– Скажите, вам приходилось иметь дело с пишущей машинкой, мисс Эмили? – неожиданно спросил он.
Я посмотрела на него, не понимая.
– Я превосходно печатаю, но...
– А можете ли вы вести корреспондению? Хотя, впрочем, разумеется, можете – как и всякий интеллигентный человек. – Он холодно оглядел членов своей семьи, и мне подумалось, что, быть может, он уже пытался – и безуспешно – использовать кого-нибудь из них в качестве секретаря. – Мне не нужно спрашивать и о том, знаете ли вы латынь, – как историк, вы, естественно, должны ее знать...
Надо было быть совершенной дурочкой, чтобы не понять, куда он клонит.
– Я не думаю... – начала было я. Но он гнул свое.
– Как вы смотрите на то, чтобы стать моим секретарем? Оплата... – погодите, сколько мы собирались платить мисс Хайс? – сто пятьдесят долларов в неделю.
– Но я не могу! – воскликнула я так резко, как если бы опасалась, что он способен как-то заставить меня принять предложение. – Я обещала уже миссис Калхаун. И как же мисс Хайс?
– Мисс Хайс не получила еще эту работу окончательно. Естественно, я возмещу ей потерю времени и все такое, et cetera. – Он подарил мне улыбку, от которой, наверное, лет тридцать – сорок назад таяло не одно женское сердце. – Слушайте, не хотите же вы сказать, что предпочитаете присматривать за оравой неуправляемых выродков, чем быть моим секретарем?
Да еще за плату, в два раза больше той, которую будет платить мне миссис Калхаун! Но, несмотря на это, я не сдавалась. Однако я старалась, чтобы отказ прозвучал вежливо.
– Это невозможно, мистер Мак-Ларен. В любом случае я здесь только на лето, а вам, я думаю, нужна постоянная секретарша.
Он развел руками.
– Мисс Хайс должна была пройти испытательный срок, то есть в каком-то смысле она тоже не была постоянной. Если вы хотите ограничиться летом, пусть так оно и будет.
– Вот видишь, Элис, – вставил Бертран, – кое-чего человек со стороны может достичь и за такой короткий срок.
– Я понятия не имею, на что вы намекаете! – почти крикнула я. – Я прежде никогда даже не слышала ни о ком из вас! Я приехала сюда, чтобы работать у миссис Калхаун, и я намерена заниматься именно этим. А теперь, если вы не возражаете, я пойду к себе в комнату – я хочу сказать, в ту, что мне отвели сначала, – объяснила я, чтобы они не подумали, что я претендую на нее, – и пробуду там до утра. Но если хотите, я лягу в сарае, в гараже или где-нибудь еще снаружи, – лишь бы вы чувствовали себя в полной безопасности?
Мистер Мак-Ларен казался взволнованным.
– Дорогая, дорогая моя, вы не должны поддаваться на их выходки. Помните, это мой дом и вы мой гость.
– Мы вовсе не думаем, что мисс Пэймелл физически может причинить нам вред, – заметил Бертран. – Беспокоит другое...
– Пожалуйста, – прервала я, – я очень устала. Не мог бы кто-нибудь просто показать мне, как добраться до комнаты... – Я давно бы ушла, но не была уверена, что вспомню дорогу.
– Боюсь, мистер и миссис Гаррисон уже пошли спать, – извиняясь, сказал мистер Мак-Ларен. – Они уже стары – очень стары, почти как я, – а им приходится вставать ни свет ни заря.
Бертран поспешно вскочил:
– Буду рад показать вам дорогу, мисс Пэймелл.
– Будьте с ним осторожнее, чтобы он не показал вам еще чего-нибудь, – предупредила Маргарет, но сама не изъявила желания сопровождать меня, и обе ее родственницы уклонились от моего просящего взгляда. В отчаянии я даже повернулась к Эрику, и его взгляд успокоил меня.
Мистер Мак-Ларен, казалось, тоже не находил ничего страшного в том, что я пойду в сопровождении Бертрана, а он, похоже, заботился о приличиях. Я собралась с духом. А что мне было еще делать? Бертран церемонно распахнул передо мной дверь. Как только дверь за нами закрылась, за ней зазвучали голоса, в которых слышались истерические нотки.
– Вы поступили очень разумно, не приняв предложение, – заметил Бертран.
– Я поступила не разумно, и не неразумно, и никак вообще. Просто потому, что у меня уже есть работа. Почему мне никто не верит?
– Честно говоря, я хотел бы вам верить, Эмили, – он сжал мою руку. Я с негодованием ее отдернула. Здорово испугавшись, я бросилась вверх по лестнице, как это принято было делать во времена его дедушки.
– Я знаю, мы поступаем с вами не очень красиво, – признал Бертран, перешагивая через ступеньки, так что мы опять шли рядом. – Но если бы вы только знали, что здесь уже произошло и что, как мы опасаемся, может произойти, вы могли бы нас понять. – Он пристально посмотрел на меня. – Вы уверены, что не встречались прежде ни с кем из нас? Даже с Эриком? Я имею в виду, что нельзя обвинять его, если он даже и пытался...
