Переход этот несколько неожидан, и пастор Джонс недовольно хмыкает: когда ему понадобятся остряки, он наймет пару комиков, а в отделе информации юмористам делать нечего. Босс серьезен, он строго смотрит с экрана прямо в глаза пророку. Он говорит:
— Святая церковь, покровительница наук, считает, что вера в грядущего кибера не противоречит догматам веры в целом. Господь есть причина сущего во всем его разнообразии… В последних достижениях кибернетики святая церковь усматривает знамение Господне, ибо наука в который раз неопровержимо доказывает — сомневающимся — бытие Божие…
Пророк с интересом, хоть и не первый раз, выслушивает послание и выключает экран. В дверях, опустив очи долу, уже минуты две маячит секретарша. Вполне настоящая и, в чем пророк уже убедился, весьма живая. Пророк имеет странность: он избегает личного общения с кибернетическими устройствами. Исключая, естественно, Ферро, с которым всегда неразлучен. В черном монашеском одеянии, то ли скрывающем, то ли подчеркивающем фигуру — на этот счет пастор Джонс не имеет четкого мнения, — секретарша удивительно мила.
— Преподобный отец, простите, но вас ожидают представители строительных фирм. Если мне будет дозволено, осмелюсь рекомендовать «Воздушные замки».
— Сколько они вам дали, дитя мое? На лапу, а?
— Пять тысяч, преподобный отец! — Голубой взгляд секретарши выражает готовность, готовность и еще раз готовность.
— Прекрасно, тысячу оставьте себе, а девять положите вот в этот ящик.
Она прикладывается к руке пророка горячими устами и удаляется, точнее, выпархивает. Пастор Джонс задумчиво смотрит на помадные отпечатки, взор его затуманивается.
— Свинья, — констатирует кибер. — Никому нельзя доверять.
— Ну-ну, не так строго. Человек Божьим соизволением греховен от природы. Иначе как жить?
Пророк долго возится с гантелями, делает сотню приседаний. Потом, отдышавшись, говорит:
— Вообще, мысль неплохая. Воскресную встречу мы с этого и начнем, с ругани. Это будет неожиданно, поскольку мы всегда вначале говорим о наших достижениях, а о грехах в конце. — Он подходит к пульту и нажимает сразу десяток кнопок. Долго разговаривает по визофону с руководителями отделов, с каждым по очереди и со всеми вместе.
Через полчаса взвод молодцов из сектора психологической обработки, щурясь от хитрости, трудится в поте лица.
Пастор Джонс, пророк и основатель движения агнцев Божьих, каждое публичное выступление готовит со всей возможной тщательностью, памятуя, что в деле воздействия на души людские обряд, как показывает многовековой опыт церкви, обеспечивает девяносто процентов успеха. Тезисы, поступающие от репрезентанта Суинли, дают лишь канву, общее направление. Конкретизация — этим занимается сам пророк. Второстепенных деталей нет. Явление пророка, темп, текст, интонация, настроение, музыка, тембр, свет, запах, уход — из этих элементов пророк лепит сценарий каждого выступления. Не повторяться в деталях, не стать привычным — это самое трудное. И потому исследовательский центр шумит круглые сутки, перерабатывая огромное количество информации. Это подслушанные в домах, на заводах, конторах, улицах, рудниках, плантациях разговоры, это съемки скрытой камерой и в темноте, таблицы опросов анонимных и на ту же тему у тех же людей опросов именных, статистические данные в таблицах и графиках, вырезки из газет, выборки из речей общественных и политических деятелей и, главное, главное — сводки о действиях язычников, их идеологических и боевых групп. Сведения, сведения! Они закладываются в логические машины, анализируются и пересчитываются в исследовательском центре пророка, который ведет небывалую битву за душу обывателя.
О, эта душа! За нее сражаются политические деятели, по ней равняются президенты и министры, к душе обывателя обращаются газеты, видео, книги и радио, ее изучают социологи, статистики и психологи десятков центров, фондов и институтов, для нее работает реклама, ее, наконец, ведет к вечному блаженству святая церковь.
Исследовательский центр пророка со своей могучей вычислительной техникой сумел синтезировать душу обывателя. За год работы была получена математическая модель души. Она оказалась неожиданно сложной. Более сотни независимых переменных, входящих в коренное уравнение, исключали решение в детерминированной форме, и, как показал анализ, именно в этом крылась причина политической гибели большинства крупных деятелей. Они пытались объять необъятное, разменивались на многотемье и, измельчавшие, уходили в забвение.
— Я это предполагал, — говорил тогда, в самом начале кампании, репрезентант Суинли. — Уравнение и должно быть нелинейным. Ну и что? Если нет решения в общем виде, то всегда можно получить частное решение. Это знали отцы церкви еще в незапамятные времена, хотя плохо разбирались в математике. Что обещает церковь? Одно: райское блаженство! Заметьте, только одно блаженство, да и то не всем — праведникам, коих раз-два и обчелся. И больше ничего! И в этом суть частного решения.
