Большинство молодоженов живут здесь же, в муниципальных домах, и на муниципальное же пособие по безработице. Он видел, как матери-подростки катят коляски с детьми. Эти матери выглядели так, словно из них высосали все соки; на их лицах уже отштампованы унылые мины затюканных домохозяек, которым предстоит еще один день механического отправления все тех же обязанностей: стирка, уборка с пылесосом, глажка, смена подгузников, и так далее, и до бесконечности. Эти люди обескровлены; давая волю воображению, он представлял себе их живыми мертвецами нашего времени. Всем им решительно нечего ждать, не на что надеяться.
Во всяком случае, у Дианы жизнь иная. Где бы, с кем бы она ни была, он молился, чтобы ей было весело.
На том мистер Моббери повернулся на другой бок и снова заснул.
3
Возвращение в гостиницу было заполнено молчанием, прерываемым автоматными очередями вопросом и ответов. Окружающий мир — для Дэвида Леппингтона — все еще оставался похожим на сон, даже в этом безжалостном железно-сером предутреннем свете.
Бернис Мочарди говорила быстро, как детектив, подошедший к самой разгадке какого-нибудь особенно запутанного и загадочного убийства.
— Ты что-нибудь еще помнишь?
— Нет... ничего.
— Ты сказал, что вспомнил, как видел людей в пещере, когда был маленьким?
— Да.
— Как будто они были там заперты в клетку? Узники?
— Думаю, да. — Ощущение нереальности происходящего не исчезало. Дэвид прикусил губу. Он чувствовал себя так... как будто слегка свихнулся... другого слова и не подобрать.
Просигналив правый поворот, Бернис свернула на Главную улицу.
— Ты сказал, что думал, это чудовища.
— Чудовища? Да, ну, это была интерпретация шестилетнего ребенка.
— Но что это были за чудовища? Откуда они взялись?
— Послушай, Бернис. Я даже не знаю, было ли то, что я видел столько лет назад, на самом деле.
— Что ты имеешь в виду?
— Я мог вообразить себе все это — или я мог вспоминать детский кошмарный сон.
— Дэвид! Это — подавленное воспоминание. Теперь ты выпустил его. Я однажды читала, как люди...
— Под гипнозом вспоминают о том, как их украли инопланетяне или как их изнасиловал начальник бойскаутов. — Он улыбнулся — во всяком случае попытался, но даже ему самому улыбка показалась жидкой. — Да, в университете мы проходили синдром подавления воспоминаний.
— Итак, у тебя было подавленное воспоминание о людях, посаженных там, внизу, за решетку. Теперь оно вышло на поверхность. Ты ведь помнишь, как дядя вызвал их, стуча по прутьям?
— Не обязательно.
— Но ты же вспомнил это в подробностях: то, как твой дядя ударял по прутьям, то, как выглядели эти узники, даже то, во что ты был тогда одет. Не собираешься же ты утверждать, что это просто старый кошмарный сон, который привиделся тебе, когда тебе было шесть лет?
Вздохнув, он вместо ответа только поглядел на девушку. В лице Бернис была какая-то нервическая хрупкость. Как будто она сохраняла спокойствие лишь силой воли. И почему она с такой готовностью и так твердо уверовала в историю о людях под землей? Словно хваталась за нее, как хватается за соломинку утопающий. Ни с того ни с сего он вдруг понял, что его подавленное воспоминание почему-то очень важно — во всяком случае для нее. Оно было чем-то, за что она цеплялась, чтобы не утонуть.
Когда Бернис завернула «вольво» на стоянку «Городского герба», он мягко сказал:
— Бернис, существует нечто, называемое синдромом ложной памяти. Есть научные данные, подтверждающие, что многое из так называемых подавленных воспоминаний, которые были извлечены из подсознания под гипнозом или в результате терапии, ложны.
— Но ты вспомнил все так подробно, не так ли?
— Это и есть неотъемлемая часть ложной памяти. Но правда в том, Бернис, что большая часть таких воспоминаний — просто фантомы, продукты воображения. В свете синдрома ложной памяти многие из печально известных случаев дурного обращения с детьми будут опровергнуты.
Бернис припарковала машину. Один взгляд на выражение ее лица сказал Дэвиду, что она отказывается подвергать сомнению то, что он вспомнил — как бы вспомнил, поправил он самого себя, — у входа в пещеру.
— Ну, — начал он, умышленно пытаясь придать своему голосу приземленность, — думаю, мы заслужили хороший день сна после всех этих событий.
Бернис кивнула, но лицо ее оставалось напряженным.
Он улыбнулся:
— Посмотрим, удастся ли мне разыскать Электру, чтобы рассказать, что произошло. Она, наверное, удивляется, что с нами случилось.
— Дэвид?
— Да.
— Та книга, которую ты упоминал, — история твоей семьи. Могу я взять ее ненадолго?
— Да, конечно.
— Сейчас?
