Руководила работой молодая светлоглазая учительница, повязанная пестрым платочком.
Увидев нас, ребята спустились со стремянок и стали спрашивать: откуда мы и куда идем? Спрашивают и не сводят глаз с Юлии.
Я сказал, что мы идем к памятнику. Ребята тут же сообщили: у памятника они были вчера и возложили венок.
– Это вы сейчас прилетели? – спросил белокурый мальчуган.
– Мы, – утвердительно кивнул я и сказал, что часто бываю в этих краях, я археолог, неподалеку ведутся археологические изыскания. Учительница попросила показать ребятам место раскопок. Пришлось объяснить, что пока ничего интересного. Как только будут находки – обязательно покажу.
– Как вас найти? – спросил я.
Оказывается, школьники разместились в Рыбачьем поселке. Прибыло сюда около ста человек – помочь садоводческому совхозу убрать урожай. Сады опустеют – и ребята вернутся домой.
Мы стали прощаться, и девочка с золотистыми косичками и обильными конопушками на щеках вручила мне и Юлии по огромному красному яблоку. А другая девочка, со вздернутым носом и лукавыми зелеными глазами, спросила у Юлии:
– А вы настоящая? Не из волшебной сказки?
Юлия не нашлась, что сказать, беспомощно развела руками. Ответил я:
– Конечно, из волшебной! Разве наша жизнь – не сказка!
Ребята долго махали нам вслед, а некоторые забрались на стремянки и кричали:
– Приходите еще-о-о!
Скоро сад кончился, и мы вышли прямо в Рыбачий поселок. За двумя рядами белых одноэтажных домов, окруженных обильной зеленью, голубела водная гладь. Тихий поселок, на просторной улице которого не оказалось ни души, миновали быстро и очутились у самой кромки воды. Она лениво плескалась, нехотя шлепалась на песок и, вспенившись, откатывалась назад. Резко обдало свежестью – я даже поежился.
– Вот памятник! – увидела Юлия неподалеку мраморную глыбу, гладко отшлифованную с одной стороны. У подножия зеленели венки и пламенели живые розы.
Мы молча постояли у памятника. Потом направились вдоль берега, так же молча, не спеша… Присели на корягу, и я рассказал, как мы с Германом однажды, после длительного полета, ездили на рыбалку. Ночь была прозрачная, звездная, с пронзительными лягушечьими трелями. Разожгли костер. Потрескивали сучья, в котелке бурлила вода, предназначенная для ухи. Но уху так и не сварили. Я поддался настроению Германа – он заявил, что чувствует такую любовь к Земле и ее живым обитателям, что даже рыбу ловить – считает преступлением. «Для чего же мы сюда приехали?» – удивился я. «Соловьев слушать. И зеленых, и настоящих, – улыбнулся он. – А рыбы пусть поживут, понаслаждаются просторной водой, голубым привольем». Так мы и лежали около костра, смотрели на полыхающее звездами небо, слушали лягушек и костер – его таинственную азбуку морзе…
– У него была девушка? – спросила Юлия.
– Нет. Он настолько увлекся небом, что иного для Германа не существовало.
Мы еще немного посидели, повспоминали, и я предложил заглянуть в наш археологический домик. Это недалеко. Отдохнем и отправимся в обратный путь. Юлия согласилась, и мы взяли курс левее поселка, к месту раскопок…
Признаться, я уже изрядно устал, и удивлялся неутомимости Юлии. Длительное путешествие нисколько на ней не отразилось, она шла бодро в такт ритмической музыке, которая лилась из крохотного радиоприемника. У домика археологов Юлия выключила музыку и с высоты холма огляделась. Здесь и там торчали почерневшие зубья былых строений, внизу желтела площадка со следами земляных ра­бот.
Юлия сбежала на площадку и, присев на корточки, стала что-то рассматривать.
– Максим Николаевич! – позвала она. – Быстрее сюда!
Я скользнул вниз. Увидел довольно глубокую воронку – в нее быстро стекал песок.
– Интересно, – пробормотал я. – Что бы это значило?..
– Вот видите, – сказала Юлия. – Я не зря прилетела. Может быть, вы что-то откроете.
– Может быть, – согласился я. – Все может быть… А сейчас давайте отдыхать. Марш наверх! Идите в комнату, а я устроюсь вон под тем деревом. Люблю свежий воздух. Только поем чего-нибудь. Страшно проголодался.
– Смешной мой, хороший человек, – должно быть, с нежностью сказала Юлия. Но странно – нежности я не почувствовал. Душевные слова звучали пусто – была лишь оболочка, без теплоты, без сердечного наполнения… – Вы думаете, я неблагодарная? – с холодной отрешенностью продолжала Юлия. – Не думайте так. Я за все вам признательна.
Девушка приблизилась ко мне, поцеловала в щеку. Так же холодно, с явным безразличием…
А может быть, мне показалось? Скорее всего ­так… Да и с какой стати девушке выказывать другое отношение к женатому мужчине…
Все же в поведении Юлии много было загадочного…
Стараясь не глядеть на Юлию, я поднялся вслед за ней в домик. Достал из запасника хлеб, консервы и вернулся под тенистое дерево. Пока утолял го­лод – размышлял. Вспомнил Светлану – мою славную Светлану… И не заметил, как уснул.
