Чем днем изволили заниматься?
– В баскетбол играла, – призналась Светлана.
– Это при вашем-то росте? Да какая же из вас баскетболистка?
– Да, – девушка грустно улыбнулась, – то же самое и тренер говорит. Только что поделать, если я люблю именно баскетбол? А отоспаться – я сегодня за все ночи сразу отосплюсь. И чай все-таки пить будем.
Чернов впервые очутился в квартире своей ассистентки.
Светлана попросила его присесть, а сама ушла на кухню. Алексей Поликарпович принялся разглядывать комнату, не ради любопытства, а чтобы как-нибудь занять себя. На столе лежали черновики расчетов и подшивка «Огонька» за прошлый год. На окне стояли две пустые и одна початая банка абрикосового варенья. На спинке стула висел темно-синий халат из китайского шелка. На стенах две репродукции с картин Шишкина.
Достаточно было одного взгляда, чтобы понять содержание черновиков. Светлана выполнила проверочные расчеты к его теории полей тяготения. Профессор не нуждался в этой проверке и не требовал ее. С улыбкой он перелистывал простую ученическую тетрадь Светланы. Похоже, что девушка увлеклась теоретическими исследованиями. Что ж, у нее есть все данные для этого: склонность к трудоемким вычислениям, прекрасная память. Обладает ли она настойчивостью? Во всяком случае, она старательна и трудолюбива.
Алексей Поликарпович заметил, что приписывает своей ассистентке только положительные качества. До сих пор по отношению к своим помощникам профессор был куда придирчивее.
Светлана что-то долго не появлялась. Чернов, отчаянно зевая, прошелся по комнате, потер пальцами тяжелеющие веки.
Остановившись у стола, он перелистнул подшивку «Огонька», тут же отодвинул в сторону, раскрыл черновики расчетов.
Аккуратности черновиков можно было позавидовать, хотя год назад похвастаться этим Светлана не могла. Чернов во всем и всюду в первую очередь ценил аккуратность; в этом отношении редко кто мог угодить ему.
– Так, так, – проговорил Алексей Поликарпович, недоумевая, почему долго не появляется хозяйка.
Он посидел несколько минут, прислушиваясь к тишине в квартире. Не доносилось никаких звуков и из кухни, куда ушла Светлана. Алексей Поликарпович снова прошелся по комнате, затем вышел в коридор: никого, тишина. Прежде чем уйти, он решил заглянуть в кухню, узнать, чем занята негостеприимная хозяйка.
Светлана сидя спала, положив руки на кухонный стол и уронив на них голову.
На электрической плитке недовольно сопел пузатый алюминиевый чайник; крышка вздрагивала, а из носика вырывалась струйка пара, оставляя на кафельной стене влажное пятно.
Алексей Поликарпович выключил плитку. Потом постоял, глядя на спящее лицо девушки, свежее, с крутым изгибом тонких бровей, маленьким, немножко вздернутым носом и приоткрытыми влажными губами. Белая линия пробора разделяла ее льняные волосы. Они рассыпались по столу. «Как пена, – подумал Чернов. – И от солнца совсем выгорели».
– Светлана Владимировна, – Чернов легонько коснулся плеча ассистентки, – проснитесь-ка да идите в комнату.
Светлана не просыпалась. Профессор отвел волосы с ее лица. Девушка недовольно мотнула головой и льняные локоны снова рассыпались по столу. Тогда Чернов нагнулся и поднял ее на руки. Он постоял так посреди кухни, ожидая, что она проснется. Однако Светлана продолжала спать.
– Спит! – поразился Алексей Поликарпович. – Так мог спать только Ванька Бурдин.
Тихо ступая, профессор отнес девушку в комнату, осторожно опустил на кровать и заботливо прикрыл одеялом. Прежде чем уйти, он долго глядел на спящую Светлану. Лицо его оставалось неподвижным и бездумным, но пальцы мяли лацкан пиджака.
Уже взошло солнце. Цепочка облаков превратилась в беленькую ватную полоску, словно нечаянно застрявшую в небе. Ветер шелестел листьями высоких лип, из лесу доносился птичий гомон. Наступал день, и день этот показался Алексею Поликарповичу необычно ярким, хотя ничем не отличался от вчерашнего, такого же солнечного и безоблачного.
В течение следующих двух недель астролокаторы перекатовской обсерватории не выпускали астероид 117-03 из поля зрения. Необычайный небесный гость двигался в сторону Солнца, чтобы, пройдя мимо него, навсегда исчезнуть в межзвездных глубинах. По расчетам Чернова, астероид должен был пролететь всего в двух с половиной миллионах километров от Земли.
Неожиданности нарастали, как снежный ком. Спектральный анализ отраженных астероидом импульсов привел Алексея Поликарповича в недоумение.