В те времена пророк еще высказывал сомнения. И он усомнился: к чему тогда затеяно столь громоздкое и дорогостоящее исследование? Ведь, по словам репрезентанта, результат заранее известен.
— Мы ищем пути утешить страждущее человечество. — Репрезентант выговаривал каждое слово с присущей ему несокрушимой серьезностью. — Прежние методы воздействия на массы устарели, и подтверждение тому — разгул язычества явного и — еще более — тайного. Прогрессивная церковь ищет новые формы. Для этого и создан исследовательский центр, для того и нужен церкви пророк, да благословит вас Господь, Джонс.
— И ради этого финансирует нас господин Харисидис и иже с ним?
— Перед Господом все равны, — непонятно ответил репрезентант и добавил, что господин Харисидис из тех хозяек, что не кладут все яйца в одну корзину: известны его греховные контакты как с Джольфом IV, так и с посланцами Армии Авроры.
В конце концов, не важно, кто финансирует, важен результат. И потому пророк дает своим парням алгоритм сценария и требует лишь одного ответа: какова будет реакция того, математически обобщенного обывателя, идеального обывателя, полученного в машине, в ее электронном воображении?
Да, много, очень много обязанностей несет пророк на своих широких плечах. Несет с удовольствием.
* * *
К воскресенью фирма «Воздушные замки» закончила строительство. Надувная пластиковая полусфера перекрыла гектар асфальтированной площади. В середине — решетчатое сооружение, увенчанное небольшой площадкой. Низкие перила огораживают ее. После захода солнца огромная толпа заполнила помещение. В сером колышущемся сиянии загремел хор, и могучий бас, перекрывая его, запел о наступающем конце света, о том, что Земля как и прежде будет стоять, и не разверзнутся небеса, и не явит лик свой Господь, а железный кибер, порождение человека, застит солнце, и будет мрак как возмездие за грехи, язычество, крамолу и неприятие сущего. И не уцелеет никто. А когда стихает реквием, возникают они.
Они — это кибер Ферро и затянутый в отливающее медью трико пророк. Они стоят, взявшись за руки, на медленно вращающейся площадке. Пророк в темных очках, ибо сотни прожекторов скрестили на них свои лучи. Снова музыка, теперь это гремящий марш, сочиненный в вычислительном центре пророка совместными усилиями трех вычислительных машин. Темп марша нарастает, потом музыка обрывается всхлипом. Пауза. И многотысячная толпа вздрагивает, когда молчание нарушает смех кибера.
Монотонный, без модуляций, хохот мечется над толпой нескончаемую минуту и вторую. Робот перегибается через перила, протягивает вниз четырехпалые руки. Фигура его расплывается в лучах прожекторов, растет, теряя очертания, и уже одни гигантские манипуляторы тянутся сверху к запрокинутым лицам. И трудно отвести взор от шевелящихся клешней. Смех обрывается неожиданно, и свистящий шепот ударяет в толпу.
— Скоты! Погрязшие в грехах, рожденные в грехе, неспособные предвидеть результаты дел своих. Живете в суете и мраке душевном и задыхаетесь от собственной пакости, кайтесь! — Робот кричал и бесновался возле неподвижного пророка, знающего тайну утешения. — О чем думать нам, несчастные, на что надеяться? Кайтесь! — но нет вам прощения. Ищите! — но что искать? — и не обрящете вы! Смиритесь, говорю вам. Я говорю, порожденный вами, неизбежный и вездесущий. Стяжатели, вы погибнете от меня, ибо я — бич Божий. Воистину бич, я развратил вас доступностью благ, и нет возврата к прошлому…
Голос его сверлит мозг, проклятия одно страшней другого падают на людей, изощренные библейские проклятия. Наэлектризованная толпа колышется, слышатся вскрики и плач.
— …В чем вина каждого? Не мне, себе этот вопрос задайте. В души свои смотрите, и кто из вас увидит свет? Кто свободен хотя бы от одного из семи смертных грехов? Я вам напомню их, ибо коротка ваша память, люди.
От зависти кто свободен? Чему завидуете? Не уму, не праведной жизни, не трудолюбию, не мастерству! Завидуете силе, деньгам, власти.
От скупости кто свободен? Я не говорю: кто ближнему отдал рубашку? Кто милостыню подал, спрашиваю?
Кто воздержался от блуда, греховодники?
Чревоугодие уже и грехом не считаете, рабы животов своих ненасытных. Спрашиваю, кто очищает тело свое постом? Гордыня вас обуяла, и смирение ваше полно злобы и лицемерия. А гордость — смертный грех, ибо чем гордиться каждому, не жизнью ли своей, короткой и убогой, не слабостью ли своей перед лицом власть имущих?
