https://wodolei.ru/catalog/installation/klavishi-smyva/Geberit/
В пять часов Гаррисон позвал меня к столу.
– Там накрыли... как это можно назвать, чай? – потому что сегодня не было никакого ланча.
Я подумала, что в такой день присутствие постороннего совершенно нежелательно, но Гаррисон сказал:
– Мистер Эрик и мистер Бертран очень настаивали на вашем присутствии.
Я пошла за ним в ту комнату, где мы обычно завтракали. Все уже сидели за столом. Похоже, все были уверены, что мне известно, кто вчера изображал ужасного Призрака, потому что они спокойно продолжали говорить о том, как коричневый халат Маргарет нашли в туалетной комнате Рене, когда полиция осматривала ее вещи. Что касается грима, то никого из посторонних не удивило, что он оказался среди вещей профессиональной актрисы.
Маргарет намазывала масло на хлеб. Кроме нее, никто почти ничего не ел.
– Какая разница? Когда они доберутся до ее дневников, они узнают и то, что произошло вчера, и массу других интересных фактов. Она ведь все записывала в дневник – не только то, что происходило, но даже то, о чем думала. И очень подробно.
Лицо Бертрана исказилось от возмущения и от чего-то еще.
– Как ты хорошо осведомлена, Маргарет. Как будто ты их читала.
– Время от времени я туда заглядывала. До тех пор, пока она не сообразила и не стала держать их под замком, – беззастенчиво призналась Маргарет. – Только этим летом она была уже осторожнее, чем, скажем, прошлым, так что у меня ничего не выходило, разве что в начале лета.
– Ты читаешь чужие дневники? – всплеснула Элис руками.
Маргарет передернула плечами.
– Ну и что? Не многие сейчас вообще их ведут. Должна же я знать, что происходит. Конечно, я не могу полностью быть уверена, что я все поняла правильно, потому что она писала только по-французски, а я в нем не слишком сильна.
– Ах, как это я не подумала о тебе! – Элис даже немного вспылила. – Послушай, Луи, ты думаешь, полиция и правда может найти ее дневники и забрать их?
Луи очнулся от своих невеселых мыслей. Лицо у него было словно неживое.
– Они не возьмут их, не спросив нас, – если только они дорожат своей работой.
Элис вздохнула.
– Ах, Луи, милый мой, как ты не понимаешь, что мы... что наше положение не такое, чтобы кому-то угрожать.
Бертран поджал губы.
– Вы можете быть спокойны. Никто не возьмет ее дневников. Я позаботился о том, чтобы ко времени приезда полиции убрать их оттуда. Не хочу, чтобы в нашем грязном белье рылись посторонние. Это совершенно ни к чему. – Он откинулся с выражением полного удовлетворения, словно ожидая аплодисментов.
Луи посмотрел на него с нескрываемым отвращением, но сказал только:
– Как это... предусмотрительно, Бертран. Но я хотел бы, чтобы ты немедленно отдал их мне.
– Вечное преклонение всех в этой семье перед писаным словом, – усмехнулся Бертран. – Но боюсь, что я не смогу выполнить твою просьбу. Я их уничтожил.
– И думаешь, что так можно скрыть все, что произошло! – подхватила Эллис. – Но это не так-то просто.
– О твоей свадьбе, например, можно прочитать не только в дневниках Рене, – злорадно сказала Маргарет, – но и в другом месте, куда более надежном. – Она победно оглядела всех, но эффекта разорвавшейся бомбы ее слова не произвели.
Бертран посмотрел на нее, как будто хотел испепелить взглядом, потом повернулся ко мне, нежно улыбнулся и сказал:
– Не слушайте ее, Эмили, я вовсе не женат.
– Мне-то до этого какое дело? Но это уже не первый раз, когда я слышу обратное.
– Полная ерунда, – отмахнулся Бертран. – Они пытаются оклеветать меня, потому что...
– Прекрати, Берт, мы все про это слышали, – прервал его Эрик. – Мне, например, говорили об этом в Нью-Йорке в прошлом году. Я не пытался разузнать, кто твоя избранница, но подумал, что это может быть и Рене. И что вы с ней только ждете, когда дед... отойдет в мир иной, чтобы объявить об этом.
– Нет, это вовсе не Рене. Не так уж часто я соглашаюсь с дедом, но по этому вопросу я полностью придерживаюсь его взглядов: в семье и без того достаточно родственных браков.
Луи вспыхнул от этих слов. Господи, как может Бертран быть таким жестоким? Это же невыносимо! Если я его действительно интересую, как же он не понимает, какое впечатление производит такая душевная черствость? Или он настолько бессердечен, что просто не в состоянии это осознать?
– Чего я никак не могла понять, – задумчиво сказала Маргарет, – так это как мог ты позабыть, что твоя жена – подруга Рене.
– Подруга Рене! – только и смогла повторить Элис. Остальные смотрели то на Бертрана, то на Маргарет, то опять на Бертрана. Маргарет объяснила:
– Рене не особенно прятала свои письма, – должно быть, потому, что они чаще всего не содержали ничего, кроме сущей чепухи.
