Я решил, что раздам их автоматам, а для себя сохраню подручный дистанционный пульт. Это потребовало определенной работы. Если уж мне удастся напасть на след, то не стоит ничего пропускать. Даже существования двух баз, расположенных на расстоянии, скажем, в сто метров и лежащих на прямой линии.
Я приготовил автоматы и начал убираться. Но тут же остановился.
— Спокойной ночи, — пожелал сам себе. — Вот и все. На сегодня.
Я простоял еще с минуту, разглядывая аппаратуру, потом мотнул головой, сбросил рубашку и направился в ванную.
Надо все рассчитать. Допустим, следует торопиться. Но ведь главное мое задание — вернуться назад. В состоянии, когда можно будет все обдумать.
Было почти одиннадцать. Уже несколько часов, как снаружи наступила ночь. Здорово же меня припекло, если я совсем позабыл об этом.
* * *
Слабый ветер нес запахи весны. Уже вчера она давала о себе знать. Сегодня же ее присутствие ощущалось в каждом глотке воздуха.
Я расставил автоматы на противоположных краях поляны, перебросил излучатель на грудь и разблокировал датчики.
Поначалу ничего не происходило. Неожиданно в ручках пульта почувствовалась слабая вибрация. Линии пеленгов в окошке вытянулись и пересеклись. Поплыли цифры координат.
Я какое-то время следил за ними, после чего поднял голову и посмотрел в направлении соседнего холма, соединяющегося с моим чем-то вроде поросшей лесом лощины.
Восемьсот метров. Может, километр. Но с тем успехом — сразу же за первой грядой, там, где начинается склон.
Не спуская глаз с вытянутого, прямоугольного окошка, я заслонил его ладонью от солнца и двинулся вперед. Слева и справа, на расстоянии в тридцать метров, двигались автоматы.
Я добрался до края поляны и, не задерживаясь, углубился в заросли. Несколько минут, подняв высоко над головой руки, с пальцами, стиснувшимися на ручках пульта, я таранил чащу. Дальше пошло немного легче. Однако и этих нескольких десятков метров оказалось достаточно, чтобы я промок до ниточки. Каждая ветка сбрасывала на меня цепочку мелких капель. Там, куда не проникали солнечные лучи, царил пронизывающий холод.
Один из автоматов споткнулся, потребовалось несколько минут, прежде чем я выпутал его из переплетения высоко поднятых над землей, извивающихся корней. Он молотил по ним лишенными приспособлений манипуляторами, словно в приступе безумия. По лесу разносился оглушенный, тупой треск. Впрочем, и каждому моему движению сопутствовали звуки, похожие на старт ракеты внутри огромной кучи хвороста. Эластичный капюшон куртки не давал достаточной защиты, подбородок и щеки болели от тысячи уколов, словно от ударов ломающихся посередине шпаг.
И длилось это почти полные три четверти часа. На это время замолкли все колокола, всякое гудение. Остались только треск ветвей, напряженные, размеренные движения головы, рук, всего тела сквозь пространство, столь же пригодное для прогулок, как недра горы. Если бы не олень, а слон притаился в этих зарослях, я прошел бы под его хоботом и ничего не заметил.
Наконец впереди стало посветлее. Еще несколько отчаянных рывков тела — и чащоба внезапно отпустила меня.
Я стоял на проталине, в той замеченной сверху лощине. К вершине следующего холма вела расчищенная от деревьев дорога, напоминающая трещину в горном массиве. Она не упиралась в тупик. Как раз там, где я стоял, просека отклонялась вправо, сворачивая на русло пересохшего ручья или давнюю тропинку. Там находился город.
Так. Дорожка эта выведет меня точно к шлюзу. Постою возле дверей, послушаю, не храпит ли он во сне. Погляжу, не его ли антенны выкидывают фокусы с моими датчиками.
Если же застану его не в гибернаторе, а перед пультом управления металлическими оленями, то…
Об этом пока не будем. Сперва его надо найти.
Угловые замеры потеряли смысл. Я пропустил один автомат вперед и двинулся следом по середине просеки. Выглядела она так, словно за ней перестали следить года четыре-пять назад. Именно так она и должна была выглядеть.
Я шел, не торопясь, все еще мокрый от пота и тающего снега. Дыша полной грудью. Истыканное иголками лицо горело теперь немилосердно. Я сбросил капюшон и расстегнул воротник куртки. Да, это весна.
Я уже приближался к вершине. В перспективе просеки уже виднелись верхушки деревьев, растущих на следующем холме. Они расступались по мере моего приближения, открывая все новые участки дороги. Лес выглядел изваянным из камня. В воздухе разлилась полнейшая неподвижность. Тропинка поросла невысокой травой вперемешку со мхом. Я шел по ней почти бесшумно.
Вершина была уже рядом. Я проделал еще несколько метров, когда неожиданно, без какой-либо видимой причины удущий впереди автомат остановился. Я сделал еще шаг и тоже остановился.
Несколько секунд было тихо. Потом я услышал шорох шагов.
