя социалисткой и придерживается довольно радикальных революционных взглядов. Ее вообще не устраивает существующий капиталистический строй, она сторонница классического социализма («но, конечно, не такого уродливого, как был в СССР») с его главными принципами: «равенство для всех» и «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Она полностью разделяет идеи антиглобалистов, хотя в их акциях и не участвует. «Пока не участвую», — подчеркивает она.
— Какой фирмы у вас кроссовки? — спрашивает она меня. — Nike? А теперь отверните язычок под шнуровкой. Видите, что написано — «Made in Indonesia», поняли?
— Так они на самом деле не американские? — разочарованно спрашиваю я.
— Не беспокойтесь, американские. То есть дизайн, кожа, подошва — все из Америки. А руки — азиатские. Потому что идет нещадная эксплуатация дешевого труда рабочих третьего мира. А с глобализацией экономик развитых стран эта эксплуатация станет еще жестче. Это относится и к ситуации внутри самой Америки: богатые богатеют, бедные беднеют.
У Валери есть бойфренд Сэм. Они живут вместе уже четырнадцать лет, трогательно относятся друг к другу (каждый месяц празднуют дату знакомства), ведут общее хозяйство. А недавно даже купили общий дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36