— Разумеется, — улыбнулся он. — Я подсуну ее под дверь твоего номера. Не такой уж это толстый том.
Она не улыбнулась в ответ. Напротив, лицо ее стало еще более серьезным. Как будто ей предложили разрешить головоломную задачу. И как будто от правильного ответа зависит ее жизнь. Что, черт возьми, происходит в этом городке, подумал он, выбираясь из машины. Как будто эксцентричность внезапно стала заразной; все здесь, похоже, решили относиться к какому-то обрывку семейного фольклора со смертельной серьезностью.
В сером утреннем свете ночные события и поток воспоминаний — ложных воспоминаний, поправил он себя, — казались всего лишь бессвязным и странным сном.
Так оно и есть, принялся урезонивать себя Дэвид. Синдром ложной памяти — аккуратное всеохватывающее объяснение. Обвяжи это все разумными ленточками современной науки с ровненьким двойным бантиком сверху: синдром ложной памяти. Чистой воды воображение. Какой-то вылезший не к месту детский кошмарный сон. Ничего более.
И тем не менее, когда он следом за Бернис шел по двору к заднему входу в гостиницу, в его голове продолжали вертеться слова: чудовища пробуждаются.
4
Дэвиду хватило десяти минут, чтобы передать Бернис книгу «Род Леппингтонов: легенды и факты» у двери ее комнаты, потом он удалился в постель. Плотные шторы почти не пропускали дневной свет. Черт, немало времени прошло с тех пор, как он в последний раз не ложился всю ночь. Он все еще чувствовал себя... странно; только так и можно это назвать.
Чудовища просыпаются...
Электра оставила на кухонном столе записку, в которой просила не беспокоиться о паре из 101-го. Но Дэвид почему-то сомневался, что парочка, сконфуженно улыбаясь, объявилась у стойки портье; скорее это походило на мастерски выполненный маневр замалчивания происшедшего. Постскриптум в конце записки добавлял, что Электра легла спать.
И что это Бернис так заинтересовалась историей моей семьи? В какой-то момент Дэвид заколебался, стоит ли давать ей книгу — ее напряженное поведение наводило на мысль о том, что девушка на ранней стадии развития самого настоящего синдрома навязчивой идеи.
Он повыше натянул простыню. Быть может, после нескольких часов сна после этой бурной — нет, поправил он себя, самой что ни на есть идиотской, ночи все, что случилось с ним, перестанет казаться столь странным. Он зевнул. Дорожный будильник у кровати показывал семь семнадцать утра.
В семь восемнадцать Дэвид Леппингтон погрузился в глубокий без сновидений сон.
5
Семь девятнадцать утра. В своей квартире на первом этаже спит Электра. В своей постели, одна. Обнаженная, лежит лицом в подушку. Ворочается в тенетах сна, одеяло частично сползло, заманчиво открывая стройную спину. Иссиня-черные волосы темной волной разметались по подушке.
Напольные часы в гостиной, подарок к свадьбе ее родителям, решительно отсчитывают секунды. Если бы Электра знала, что проседание грунта разломало гроб ее матери и что теперь в черепе и в сохранившейся по большей части грудной клетке резвятся крольчата, она, вероятно, хмыкнула бы и ничего больше. Электра знала, что настоящая жизнь пронизана, прошита нитями жутковатого. Посреди жизни мы подвластны смерти, говорила она себе по дюжине раз на дню. Смерть и все ее атрибуты представлялись ей увлекательными. Зал египетских мумий в Британском музее был одним из ее любимых мест во всем мире. Она часами могла стоять и зачарованно смотреть на мертвецов, возрастом более трех тысяч лет: женщины, замотанные в бинты со всеми своими драгоценностями, кости их мертворожденных детей у них между колен.
Сейчас ей снилась темная фигура с огромными кожистыми крыльями, которая вырывалась из могилы на городском кладбище. Во сне она не могла определить, мужчина это или женщина. Только то, что лицо ее было прекрасно. А кожа гладкая, как пластик.
И вот во сне фигура гладко скользнула, как змея, в окно ее спальни и заползла рядом с ней на кровать, чтобы обнять своими бескрайними, похожими на нетопырьи, крыльями ее тело, так крепко, что она не могла двинуться. Глаза горели ярко, как электрические лампочки.
С лица, застывшего на грани между мужским и женским, оно дохнуло шелково ей в ухо:
«Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя...»
6
Семь двадцать утра. Бернис Мочарди лежит в постели. Но не спит.
Она сжимает книгу, которую дал ей Дэвид, так крепко, что время от времени ей приходится делать сознательное усилие, чтобы положить ее и размять ноющие пальцы Она чувствует, что близка к важному открытию.
