Он был в туалете один. Он сам, сам это сделал!
И запнулась. Перед ней опять возникла картина – спина Андрея, кожаный ремень, болтающийся возле его бедра, отражение его искаженного лица в зеркале… И фотоаппарат в мокром умывальнике.
Фотоаппарат, над которым муж трясся, за который полтора года назад выложил немалые для их бюджета деньги – почти триста долларов. Андрей давно мечтал о нем. Сама Варя тоже немножко фотографировала – конечно, профессионалом, как муж, она не была. Ей тоже хотелось попробовать что-то снять новым фотоаппаратом, но Андрей так изменился в лице, когда она открыла объектив, что Варя даже обиделась. И вернула ему «Никон» со словами, что никогда к нему больше не притронется. Муж извинялся за свое недоверие, однако Варя свое слово сдержала. С тех пор она стала единоличной хозяйкой простенькой старой «мыльницы». И в Питере сняла целую пленку. Андрей тоже фотографировал и в эти минуты был счастлив. Похоже, в последнее время съемка являлась для него единственным источником радости. А там, в туалете.., священный для Андрея аппарат фирмы «Никон» валялся в раковине. Даже без футляра – без малейшей защиты от царапин, ударов, от капель воды. Она не сразу поняла, как дико это выглядит, – в тот миг ей было не до того. Но теперь…
– Я все-таки позвоню, – решился отец. – Ничего страшного не случится. А в милиции эту салфетку видели?
Не получив вразумительного ответа – Варя его слушала вполуха, – отец вышел в коридор, к телефону. Мать побежала за ним, на ходу отговаривая от этого «неприличного» шага. Она вернулась через минуту, сжимая ладонями виски:
– Дозвонился, разговаривает. Ох и упрямый же он… Варь, Андрей ведь не такой был?
– Да как сказать, – ответила та, глядя в окно.
Там было уже темно, и она не видела в черном стекле ничего, кроме своего собственного лица. – Я его совсем не понимала. Теперь мне так кажется…
Мимо ее ног проскользнула Кришна. Она направлялась к своей миске. Кроме сухого корма, там ничего не было. Кошка начала скрести лапой линолеум – так она выражала свое недовольство. Вошедшая следом сестра полностью ее поддержала.
Варя достала из холодильника пакет молока, налила в другую миску и поставила возле плиты. Вишну понюхала молоко, лизнула, отряхнула лапы – все четыре по очереди – и с оскорбленным видом удалилась. Мать вздохнула:
– Избалованные они у тебя, ничего, кроме мяса, не едя г. Даже консервы не трогают – у меня две банки из-за них пропало.
– Ничего, к утру проголодаются, вылакают молоко. – Варя присела к столу. – А вы что – останетесь ночевать?
– Вообще-то мы собирались остаться, – осторожно сказала мать. – Поддержать тебя. Ты в таком состоянии…
– А в каком я состоянии? – возразила Варя. – Я неплохо себя чувствую. Ты не обижайся, мама, но мне хотелось бы побыть одной… Я должна подумать…
Мать не успела ей ответить – в дверь заглянул отец. Он был явно раздосадован. Не сказав ни слова, положил на холодильник розовую салфеточку, а в ответ на Варин вопросительный взгляд только пожал плечами. Мать язвительно обратилась к нему:
– Ну что, добился своего? Поговорил?
– Да, глупо вышло, – признался он. – Я спросил, может, кто-нибудь ехал сегодня ночью из Питера в Москву. Может, надо было начать не так…
Не знаю. Мне ответили, что это ошибка. Я им назвал фамилию, имя Андрея – они такого не знают. Сперва со мной женщина говорила, потом отдала трубку мужчине. Наверное, мужу. Тот меня в конце концов чуть не послал…
– О Господи! – вздохнула мать. – Говорила же я тебе – это неприлично!
– Не в приличиях дело, – отрезал отец. – Просто надо сообщить этот телефон милиции. Там с ними по-другому поговорят.
Они вместе выпили чаю. Варя замечала, что родители то и дело пытаются заглянуть ей в глаза. Наверное, чтобы убедиться, действительно ли она держит себя в руках. Она сама себе удивлялась. Никаких следов того панического страха, который она испытала в поезде, в опустевшем вагоне, – ничего похожего на безутешное горе. "Разве так я должна была себя вести, если бы еще любила его? – спрашивала себя женщина и не находила ответа. – Странно. Мне просто снова хочется спать. И еще принять горячую ванну.
Ноги болят ужасно, и плечи немеют после сумок.
И голова тяжелая. Но ведь все это не имеет отношения к горю! Я ничего не чувствую!"
– Ну что, Саша, уже одиннадцать. – Мать взглянула на часы. – Давай собираться.