Некто передвигался так же тихо, как кот. Меня охватило странное чувство. Немногого не хватало, чтобы рассмеялся. Так мягко двигаются люди, которых нет.
О тишине я не думал. Сейчас не до нее. С первого же мгновения я знал, что забавы кончились. И ждал теперь чего-то такого, что рано или поздно должно было случиться. Вопреки тому, что одна эта мысль граничила с безумием. Но сознание мое еще никогда не работало так ясно, как в это мгновение.
Я уперся взглядом в продолжение просеки. Правую руку опустил на рукоять излучателя. Шаги приближались. Из-за травяного покрова, которым была покрыта вершина лесистого холма, начала подниматься худая фигура. Сперва я видел лишь верх светлого, почти белого капюшона, потом — пятно лица, рубашку…
Пилот. На этот раз он не напоминал ни причудливо остановившейся серны. Ни оленя. Безразлично, живого — или металлического. Впрочем, он об этом и не заботился. И не производил впечатления удивленного встречей со мной.
Он сделал еще несколько шагов и остановился.
Я не двинулся.
Тишина. Только сейчас я понял, что колокола смолкли. Наверно, еще несколько минут назад, только я не обратил на это внимания.
Я напрягся. Меня тревожило то, что я не мог разглядеть его глаза. Теперь же я их видел. Они были прищуренными, словно человек смотрел на солнце. Но лицо его оставалось в тени. Мне пришлось изрядно напрячь зрение, прежде чем я понял, что оно кажется таким из-за загара и щетины.
Он поднял руку и шагнул мне навстречу. Остановился, будто ожидал приглашения.
Нет там никого. Галлюцинации.
А если, все же, есть — пусть что-нибудь сделает. Подпрыгнет. Засвистит. Сделает пару замечаний о погоде.
— Ты… ты из второго двадцатилетия? — начал он.
Его голос звучал довольно тихо. Но, несмотря на это, задействовал какие-то клеточки у меня в мозгу.
— Веди к себе, — твердо заявил я. — Мне надо взглянуть на твой передатчик.
Он обошел это молчанием. Сделал неопределенное движение головой и улыбнулся. Зубы у него были белые как у волка. Я опять не видел его глаз. Невольно шевельнул стволом излучателя. Его это остановило. Не дальше, чем в десяти метрах от меня. Автоматы ждали неподвижно. Для них он был всего-навсего человеком.
Он уперся глазами в излучатель. Какое-то время рассматривал его, потом поднял голову. Его правая бровь поползла вверх. Только теперь я заметил, что он невооружен.
— Я дежурил… перед тобой, — сказал он.
Ага. Передо мной. Потом залез в гибернатор, запрограммированный на шестьдесят лет. Именно потому стоит он теперь передо мной и улыбается. Точнее — улыбался несколько секунд назад.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Гумми, — тотчас же ответил он. — Можно проще: Гум.
— Из Централи?
Он неторопливо кивнул. Словно прикидывал, не о Центре ли Генетических Исправлений я говорю.
Колокола молчали. Меня это раздражало.
— Пытался лечиться? — проворчал я. — Или рукой махнул?
Он воспринял это без протеста.
— А ты? — спросил, понизив голос.
Надо же. Это становилось интересным.
Я довольно долго молчал, внимательно разглядывая его. Теперь я уже вполне четко различал глубокие, волнистые складки у него на лбу, морщины вдоль губ, которые делали его рот выпуклым и живущим самостоятельно от остального лица. Щеки запавшие и сероватые. Лицо покрыто щетиной или — скорее — скверно выбрито. Но самым интересным были его глаза. Широко раскрытые и подернутые мутноватой пленкой. Глаза человека, который без очков не разглядит и собственную руку.
— Нет, — произнес он наконец и как бы с жалостью. Ты — нет. Ты здесь слишком недавно… Года четыре, верно? Может, пять..?
— А ты не знаешь? — ласково поинтересовался я. — Славненько, — уже другим тоном. — Прогуляемся к тебе. Побеседуем. Только сперва я хотел бы глянуть на твой передатчик.
Он вздрогнул. На мгновение мне казалось — побледнел. Но я не мог в этом поручиться. Лицо его поблескивало как вода.
— Нет, — ответил он. — Нет, если можно.
Мои пальцы вернулись на свое место на рукояти излучателя.
— Веди, — спокойно приказал я. — Недолго — понятие относительное. Может, я здесь и недавно для кого-то, вроде тебя. Но достаточно давно, чтобы нажать на спуск, если мне покажется, что я должен это сделать.
Он застыл. Напружинился. Какое-то время мерил меня глазами. Глаза его превратились в щелочки.
— Ты туда не пойдешь, — заявил он. — Или — пойдешь один. Я не брал оружия, — добавил он, словно это что-то поясняло.
— Именно, — подхватил я. — Зато я взял. Ты… с кем-то?
Он заколебался. Губы дрогнули. Руки опустились. Он выглядел так, словно только что сбросил с плеч набитый железом рюкзак.