Проснулся и отругал себя: слишком долго спал. Взошло новое солнце, а то, что украсило восходом наш прилет, уже закатилось.
Первая мысль – взглянуть на воронку, образовавшуюся на площадке, и я поспешил встать. Отверстие расширилось, заметно углубилось, но песок уже не стекал. Нужна лопата. Пойду возьму и, с разрешения Юлии, немного поработаю.
Поднялся. Постучал в приоткрытую дверь. Ответа не последовало. Постучал еще. Молчание. Вошел в комнату – Юлии нет… Может быть, решила разыграть? Заглянул в сундук, за сундук, отодвинул занавески. Юлии нет нигде! Вышел из домика, обошел его вокруг, внимательно осмотрелся. Все напрасно!
Зря волнуюсь, – стал я себя успокаивать. Пока я спал, Юлия решила прогуляться… Еще раз навестить памятник… или тех ребят в саду. Наберусь терпения – подожду. Вернется. Никуда не денется. А я тем временем потружусь…
Вооружившись лопатой, стал расчищать углубление и, изрядно взмокнув, освободил от песка три бетонных ступеньки. Сколько их всего – сказать трудно. Пока ясно одно: засыпанный коридор ведет вниз, в какое-то помещение…
Однако Юлия не возвращалась. Прав ли я, не предприняв поисков? Наверное, не прав. А вдруг с девушкой что-нибудь случилось? Хотя это маловероятно, но все-таки… Мы прилетели вместе, и за ее безопасность отвечаю я, только я…
У памятника, да и на всем берегу бухты Юлии не оказалось. Я помчался в сад – кричал, аукал, петлял между деревьями, но здесь не было ни души!
Ребята остановились в поселке, – Юлия, наверное, у них… Но только я выбрался из сада – навстречу те самые школьники. В руках легкие ивовые корзинки, ребята размахивают ими и поют. Увидев меня, все враз закричали: «Здравствуйте! Доброе утро!» А молодая учительница в пестром платочке спросила:
– А где ваша сказочная принцесса?
Ребята затихли в ожидании ответа, и я заметил напряженный взгляд девочки с золотистыми косичками.
– Там, – неопределенно махнул я рукой. – До встречи!
Ватага радостно загалдела, и я поспешил покинуть ребят. Юлию, как оказалось, они не видели, а сообщать о том, что я ее ищу, не было смысла. По крайней мере, сейчас.
Может быть, моей прекрасной путешественнице захотелось с рыбаками в море? Я видел, как готовилось к отплытию рыбацкое судно. Неужели Юлия там?
Что есть духу я побежал к пристани. К счастью, судно еще не отчалило, и я успел расспросить капитана – крепыша средних лет, с добрыми, как у моржа, глазами. Нет, сказал он, девушки на судне нет. Он посоветовал поискать на развалинах. Час назад там опустился звездолет – какая-то экспедиция…
Благодарю капитана и бегу дальше. Вскоре за холмами увидел иглу звездолета и почему-то сразу уверился: Юлия здесь. И даже успокоился. Сбавил шаг и стал внимательно осматриваться.
В этих местах я уже бывал, когда наша археологическая группа определяла места предстоящих ра­бот. Здесь решили проводить раскопки во вторую очередь – руины хотя и высокие, их площадь намного меньше городища с другой стороны бухты.
Дул ветерок, и, казалось, стены с пронзительным посвистом гудели. По тропе, на которую я вышел, взад-вперед метался пыльный вихрь. Руины заросли чахлым кустарником и травой. Пусто, тоскливо, никаких признаков пребывания живых существ…
Вдруг откуда-то справа донесся энергичный мужской голос:
– …несколько мазков… будете свободны…
Я замер. Стараясь не шуршать травой, свернул на голос и заглянул в пустой оконный проем.
Шагах в десяти, отделенный от меня щербатой полуразвалившейся стеной, стоял молодой смуглолицый человек. Перед ним на высоких ножках высился раскрытый этюдник, а в руках – кисть и палитра. Кисть возбужденно летала с палитры на полотно, оставляла красочный след, замирала и опять устремлялась на холст.
Художник чуть подался влево, оценивающе замер, и мне открылось полотно. На фоне развалин – теперь это были какие-то другие, жуткие развалины, преображенные видением художника, – была нарисована девушка с гордым красивым лицом и ясным взглядом. И не столько в лице заключалась таинственная притягательность, сколько во всем облике девушки – в повороте головы, движении рук, осанке… Конечно, это была Юлия. Талантливая кисть еще больше подчеркнула ее необыкновенные черты, и они обрели на полотне новый неожиданный смысл. Это была не только Юлия – земное существо со своей неповторимой индивидуальностью. Это был символ неувядающей красоты, вечного торжества жизни на руинах истории…
Художник будто очнулся, тронул где-то сбоку холста кистью и устало произнес:
– Кажется, все… Спасибо. Можете посмотреть.