– Маргарет, ты хочешь сказать, что ты ко всему прочему еще читаешь чужие письма? – кажется, это было для Элис хуже чтения чужих дневников.
– Только письма Рене. Никто другой здесь писем не получает, быть может, только Эрик, – недаром он всегда запирает мастерскую. Пари держу, он там что-то прячет. Если нечего прятать, зачем запирать?
Эрик невольно рассмеялся. Маргарет уничтожающе посмотрела на него и продолжила:
– Так вот, когда Бертран пригласил сюда Дэнис – это имя его жены, – чтобы она здесь изображала секретаршу для старика, он, похоже, начисто забыл, что именно Рене познакомила их в Монреале несколько лет назад. Дэнис решила, что это очень забавно. Она написала Рене, какая будет умора, когда она приедет сюда, и предупредила, чтоб она случайно не проговорилась. Ты и письма сжег, да, Бертран?
– Какой смысл избавляться от дневников, если остаются письма, – с горечью сказала Эллис. – Но я никак не пойму... – Лицо Элис стало очень испуганным. – Боже правый, не хочешь же ты сказать... Скажите мне кто-нибудь, как звали мисс Хайс?
Бертран смертельно побледнел. Все смотрели на него, но ответил Эрик:
– Ее звали Дэнис, я помню. Она подписала письмо – Дэнис Хайс. – Подумав немного, он добавил: – Мне показалось подозрительным, Берт, когда ты вызвался связаться с агентством по найму и подыскать деду новую секретаршу. Не я один, наверное, находил это странным. Я думал, ты постараешься протащить сюда какую-нибудь из своих подружек или даже эту таинственную жену. Но когда стало известно о самоубийстве, я решил, что ошибался. – Воцарилось молчание, потом Эрик наконец решился: – Бертран, а что было в дневниках Рене такого, что их непременно следовало уничтожать?
Не глядя ни на кого, голосом настолько сдавленным, что его невозможно было узнать, Бертран заговорил:
– Вчера Рене во всем мне призналась. Она... столкнула Дэнис с поезда, а потом и старика Робертса. Я ей сказал, что нельзя все оставить так, словно ничего этого не было. Она должна пойти в полицию и обо всем рассказать. Она должна это сделать, – иначе это сделаю я сам. – Он замолчал, взял бокал и судорожно глотнул вина. – Ну и... она убила себя, и, можно сказать, я толкнул ее к этому. В общем, вот и все.
Эрик не мигая смотрел на него.
– Если все так и было, Берт, то тебя никто не станет винить. Тут ничего уже не поделать.
Глава 18
Когда я вышла из комнаты, где мы сидели. Бертран догнал меня в холле и загородил мне дорогу.
– Итак, вы видите, – начал он, – я говорил вам правду. Я не женат. Я свободен! – Как будто я ни о чем больше не думала, как о том, есть у него жена или нет. Он протянул ко мне руки, словно рассчитывая, что я тут же брошусь к нему на шею.
– Похоже, вы не слишком... убиваетесь о вашей жене, – пробормотала я, желая на этом закончить разговор. Я прислушивалась, не идет ли кто следом за нами, но в полутемном холле было пусто. Интересно, куда подевались остальные? Просто удивительно, до чего легко заблудиться в этом огромном доме.
– Убиваюсь? – повторил Бертран, как будто никогда раньше не слышал этого слова.
– Разумеется, конечно, у вас было достаточно времени, чтобы привыкнуть к этой потере, – я говорила насмешливо, рассудив, что, если он рассердится, это будет все-таки лучше, чем подобная пылкость. Он нахмурился, и я удивилась: как это я прежде находила, что он красивее Эрика.
– Мне очень жаль, что Дэнис умерла, это естественно. Но между нами все давно было кончено, хотя мы с ней оставались добрыми друзьями. В этот раз речь шла о чисто деловом сотрудничестве. Я понимал, что мне ни за что не удастся прибрать дедовы сокровища к рукам. При том, как он ко мне относится, я вообще удивляюсь, что он до сих пор не выгнал меня отсюда. Но он мог отдать сокровища – или хотя бы их часть – Дэнис. Как он собирался передать их Кларе Монтейс до того, как ее напугали и она отсюда уехала.
Интересно, мисс Монтейс – тоже одна из его девушек? Но не могла же я спросить об этом. Да и не в этом было сейчас главное. Я отчаянно пыталась заставить его подольше говорить: у него слишком блестели глаза, и я начинала опасаться, что от слов он может перейти к делу.
– Вы, кажется, так уверены... что ваша жена... что она заставила бы вашего деда оставить... что бы там ни было... ей.
– Уверен? В чем вообще можно быть уверенным? Но ведь я все равно ничего не терял. И к тому же она была актрисой. Она прекрасно понимала, как обойти мужчину. Меня же она обошла, не так ли? – Он засмеялся. Может быть, и не слишком громко, но здесь было очень гулкое эхо, и смех прокатился по всему залу. Бертран понизил голос почти до шепота: – Клара была очень красивой женщиной. Но ты еще красивее, Эмили.