Отец, по-видимому, обрадовался, что не придется ночевать в гостях. Варя прекрасно знала, какой он домосед. На чужих подушках ему не спалось. Он всю ночь вздыхал, ворочался, бесконечно выходил на балкон курить и в результате не высыпался не только он, но и все окружающие. На прощанье мать попросила Варю еще раз позвонить родителям Андрея. Вдруг они уже вернулись с дачи? Варя пообещала сделать это немедленно. Она заперла за ними дверь, почистила ванну, пустила в нее сильную струю горячей воды. Следовало торопиться, потому что после полуночи горячую воду нередко отключали. Варя прошлась по комнатам, отметила, что мать без нее пыталась навести порядок. Варя никогда не считала себя образцовой хозяйкой. Вещи у нее нередко валялись на стуле или на диване – только раз в три-четыре дня она собиралась с духом и вешала их в шкаф, где им и полагалось быть. Варя подумала, что тем вещам, которые сегодня выбросили из сумок, предстоит еще долго валяться на диване.
Кошки будут на них спать, и в результате почти все потом придется чистить и стирать… А в ближайшее время у нее будет масса других дел. Связанных с похоронами, скорее всего… Варя раскрыла шкаф и принялась сортировать вещи на чистые и грязные.
За этим занятием ее и застал телефонный звонок.
«Наверняка Кристина, – с досадой подумала она. – Хочет узнать, помирились мы или нет. О, и времечко ее любимое! Останусь без ванны… И ведь придется ей все рассказать, а тогда она не повесит трубку до утра…» Варя решила не подходить к телефону. Повесила веши в шкаф, плотно прикрыла дверцы, чтобы кошки туда не забрались. И пошла в ванную комнату.
Второй раз телефон зазвонил, когда она лежала по уши в воде и взбивала пену. Варя рассердилась:
«Точно Кристина! Сколько раз я хотела поставить автоответчик!» Она включила душ. Вода уже шла еле теплая – она успела вовремя. Завернулась в мохнатую простыню, обмотала голову полотенцем и отправилась стелить постель. Она засыпала на ходу, и у нее уже не было сил искать фен и сушить волосы.
Варя выключила свет и легла. Через минуту в ногах у нее устроились кошки. Было тяжело, жарко и неудобно. Варя согнала их, но кошки, едва оказавшись на полу, тут же полезли обратно. Подушка стала влажной. Наверное, все-таки стоило высушить волосы. Варя полежала еще минуту и с раздражением поняла, что уже не уснет. Дернула шнурок ночника и немного полежала при его зеленом свете, глядя в потолок. Было непривычно тихо. Только сейчас, лежа на слишком широкой для нее кровати, она поняла, что в самом деле осталась совершенно одна. Одна в квартире. Такого она еще не испытывала. За годы брака она ни разу не расставалась с мужем надолго. Разве что один раз, когда попала в больницу с аппендицитом. Но и там она была не одинока, рядом были соседки по палате. Иногда она ездила на дачу – без Андрея, – но там обычно был кто-то еще. Его родители, например. А до замужества? Тогда она жила с отцом и мамой. В сущности, еще никогда в жизни она не оставалась ночью одна.
И сейчас от звенящей, пронзительной тишины становилось как-то не по себе.
Шумно, почти как человек, вздохнула одна из кошек. Варе стало легче от этого домашнего, смешного звука. И тут опять зазвонил телефон. Теперь она обрадовалась. Все равно не спится, а Кристина – известная полуночница. Наверное, уложила детей и жаждет общения.
Поднимая трубку. Варя уже снимала с полки аппарат. Она хотела унести телефон в постель, чтобы устроиться с удобствами. Однако голос, который она услышала, Кристине не принадлежал. Но это был и не мужчина. То, что Варя услышала в трубке, было больше всего похоже на лепет ребенка – или того, кто пытался подделаться под ребенка.
– Слушаю, – резко сказала она, – слушаю, говорите.
– А т-ты что – одна-а? – пролепетал голосок.
Он произнес «адна-а» нарочито «акая». Варя повесила трубку. Выругала себя за глупость – ну что она так расстроилась! Обычное телефонное хулиганство.
Кому-то не спится. Кто-то набирает номера наугад и будит среди ночи людей. Даже напугать как следует не умеет – мозгов не хватает. Болтает что попало…
Она твердила это про себя, отключая телефон и забираясь в постель. И не хотела признаться, что на самом деле голосок ее напугал. Ужасно противный голосок! В нем была злоба – это она расслышала по особым интонациям. И самое неприятное, что голосок заговорил о том, о чем она только что думала: она действительно была совсем одна.
Теперь Варя не прогоняла кошек. Она взяла Кришну на руки и принялась почесывать ей загривок. «Какая мерзость, – повторяла она про себя. – Хулиганство. Я никогда так не шутила, даже в самом глупом возрасте». Ей вспомнилось, как в шестом классе она влюбилась в одноклассника. Окольными путями узнала его телефон и звонила ему несколько раз за вечер. Ничего не говорила – просто молчала в трубку. Слушала, как он повторяет «алло». Теперь она не могла вспомнить даже фамилии того мальчика, его лицо превратилось в смутное пятно… Но острое чувство стыда со временем не сгладилось.