Неделями она как одержимая смотрела видеопленку, найденную в Гробике. Она думала, ей приснился Майк Страуд, светловолосый рассказчик с видео. Он так неотступно преследовал ее, что она боялась, что сходит с ума. Теперь все эти события: видео, воображаемый некто, бродящий по коридору по ночам, то, что случилось с парой из номера 101, — все это представлялось фрагментами головоломки, которые вихрем кружились перед ее внутренним взором. Она знала, что рано или поздно они сложатся в единую связную картину, надо только найти еще несколько подсказок. Она должна разгадать головоломку. Ради своего душевного равновесия. Теперь она решительно настроилась трудиться над ней, пока не найдет ответа.
И может быть, ответ таится на этих страницах.
Серое небо за окотом начало светлеть, а Бернис устроилась поудобнее и принялась за чтение.

Глава 26
1
К четырем часам дня воскресенья Дэвид уже сидел за столом на кухне «Городского герба». Он проспал добрых семь часов с тех пор, как лег утром, и, судя по всему, испытывал легкую дезориентацию от нарушенного сна. Тем не менее он посетил дядю в больнице (на этот раз, взяв такси, он поехал туда один). В состоянии дяди не было никаких перемен, оно оставалось прежним. Старик, которого перевели в отдельную палату, лежал в глубокой коме, запекшуюся на его лице кровь смыли. Врачи смогли сказать только то, что рентген ничего не выявил, что жизненные показатели старика в пределах допустимого (иными словами, они не думали, что он умрет у них на руках прямо сейчас) и что они продолжат наблюдение (то есть медсестра будет время от времени заглядывать в палату, чтобы удостовериться, что он не очнулся и не требует завтрака).
Последние полчаса Дэвид сидел в кухне (которая, как он теперь сообразил, была нервным центром гостиницы).
Электра стояла у плоты, накладывая в глубокие тарелки тушеное мясо. Бернис Мочарди сидела против него по другую сторону большого тщательно выскобленного стола. Дэвид заметил, какой юной и ранимой она выглядела теперь, когда, сняв готический наряд, переоделась в простую серую фуфайку и черные джинсы.
Джек Блэк работал на заднем дворе, двигаясь в обычной своей механической манере: он перетаскивал к сараю пустые пивные бочки.
Они уже успели обменяться рассказами о событиях субботней ночи. Электра начала было с сочувствия старику, который пострадал от несчастного случая, и у нее чуть глаза на лоб не вылезли, когда она услышала, что это случилось в результате взрыва динамита. Воспоминания самой Электры о ночи субботы были довольно смутны. В двух словах: она ничего не видела, ничего не слышала. Теперь она разыгрывала роль доброй матушки с апломбом опытной актрисы.
— Вот, вы должны поесть. Оба, — твердо сказала хозяйка гостиницы, ставя перед Дэвидом и Бернис по дымящейся тарелке. — Это мясо, тушенное в эле. Сытно. Мой собственный рецепт. Это вдохнет в вас новую жизнь. Я все готовила сама, даже сама порубила ингредиенты. И не смотри на меня так, Бернис. Я не бросила в горшок постояльцев из 101-го. — Она с улыбкой положила возле каждой тарелки по ложке. — Я их поджарю сегодня вечером на вертеле на заднем дворе.
— С яблоком во рту? — добавил Дэвид и тут же пожалел о своем легкомысленном замечании.
— Естественно. И с веточкой розмарина в заду.
— А по-моему, совсем не смешно. — Лицо у Бернис стало напряженное. — Если бы ты видела, в каком состоянии была эта девушка, тебе было бы не до шуток, Электра.
— Бернис, я...
— У нее шла кровь, ее избили. Изнасиловали. Я правда думаю, что ее изнасиловали.
Электра вздохнула.
— Твоя взяла, извини. Я просто пыталась немного поднять вам настроение. Хлеба к мясу, доктор Леппингтон?
— Да, пожалуйста.
Она стремится быть беспечной, подумал Дэвид, поднимая взгляд и поднося ко рту ложку с ароматным мясом. И все же что-то по-прежнему тяготит ее.
— Итак, Дэвид, — Электра присела за стол с чашкой кофе, — каково это, когда в твоих жилах течет божественная кровь?
Он улыбнулся.
— Так Бернис рассказывала тебе захватывающую семейную историю Леппингтонов?
— Рассказывала, но все мы в Леппингтоне слушали рассказы наших бабушек перед сном. Очаровательно. Но то, что Леппинггоны претендуют на божественного предка? Признайся, этим можно и похвастаться, а?
— Я планирую вставить это в свое резюме, в графу «Какой вклад вы готовы внести в жизнь коллектива?» — Улыбка Дэвида стала шире.
— Одобряю, — в тон ответила Электра. — Все, что может помочь карьере, скажу я вам. — Она отпила глоток кофе. — К сожалению, нам, Чарнвудам, нечем похвастаться, никакого былого величия вроде бога викингов среди предков. Единственное, что генетически передавалось у нас в роду, — это маленькие ушки. — Она откинула назад иссиня-черные волосы, чтобы открыть маленькое ухо, в котором покачивалась серьга с удлиненной капелькой гагата. — Миленькие, как по-вашему?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61