Он обнял меня и попытался поцеловать. Но мне удалось вырваться, потому что он не ожидал ни малейшего сопротивления.
Он не сразу поверил. Потом он заговорил, и голос его дрожал от ярости:
– Предупреждаю, не смей со мной играть. Ради тебя я перенес слишком много всего, чтобы найти теперь только девчоночье кокетство. Ты же сразу поняла, как только увидела меня, – мы просто созданы друг для друга. Я же знаю. Так зачем же играть со мной теперь?
И он притянул меня к себе так грубо, что я подумала, что, несмотря на все мое отвращение ко всякого рода скандалам, мне сейчас придется на это пойти. Но в это время из противоположного конца зала раздался голос Эрика – интересно, как долго он стоял и слушал, невидимый в сумерках?
– Прошу прощения. По-моему, я отстал от жизни гораздо сильнее, чем предполагал. Значит, траур в теперешних музыкальных кругах носят именно так?
– Траур! – Бертран был в ярости. – Ты погряз в предрассудках, ты так чтишь традиции; неудивительно, что твои картины никому не нужны. – Он все же пригладил растрепавшиеся волосы. – Ты должен понимать наши с Эмили чувства. Почему мы должны этого стыдиться?
– И правда, почему? Вопрос лишь в том... но я задам его Эмили. Мой брат что – пристает к вам? Хотите, я съезжу ему по морде?
– Да... нет, конечно. По крайней мере, если он сейчас же отсюда уйдет, – поспешно поправилась я. Только драки мне и не хватало.
– Хорошо, Эмили. Я могу подождать... – губы Бертрана скривились в усмешке, – до более подходящего случая, чтобы договориться с тобой. Но запомни: ты – моя!
Он вышел из холла. Дверь за ним с шумом захлопнулась.
– Он что – сумасшедший? – спросила я Эрика.
– Мы здесь все немного сумасшедшие. А некоторые и не немного. – Он поморщился, как от боли. – Думаю, что Рене могли бы официально признать сумасшедшей, если бы дело дошло до суда. Но если подумать о дедушке, я рад, что этого не случилось.
– Я не совсем понимаю... – начала было я, но он приложил палец к губам.
– Давайте выйдем. Если и есть где-нибудь на свете место, где стены имеют уши, так это здесь.
В холле было так темно, что я не ожидала, что на улице еще светит солнце. Оно только начинало склоняться, и аромат цветов не казался уже таким тяжелым, может быть, потому, что живой запах листьев и травы, еще влажных от вчерашнего дождя, сглаживал их приторное дыхание. Некоторое время мы шли молча, слушая, как шелестят листья деревьев и как воробьи чирикают в зарослях кустов. Мне захотелось хотя бы ненадолго забыть обо всех ужасных вещах, которые здесь произошли, но у меня ничего не получилось.
– Мне все-таки не верится, что Рене могла убить жену Бертрана. Или проводника. Конечно, она была без ума от себя, но от этого еще очень далеко до убийцы.
– Разве? – спросил Эрик. Он казался очень озабоченным.
– Я только говорю, что я не могу в это поверить, – повторила я. Но как тогда все это объяснить? Те двое были мертвы, Рене тоже.
– Боюсь, что в это можно поверить без труда. Особенно если вспомнить, как это было сделано. Она всегда могла заявить, если бы до нее добрались, что это был просто несчастный случай. И сделать все это было нетрудно: и тот, и другая ей полностью доверяли. Но всего, что было в этих ее дневниках, мы уже никогда не узнаем, – совсем мрачно закончил Эрик.
– Но как же так? Ведь Дэнис была ее подругой? А Робертса она знала с детства.
Эрик грустно улыбнулся.
– Вы действительно не представляете себе, какой была Рене. Если чего-то я и не понимаю – это как она решилась убить себя.
Я помедлила.
– Если она и правда такая, как вы ее описываете, она скорее попыталась бы убить Бертрана.
– Да, они были на ножах последнее время. Но тому, что он сегодня наговорил нам, я не верю с начала и до конца. Я знаю своего брата. Не мог он сказать ей, чтоб она шла в полицию и признавалась, и сам бы он никогда на нее не донес, – если только для того, чтоб выгородить себя... И о том, что произошло с его женой, он наверняка узнал не вчера.
Мне бы хотелось ему возразить, но я со страхом подумала, что он, похоже, прав. Подождав, не скажу ли я чего, Эрик горько продолжал:
– Может быть, он окончательно вышел из себя, когда узнал, что Рене пыталась утопить вас. Надо отдать ему должное: мне кажется, вы действительно... не безразличны ему. Я хочу сказать...
– Меня не занимают вопросы о том, любовь ли это или нет. Он меня вообще не занимает.
– Ну и хорошо! – просиял Эрик. – Я не был уверен. Это, конечно, не значит, я понимаю... – тут он запнулся. Я чувствовала себя очень неловко. – Эмили, – опять заговорил Эрик, – я понимаю, что это не очень подходящий момент, чтобы говорить о своих чувствах. Но если вы не совсем безрассудны, вы уедете отсюда не откладывая, и, может быть, мне больше не представится возможности с вами поговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22