А тому, кто звонил ей, наверное, стыд был неведом. Варя попыталась вспомнить – бывали ли такие звонки раньше, до отъезда в Питер? Нет, она бы помнила. Обязательно пожаловалась бы мужу. "Это случайность! – твердо сказала она себе. – Никто, кроме родителей, не может знать, что я одна дома.
Никто и не знает. И этот мальчишка тоже. Он сказал так, чтобы меня напугать, паскудник…"
Спать окончательно расхотелось. Зато она ощутила голод. Неудивительно – вчера в Питере Варя почти ничего не ела, если не считать пакетика арахиса и пива, выпитого в Летнем саду. А сегодня только откусила от пирога… Варя отправилась на кухню, поставила чайник, достала из холодильника тарелку с пирогом. Обратила внимание на то, что мать аккуратно разобрала и разложила на полках содержимое лотков. Две микроскопические упаковки масла, два сырка, две упаковки копченой колбасы… Два пирожных с повидлом – Варя их всю жизнь ненавидела, вообще не ела ни повидла, ни варенья. Пакетики с чаем, кофе и сахаром лежали на столе. Тут же – зубочистки и желтые салфетки, которые прилагались к питанию. Салфетки…
Варя вскочила, пошарила на холодильнике, достала розовую салфетку, на которой были записаны цифры. Розовую! Если бы она была внимательнее, то сразу заметила бы, что салфетка очень отличалась от тех, которые лежали в лотках. Варя быстро пересчитала их. Ровно четыре. Две – из ее лотка, две – из мужниного. Пятая, розовая, была явно лишней.
«Молодец у меня папа, куда до него лейтенанту Коломбо! Такой простой вещи не заметил! Сразу бросился звонить!» Салфетки лежали у нее перед глазами – она разложила их на столе, как будто это помогало ей думать. Ей в голову пришла еще одна мысль – до этого отец тоже не додумался. Семь цифр, второпях написанные карандашом, могли означать вовсе не московский номер телефона, а питерский. Там тоже были семизначные номера. Отец вполне мог этого не знать – он был в Питере чуть ли не в студенческую пору своей жизни. Но она-то могла догадаться!
Варя покончила с пирогом, вымыла посуду.
Вода, как ни странно, все еще была тепловатая.
Кошки, унюхавшие еду, снова были тут как тут и терлись о ее ноги. Но она не обращала внимания на их попрошайничество. Варя напряженно думала. Мать сказала, что достала салфетку из лотка с питанием. Она, конечно, могла перепутать… Завтра нужно будет уточнить. И все-таки она наверняка права. Дома у них таких салфеток не было. Нет, эту салфетку он привез из Питера. Наверное, взял в каком-то кафе. А почему она оказалась в лотке?
Да еще в запечатанном?
Варя закрыла кран и принялась искать пустые лотки. Нашла их под раковиной, рядом с мусорным ведром. Свой узнала сразу – по липкой бумажке, припечатанной на крышку лотка. Она осмотрела лоток, принадлежавший мужу. Несколько раз приклеила и отклеила бумажку, пытаясь восстановить первоначальный вид. И убедилась – это совсем нетрудно сделать. Отодрать ее наполовину, открыть лоток, вложить салфетку, снова заклеить… И вроде бы лоток вообще не открывали. Подумаешь – сейф! Но зачем он это сделал, если сделал вообще?
Кошки, наверное от отчаяния, полезли в мусорное ведро. Варя отпихнула их и закрыла дверцу под раковиной. В сердцах открыла для приверед банку кошачьих консервов и вывалила содержимое в миску:
– Лопайте! А если не нравится – худейте! Вам не помешает, скоро под вами пол начнет прогибаться!
Она еще раз проверила, заперта ли входная дверь. Для надежности накинула цепочку, которой обычно не пользовалась. Но теперь она была одна.
Женщина вспомнила, что не сдержала данного матери обещания – не позвонила родителям Андрея.
Но в такой час они, наверное, все равно спят. Пусть спокойно поспят еще одну ночь. Завтра… Завтра для них все станет иным. Варя легла в постель, поворочалась еще полчаса и наконец уснула.
***
Крокодила не продали – она убедилась в этом, едва переступив порог зоомагазина. Гена лежал на своем законном месте, в террариуме, высунув кончик носа из налитой на дно водички. Казалось, он целиком сосредоточился на логическом упражнении, выбрав в качестве объекта медитации лампочку, горящую под стеклянным потолком его узилища. В других внешних впечатлениях крокодил не нуждался – видимо, его полностью удовлетворял собственный внутренний мир. Сотрудницы приветствовали Варю радостными возгласами:
– Наконец-то приехала! Твой обормот заждался, даже похудел!
Варя зашла в подсобку, накинула свой рабочий голубой фартук. Поздоровалась с выглянувшей в коридор заведующей.
– Ну, как Питер? – поинтересовалась та. – Стоит?
Тот же самый вопрос ей задавали в то утро все.
Варя устала на него отвечать и про себя удивлялась – почему всех интересует, стоит ли Питер?
1 2 3 4 5 6 7 8