– Что за диво? – буркнул он, приняв у Светланы ленты с кривыми. – Гелий? Откуда на астероиде да еще на этакой малявке может быть гелий? А это что? Да это же линия иридия!
Чернов вытащил платок и вытер вспотевшее лицо. В наглухо закрытом зале было душно, Алексей Поликарпович сбросил на спинку стула пиджак. Светлана покосилась на его сильные загорелые руки.
– А ну-ка, Миша! – крикнул Чернов дежурному радисту. – Давай нам предельную мощность. Переходим на миллиметровый диапазон.
Сидевший за отдельным пультом рыжеволосый сосредоточенный юноша понимающе кивнул головой.
И до конца наблюдений Алексей Поликарпович не вставал из кресла. Только когда начало светать и астероид стал приближаться к горизонту, Чернов с хрустом выпрямил онемевшее тело и выключил локатор.
– Как вы смотрите насчет речки, Светлана Владимировна?
– Начинаю усваивать вашу привычку, Алексей Поликарпович.
– Значит, ныряем?
– Ага.
Предрассветное купание действовало освежающе. Сон после него бывал крепким и безмятежным. Но с того утра, когда Чернов впервые уговорил Светлану пойти купаться, что-то сломалось в сложившемся годами ритме. Теперь, возвращаясь в свою квартиру, он испытывал безотчетную тревогу. Сон приходил не сразу, как это бывало до сих пор. Алексей Поликарпович подолгу ворочался в постели, сердился на солнце, бившее в окно, на мух, залетавших в комнату, приказывал себе спать и оттого не засыпал еще дольше. Квартира казалась ему необычайно просторной, а тишина в ней неприятной. У него было такое ощущение, будто квартиру покинул близкий ему человек, который жил вместе с ним долгие годы.
Вместо того, чтобы задуматься над новым для него непонятным настроением, профессор отмахнулся от назойливых мыслей, приписывая все астероиду.
Вот и сегодня, возвратившись из наблюдательного корпуса, Чернов не лег в кровать. Он сел к столу и принялся за проверку расчетов, сделанных во время наблюдений Светланой. Все было правильно. Алексей Поликарпович задумался.
Астероид 117-03 двигался по прямой линии, без всяких возмущений. Это было бесподобно! Чернов недоумевал, волновался, готов был круглые сутки не отходить от экрана локатора.
Крошечный обломок материи пролетел в непосредственной близости от Венеры, но ее притяжение никак не сказалось на астероиде. Более того, на него не подействовало даже гигантское притяжение дневного светила. Гость из Галактики пересек раскаленную атмосферу Солнца. Когда же эта молекула космической материи вынырнула по другую сторону солнечного диска, спектральный анализ не обнаружил каких-либо изменений в кристаллической структуре астероида.
Поглаживая лоб, профессор прошелся по комнате. Поведение астероида не укладывалось в теорию сил тяготения, над которой трудился Чернов. В его научной работе сразу образовалась брешь, обоснованные, казалось бы, выводы ставились под сомнение.
Природа словно давала ему урок, наказывая за поспешное заключение, демонстрировала пример иного взаимодействия тел, где уже никак не приложить разработанную теорию.
Прохаживаясь по комнате, Чернов поймал себя на том, что пристально изучает свое отражение в трюмо. Оказывается, у него на висках уже сединки. Это в тридцать-то восемь лет!
Почему так рано и почему он заметил это только сегодня?
Где-то глубоко в груди опять зашевелилась безотчетная тревога. Снова это странное ощущение, будто квартира покинута дорогим ему человеком. В воображении мелькнуло лицо ассистентки. Светлана? Но она никогда не переступала порога его квартиры.
Об астероиде как-то не думалось. Алексей Поликарпович бросился на кровать, закинул руки за голову и долго глядел в потолок, вспоминая то странное утро, когда ему пришлось переносить спящую Светлану из кухни в комнату.
2. Встреча друзей
Ракетоплан «СССР-118» возвращался после полета на Луну, высадив там вторую экспедицию в составе шести человек. Рассекая плотную облачность своим остроносым веретенообразным телом, он завершал последний виток суживающейся спирали над земным шаром. Высота быстро уменьшалась, на коротких крыльях вспыхивали голубые пульсирующие огоньки тормозных двигателей.
За управлением, в глубоких металлических креслах сидели Иван Нестерович Бурдин – главный конструктор «СССР-118», коренастый бритоголовый мужчина лет сорока с небольшим, и штурман Лобанов, лет на пятнадцать моложе, светлолицый, с твердо очерченным подбородком и серыми приветливыми глазами.
Неподвижные и сосредоточенные, конструктор и штурман не сводили глаз с контрольных приборов. Руки их лежали на шаровых наконечниках коротких рукояток: следовало быть готовыми в любое мгновение включить двигатель и при необходимости снова уйти из сферы притяжения Земли.