— Кто с тобой? — прошипел я. — Женщина?
Он облизнул губы и кивнул. Его глаза нацелились теперь на носки моих ботинок.
Тут мне это и пришло в голову:
— Уложил ее спать, верно? Запер в своем гибернаторе. Потому я и получил нормальную запись, кончающуюся тем, что люк закрывается. Все совпадает. Кроме личности спящего. И чего ради ты на это пошел? Зачем брал ее с собой, если теперь в любом случае остался один? Поругались? Или ей к мамочке захотелось?
Он громко сглотнул слюну. На лбу проступили капельки пота.
— Она… — выдохнул он, — … я не знал, что она останется. Ничего мне не сказала. А когда пришла, было уже поздно. Все остальные спали. Что мне оставалось делать?
На долю секунды у меня перед глазами появилось лицо Авии. Я потянулся так, что в груди затрещало.
— А ты? — бросил я.
Он мотнул головой, демонстрируя собственную беспомощность.
— Работал как работал… — тихо ответил он. — Оставлял ее дома. Потом… — он запнулся, — она ушла… ну, заснула. Я запер ее в гибернаторе. А самому пришлось остаться. Вроде, это логично, — закончил он почти шепотом.
Я задумался. Логично. Наподобие петли времени. И столь же правдоподобно. Допустим, ему и правда установили одиночный гибернатор, наподобие моего. Но при желании там могла бы разместиться футбольная команда. А не только пара неразлучных любовников.
— Логично, — пробормотал я. — При условии, что человек не знает того, что я. Мы оба. Для кого были выстроены в лесу эти лунные базы, изображающие… да, кстати, — перебил я сам себя, — под чем ты живешь? Что оно такое? Домик-пряник? Сторожка? Кормушка для зверюшек? Или просто куча камней?
Он поднял голову. Глаза сделались настороженными.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — произнес он с нажимом.
Я пожал плечами, сделал вид, что удивился:
— Не знаешь? Как ты думаешь, куда я шел по этой тропке, о которой перестал заботиться, когда опять остался один? К тебе. Так что смогу сообщить, что это такое. И где. Через несколько минут.
Я вызвал первый автомат. Он подошел на своих тонких, птичьих лапках, небрежным полукругом обогнул застывшего без движений мужчину и двинулся дальше. Я шагнул вперед. Он преградил мне дорогу.
— Ты туда не пойдешь, — тихо произнес он. В голосе его было нечто такое, что заставило меня остановиться. Нечто большее, чем упрямство. Или даже страх. Он был уверен, что я не пойду дальше. Или же — не дойду.
Я задержался.
— Что ты сделал с базой? — поинтересовался.
Он скривил лицо, словно намеревался улыбнуться, но не смог справиться с сопротивлением собственных щек.
— Ничего, — ответил. — Просто запрограммировал автоматы на шифр. Они уничтожат любого, кто подойдет, но не произнесет двух простых словечек.
— Простых, говоришь? — фыркнул я. — Ромео и Джульетта? Нет. Это слишком очевидно. Ора, ясно. Орфей и Эвридика. Будь у меня желание, я подобрал бы даже аналогию…
— Имя и фамилия, — спокойно ответил он. — Той девушки, которая хочет, чтобы ее оставили в покое. Со мной можешь делать, что хочешь. Но на базу тебе не попасть. Разве что угадаешь. Хочешь попробовать? Была такая сказочка о разбойниках и сезаме. Я не провожу аналогий, но можешь попытаться. Ну так что?
Я молчал довольно долго. В ином случае парень этот мог бы мне даже понравиться. Своим хладнокровием. И подходом к делу. Однако, глаза его все же заставляли меня держаться настороже. Противоречили его самообладанию. Они свидетельствовали скорее об усталости. Или апатии. Но не такой, чтобы сделал все, что ему прикажут. Скорее — когда человеку терять больше нечего.
Он блефовал. Если бы он был тем, за кого выдавал себя, то не стал бы программировать автоматы на пароль. Даже если бы и обещал той девушке, которая хотела, чтобы ее оставили в покое, что никто ее не разбудит. Тогда кем же он был на самом деле? Или тут что-то другое, а не обыкновенный блеф?
— Что предлагаешь? — спросил я безразлично. Остановил автомат, который уже успел добраться до вершины холма, и добавил: — Здесь посидим? Или ты предлагаешь прогуляться? Немного холодновато, но раз в сорок лет — неплохо… Что поделаешь, кафе в эту пору закрыты.
Его лицо вытянулось. Он опустил голову. Рука потянулась ко лбу, но остановилась на полпути и упала. Я заметил, что он дрожит.
— Я… — начал он и замолчал.
Я понял. Или мне, по крайней мере, показалось, что понял.
Тишина. Сперва с кем-то, кто не захотел оставить его одного. А потом колокола. Они могли звучать даже громче, если их слушаешь, зная, что в метре от тебя, за стенкой, спит человек, который охотно послушал бы их с тобой вместе.
— Ладно, — решил я. — Иди за мной. — И тут же поправился:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25