– Говорю же, я не имела ни об одном из вас ни малейшего понятия!
Его лицо помрачнело, и он произнес довольно жестко:
– Да, поверить в это весьма трудно. Наша семья достаточно известна, и я сам небезызвестен как композитор. В прошлом году Центр Линкольна, например...
– Должно быть, это все из-за моего невежества, – я нервно рассмеялась, – но клянусь вам...
– Все в порядке, я вам верю. Напомните, чтобы я послал вам парочку билетов на мой концерт. Я просто не могу понять, как это образованная женщина... – Он оборвал фразу. – Тема закрыта, все.
Мы достигли вершины лестницы, и он взял меня за руку, чтобы провести по коридору, освещенному теперь стенными канделябрами, обильно увешанными хрустальными подвесками, но почти не дававшими света. Я выдернула руку, и он не возражал.
– На случай, если вы захотите... изменить ваше решение, я хотел бы прояснить ситуацию. Вы, я не сомневаюсь, заметили, что дедушка – нет, я не хочу сказать: non composmentis – но немного не в себе.
– Я ничего такого не заметила. Мне он показался абсолютно нормальным. Чего никак не скажешь обо всех остальных.
Предположение о том, что он сумасшедший, произвело на Бертрана гораздо меньшее впечатление, чем сомнение в его известности.
– Это только показывает, как вы не подходите для этой работы. Понимаете, дедушка этого не знает, но на самом деле мисс Хайс – сиделка. Мы хотели представить ему все так, будто бы она – его секретарь, чтобы не ранить его самолюбие. Поэтому и плата сравнительно высока, хотя некоторые предшественницы мисс Хайс не находили ее достаточно высокой. Нелегко им приходилось, бедняжкам. – Он покачал головой.
– Не понимаю. Вы хотите сказать, что ваш дед никогда не был историком и что все эти книги, о которых он упоминал, – он это выдумал?
Бертран возмутился:
– Ничего подобного! Его всегда привлекала... ученость, если так можно сказать, и, после того как он отошел от семейных дел, он уже полностью посвятил себя ей: изучал латынь, греческий – все эти мертвые языки. И у него действительно есть несколько монографий. Он издавал их за свой счет. Но ни один серьезный ученый не станет принимать во внимание его теорий, которые порой, как справедливо, хоть и не слишком тактично заметила Маргарет, действительно "бесподобны".
– Все это ничего не объясняет. Если вы – все вы, я хочу сказать, – пригласили сюда мисс Хайс, почему вы так враждебно отнеслись ко мне сначала?
– Милая, вы выдумываете!
– Да будет вам. Вы прекрасно знаете, что сами были готовы горло мне перерезать. А Эрик, тогда, в машине... я хотела сказать, мистер Мак-Ларен...
– Называйте его лучше Эриком. В этом доме и так слишком много Мак-Ларенов. А меня, соответственно, Бертраном. Но не Берт. Так меня называет Эрик, если хочет вывести из себя.
– ...он был просто невозможен, – невпопад закончила я.
– Не сомневаюсь. Эрик просто не умеет вести себя с дамами. Это у нас в семье уже как пословица: "Эрик не умеет вести себя с дамами, – говорят все и печально качают головами, – тогда как Бертран..."
– Это же смешно! Вы вовсе не обязаны посвящать меня в ваши семейные тайны. Все, о чем я прошу, – чтобы меня ни во что не вмешивали.
Он хотел что-то сказать, но передумал и распахнул дверь.
– Ну, вот ваша комната. – Он колебался. – Сожалею, если мы показались вам странными, но поверьте, на то есть причины.
– Говорю вам, вы не должны мне ничего объяснять. Все это меня не касается, и о том, чтобы мне здесь остаться, и речи быть не может.
Темные глаза Бертрана оглядели меня, как будто ему только что пришло в голову, что я представляю собой не только потенциальную угрозу.
– Это все не значит, что я не был бы счастлив, окажись вы здесь при более благоприятных обстоятельствах... – Он запнулся и начал снова. – А в самом деле, почему бы нам не встретиться как-нибудь в ближайшие дни? Не может же Джойс заставить вас работать круглосуточно, а в деревне есть что-то вроде бара.
Я постаралась, чтобы мой голос прозвучал равнодушно:
– Возможно... Вы повезете меня завтра к Калхаунам?
– Я?! – У него был несколько ошарашенный вид. – Едва ли! Не думаю, что мне нужно снова встречаться с Джойс. Да и она навряд ли будет рада видеть меня. – Он улыбнулся сияющей улыбкой, словно радуясь удачной шутке. – Нет, скорее всего вас повезет Эрик. С тех пор как Гаррисон совсем состарился, машину обычно водит он. Ну, Эмили, спокойной ночи.
Он наклонился, как будто хотел поцеловать меня, но я увернулась и проскользнула в комнату. В замке не было ключа, но Бертран не пытался войти, и я поняла, как глупо вообще было бояться, что он на это способен. Он даже не спросил адрес, куда ему послать билеты.