Наступала заключительная, самая ответственная часть перелета – посадка на Землю. Притяжение увеличивало скорость. Не будь тормозных двигателей, машина превратилась бы в падающий метеор, трение о воздух раскалило бы ее оболочку, и ракетоплан сгорел бы прежде, чем достиг поверхности Земли.
«СССР-118» миновал облачность. Внизу обозначилась рельефная линия Балтийского моря. Но сверкающая стеклом полоска воды быстро исчезла за горизонтом. Под крыльями машины потянулись лесные массивы, испещренные желтыми пятнами полей, шахматными квадратиками городов, голубыми змейками рек. Все это было уже свое, родное.
– Жерковск! – Лобанов кивком головы указал на пестрое пятнышко, вставшее на горизонте по носу машины.
Тормозные двигатели выплевывали теперь вперед длинные лохматые языки пламени. Ракетоплан резко сбавлял скорость.
Снижение вскоре стало отвесным.
Пестрое пятнышко росло, обозначились улицы, заблестели стеклянные корпуса заводов и, наконец, среди зеленого поля показался серый квадрат ракетодрома.
Теперь машина снижалась хвостом вниз, выбрасывая из-под себя три огненных газовых струи – одну из основного сопла, две из крыльев. Через четверть часа ракетоплан коснулся бетонной площадки хвостом.
Вышедших из люка Бурдина и Лобанова окружили корреспонденты, работники ракетостроительного завода, сотрудники научных учреждений.
– Все отлично, товарищи, – скупо улыбаясь, пояснил Бурдин. – Посадка на Луну, как и в прошлый раз, прошла без всяких осложнений. Механизмы работали безотказно. Самочувствие у всех оставшихся на Луне отличное. Впрочем, мы непрерывно поддерживали связь с Землей, и вы знаете, как протекал перелет, а нового я вам ничего сообщить не могу. О личных впечатлениях лучше расспросите Игоря Никитича. – Бурдин с лукавой улыбкой взглянул на своего помощника. – У него они, кажется, даже зарифмованы.
– Иван Нестерович, – с укоризной произнес штурман, и щеки его покрылись румянцем.
Работники заводского ракетодрома приступили к осмотру двигателя, а Бурдин и Лобанов в сопровождении главного инженера, главного технолога, начальников групп поехали в заводоуправление. Там Бурдин коротко доложил о работе машины во время перелета. Более подробный отчет для министерства и Академии Наук ему предстояло сделать письменно.
После совещания ему подали машину. Иван Нестерович заторопился: он знал – жена Варя, преподаватель и завуч поселковой десятилетки, раньше времени примчалась домой, чтобы успеть приготовить традиционный мясной пирог. В квартире вместе с нею суетятся ее воспитанницы и воспитанники: одни помогают в кулинарии, другие расставляют цветы, да в таком изобилии, что потом на столе не остается места для пирога. И все поочередно каждые пять минут бегут к телефону, чтобы позвонить секретарю главного инженера и узнать, где сейчас конструктор Бурдин.
Выйдя из машины и подняв голову, Иван Нестерович увидел в окне своей квартиры полдюжины голов с косичками и бантами.
Раздался дружный крик: «Приехал! Варвара Петровна, приехал!»
Не успел он еще ступить на площадку второго этажа, как дверь его квартиры распахнулась. Варя, уже полнеющая, темноглазая шатенка, выбежала к нему навстречу. Из-за ее спины, оттесняя девочек, выглядывали две вихрастые головы самых ярых последователей Бурдина – Вани Еремеева и Коли Ногицына.
Раскрывались двери и в других квартирах.
– С благополучным возвращением, Иван Нестерович!
– Здравствуйте, дядя Ваня!
– С успешным прибытием, Иван Нестерович!
– Спасибо, друзья, – ответил главный конструктор. – У меня все в порядке. Вечером соберемся, и я расскажу.
Бурдин пользовался не только известностью конструктора с мировым именем. Весь город знал его как человека до странности простого и удивительно доброго. Мальчишки-моделисты без всякого стеснения приходили к нему за консультацией, знакомые не стеснялись остановить его на улице и перехватить до получки сотню-другую рублей. Ивана Нестеровича приглашали на все школьные вечера. Все жители пятиэтажного корпуса, в котором жил Бурдин, считали его своим близким знакомым, и потому ни одна свадьба, ни одни именины, а то и просто праздничный вечер не проходили без его присутствия. Как бы ни был он занят, отказать в подобной просьбе казалось ему неприличным. Ведь приглашали от чистого сердца.
Обладая хорошей памятью, Иван Нестерович и сам останавливал на улице кого-нибудь из своих бесчисленных знакомых, чтобы поинтересоваться исходом дела, по поводу которого с ним когда-то советовались.
Ему ничего не стоило собрать на улице ребятишек и отправиться с ними в кино. Он обожал вечера самодеятельности и был непременным членом жюри.
В конечном счете его постоянно избирали депутатом в районный совет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19