Богопротивному унынию поддаетесь и в тоске проводите дни свои, а тоска ваша от невозможности утолить стремления к греху, и нет у нее иной причины.
О седьмом смертном грехе спрошу: от гнева на ближнего кто воздержался? Свои грехи прощаете, чужие — никогда. Кто из вас не обидел друга злопамятностью и гневом своим?..
Вальд, один из немногих, кому в этой толчее удалось сохранить способность рассуждать, видел вокруг искаженные лица, слышал оскорбительный смех и вопли человекоподобного автомата. Рядом лысый толстяк, взвизгивая, раздирал на себе рубаху. Парень в ярком свитере выхватил из губ соседки сигарету, та даже не повернула голову. Вальд почувствовал сладким запах эйфорита. Толпой овладевала массовая истерия, особая форма психоза. Вальд это понял, пробираясь к выходу. Он двигался, расталкивая людей, но на него не обращали внимания, и только иногда он ловил на себе внимательный и понимающий взгляд и тут же забывал о нем. Вальд отодвинул женщину, которая, подняв руки, выкрикивала что-то в экстазе. Сжатая толпой, она уже не могла опустить рук. Вальд ударил головой кого-то, подмял под себя парня с неподвижными глазами и, карабкаясь по чужим плечам, выбрался наружу.
Он долго стоял, судорожно вдыхая пропитанный бензином и серным ангидридом воздух. Рядом чавкал компрессор фильтра. Вальд вспомнил о маске, пошатываясь от головокружения, побрел к своей машине. На уровне вторых-третьих этажей проецировались голограммы кибера и пророка. Ферро смолк, и в пространстве зазвучал утешительный баритон пророка.
— Робот прав, ведь он свободен от пристрастий. Да, мы рабы! Рабы грехов своих. Своей алчности, рабы вещей, своих страстей. Мы грешны, да! Но мы таковы изначала, я и каждый из вас. И мы смиримся, я и каждый из вас! Ибо сказано в Писании: «Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться; и нет ничего нового под солнцем».
Вальд стряхнул наваждение, уселся в машину, загерметизировал салон, включил очистку и приник губами к раструбу, вдыхая свежий холодный воздух. Он положил под язык таблетку, помедлил с минуту, прислушиваясь, как мягкое тепло разливается по телу и яснеет голова, набрал на щитке шифр маршрута. Машина тронулась с места, протискиваясь в промежутки между плотно стоящими лимузинами прозелитов — новообращенцев в агнцы Божьи. За машиной увязался нищий без маски, кривляясь и крича:
— Милостивец, дай подышать!
Потом его отогнал центурион-андроид.
Хорошая машина. Вальд истратил на нее треть денег, полученных от Тима за робота. Кстати, где Тим? Он как сквозь землю провалился. А поп наверняка надул его там, на берегу: после сделки на Тиме лица не было.
Вальд вспоминал о чем угодно, только бы забыть этот проклятый смех, еще звучащий в мозгу, только бы не думать об этой сумасшедшей толпе. Кошмарное наваждение. Видно, они что-то подмешивают к атмосфере, иначе почему этот окаянный пророк всегда выступает в закрытых помещениях? А добрый кибер Ферро, что они сделали с ним?
Вальд уловил собственный взгляд в зеркальце и вздрогнул: какое бессмысленное выражение лица. Что ему, собственно, до этих фанатиков, кто заставляет его посещать их сборища? Мысли его метались в заколдованном кругу: кибер, пророк, рев пьянеющей толпы и изредка спокойные, сосредоточенные, явно языческие лица. Что в этом главное? Зачем это, кому нужно? Бесконечные шествия агнцев Божьих вперемежку с андроидами, и рядом медленно плывущие такие же бесконечные ленты машин. Пророк через день принимает эти угрюмые парады. Зачем? Зачем агнцы часами орут речи пророка, какой в этом смысл? Почему он, Вальд, должен начинать рабочий день молитвой Великому Киберу? Высший шик — роботоподобие. Любите машину, делайте машину! Покупайте машину — это патриотично. Машина несет вам счастье, смотрите машину, какие формы, какой экран! Обратите внимание, как это кресло обнимает вашу фигуру, разве вы ощущаете собственный вес? Глупо иметь двух детей, еще глупее не иметь двух машин: воздушная и магнитная подушки, автоматический маршрутизатор, единственное место, где гарантирован чистый воздух! Браслет сюда, нет, чуть повыше, и через пару минут вы уснете. Синтезатор запахов, любому суррогату аромат говядины. Что вы; эту программу наберет ребенок. Великий Кибер освобождает вас от бремени, любого бремени, бремени труда и бремени размышлений. Думать — это так трудно. Главное — иметь машину, пока не поздно… Мы стали людьми, чтобы делать машины, в этом цель и смысл бытия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61