Глава 5
В эту ночь я никак не могла заснуть. Буря здесь, на втором этаже, была очень слышна, к тому же моя комната оказалась угловой. Но даже не это мешало мне спать, а страх. Я имею в виду не обычное, вполне понятное беспокойство, которое может охватить любого, окажись он в чужом доме среди чужих и странных людей, но безотчетный страх или, лучше сказать, животный ужас. Если бы у кровати был полог, мне бы, наверное, представилось, что ночью он задушит меня, как в той сказке. Наверное, все можно объяснить впечатлением, которое произвел на меня этот дом, где то, что видишь, казалось лишь маской, за которой скрыто что-то ужасное.
Наверняка Мак-Ларены не стали бы устраивать весь этот спектакль ради первого встречного, которого угораздило попасть в их сети... и кто бы они ни были, они, похоже, больше заботятся о том, чтобы выставить меня отсюда, чем заманить в какую-то ловушку. И не похоже на то, чтобы вся эта кутерьма происходила из-за простой секретарши... или сиделки – все равно, кем бы ни была эта таинственная мисс Хайс. В какой-то мере я была уверена, что они ведут каждый свою игру, преследуя свои цели, но не чтобы одурачить друг друга, а защищаясь. От чего, интересно?
То ли ветер и дождь стали стихать, то ли я постепенно к ним привыкла, но буря уже не казалась мне такой сокрушительной. Где-то в доме часы пробили одиннадцать раз. Почти тотчас же другие часы, звучавшие ниже и глубже, пробили двенадцать. Я поднесла к глазам наручные часы: на подсвеченном циферблате было одиннадцать тридцать. Мне подумалось, что время в этом доме определяют как среднее всех часов...
Потом я слышала, как пробило двенадцать тридцать... час тридцать... а потом я, должно быть, уснула. Потому что, внезапно проснувшись, я поняла, что спала и что что-то меня разбудило. Но что? Все было тихо. Буря очевидно, уже прошла. Тревожную тишину не нарушали постукивания и поскрипывания, обычные в старом доме.
Я опять посмотрела на часы. Четверть четвертого. Я уже решила было лечь поудобнее и снова заснуть, но тут послышался звук шагов где-то в холле: клац-шлеп, клац-шлеп, как будто у того, кто там был – или что там было, – были не пальцы на ногах, а когти.
Шаги раздавались где-то очень далеко, и я постаралась убедить себя, что это же просто смешно – пугаться каких-то шагов. Может быть, здешние обитатели шлепают и клацают по дому все ночи напролет. Они вольны ходить здесь когда и как им заблагорассудится. Может быть, к тому же я не видела всех, кто здесь живет. Может быть, кому-то из них не разрешают выходить, когда в доме посторонние...
Я дала волю своему воображению. Несомненно, существует какое-то разумное объяснение этим странным шагам. Но они постепенно приближались, все ближе и ближе к моей двери. И когда они замерли за дверью, сердце мое тоже замерло на мгновение.
Когда дверь начала открываться, я пронзительно вскрикнула – так громко, что мне даже показалось, что от этого крика задрожали оконные стекла и зазвенели подвески канделябров в коридоре.
– Господи, – послышался раздраженный голос, – вы что, хотите разбудить весь дом?
Между прочим, именно этого я и хотела. Теперь, когда увидела, что моим посетителем в этот глухой час была всего лишь Маргарет, я чувствовала себя несколько глупо. За чем бы она ни явилась сюда, я была уверена, что справлюсь с ней без посторонней помощи.
– Вы не постучали, миссис Дюрхам, – сказала я, влезая в рубашку, – и поэтому, когда дверь начала открываться, я, естественно, подумала...
– Что это один из мальчиков. Но если вы не хотели, чтобы они – или кто другой – тревожили вас, почему вы не заперли дверь?
– Здесь же нет ключа! – Я начинала злиться. – А кроме того, обычно гость не запирает дверей, находясь в чужом доме.
– Гость – да. – В ее голосе звучало подозрение. – Забавно, но в каждой двери здесь должен быть ключ. – Она включила лампу, стоявшую рядом с дверью. В слабом свете я смогла разглядеть, откуда происходило это "клац-шлеп". На ней были бледно-голубые шлепанцы с нелепо высокими каблуками, украшенные пышной кожаной бахромой. Остальной ее наряд представлял собой что-то вроде бурнуса из какой-то дорогой восточной ткани. Венчал все ночной чепец, похожий на огромный кочан капусты. Сквозь кружево были видны ряды бигуди. Если бы я сразу разглядела ее, когда она открывала дверь, я, наверное, испугалась бы не меньше.
Она заглянула в замочную скважину. Потом наклонилась и осмотрела ковер у двери.
– Вы правы, – она выпрямилась, – ключа нет. Кто-то вытащил его отсюда.
– Я знаю, что ключа нет. Но это меня не беспокоило, потому что я решила, что, если кто-то захочет меня видеть, может и постучать.
– Придержите свой сарказм! – отрезала Маргарет. – Я думала о том, чтобы никого не потревожить. Но вы именно это и сделали. Наверное, все сейчас будут здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22