В поле моего зрения появилась Юлия.
– Неужели это я? – спросила она каким-то ровным бесцветным голосом. – Не может быть.
– Да, это вы, – ответил счастливый художник.
Юлия повернулась к нему, обхватила ладонями курчавую голову и, как мне опять показалось, равнодушно поцеловала…
Я отвернулся. И сразу зашагал назад. Все во мне бушевало, и ничего я не мог понять… Пожалуй, я совсем не чувствовал, куда и зачем шел. Я неистово размышлял: что же произошло с Юлией? Она всегда такая или что-то на нее повлияло?
Видно, немало времени прошло, прежде чем я обнаружил себя на археологической площадке. Взялся за лопату. Отбрасывая сыпучий грунт, думал, думал и думал…
Вдруг голос Юлии:
– Максим Николаевич!
Я распрямился и смахнул со лба пот. Увидел Юлию. Она и чернявый художник держались за руки и улыбались.
Как рукой сняло мое смятение – в самом деле, что это я? Я помахал им и тоже улыбнулся.
– Есть лопаты? – спросил художник.
– Там, в домике, – ответил я, и художник быстро стал подниматься наверх.
– А я зря времени не теряла, – сказала Юлия. – Но пока секрет.
Что-то заметив во мне, она нахмурилась.
– Вы сердитесь? Пожалуйста, не нужно. Я встретила столько интересных, замечательных людей. Один лучше другого.
– Я не сержусь, – сдержанно сказал я, заметив и на этот раз пустоту в голосе девушки.
Художник сбежал к нам и с ходу принялся отбрасывать грунт.
– Так нельзя, – остановила его Юлия. – Прежде познакомьтесь.
– Улугбек Назаров, – назвал себя художник.
Это имя мне было хорошо знакомо – его полотна я не раз встречал на выставках. Я назвал себя, и мы крепко стиснули друг другу руки.
– Улугбек! – удивленно сказала Юлия. – А где же лопата для меня?
– Там больше нет, – смущенно отозвался художник.
– Вы пока отдыхайте, – предложил я девушке.
– Хорошо, – согласилась Юлия. – Я кого-нибудь сменю.
Девушка присела на насыпи, и мы одновременно задвигали лопатами. Даже легкая пыль поднялась. Появлялись все новые и новые ступени, и мы спускались все ниже. Вдруг наткнулись на дверь. На металлической обшивке – несложный орнамент, в центре – массивное кольцо. Аккуратно расчистили порожек, освободили от песка щели. Я потянул за кольцо, и… дверь со скрипом отворилась!
Внутри было темно, и в лучах света мне показалось – я различаю стол, что-то наподобие книжного шкафа, на полу какие-то листки…
Шагнул через порог. Следом за мной – Улугбек.
Неожиданно верх стал рушиться. Меня сильно стукнуло, я упал и потерял сознание…
Очнулся в ракетоплане. Слышу голоса и понимаю – мы куда-то летим. Открыл глаза и увидел близко лицо Юлии.
Ничего не могу вспомнить…
Юлия ровно говорит:
– Вы молодец, Максим Николаевич. Все в порядке. Арсений нам очень помог.
«Арсений? Какой Арсений?» – стал мучительно вспоминать я и опять потерял сознание.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ЖАННА ВАСИЛЬЕВНА
Я не спеша поднимаюсь на второй этаж и прислушиваюсь, как шуршат ступеньки мягким ковровым ворсом. Сколько раз восхожу, столько и слушаю. Такое ощущение – будто здесь, среди ковров, зелени и картин, я нахожусь впервые. В коридорах тишина студенты на своих местах, ждут начала лекций.
Почти невесомая дверь открывается сразу. Первокурсники встают, приветствуют. И я думаю о том, что почему-то больше всего люблю эту аудиторию. А ведь обыкновенная учебная комната, как сотни дру­гих. Стены окрашены в ровный светло-зеленый цвет. На окнах – голубые всплески колокольчиков. С улицы, сквозь листву кленов, пробиваются солнечные лучи. Они, как воробьи, скачут повсюду, трепещут, а в полдень, когда солнце поднимается высоко, нехотя блекнут, исчезают.
Но конечно же, дело не в уюте, не в особой, располагающей обстановке. Первопричина в моих вос­питанниках. И в тех, что сидели здесь когда-то за учебными столами, а теперь перешли на следующий курс или трудятся в разных концах света; и в тех, чьи лица я внимательно разглядываю сейчас…
С самого утра меня одолевали тревожные чувства. Но едва я вошла и поздоровалась с ребятами, тревога погасла, на какое-то время я о ней забыла, переключилась на беседу, и занятия пошли своим че­редом…
– Когда я направлялась к вам, – начала говорить я, – и думала о том, как лучше объяснить цель учебы и всей вашей будущей трудовой деятельности, вдруг вспомнила рассказ одного забытого писателя прошлого. Два парня и девушка в студенческие годы дружили. Но вот институт позади. Девушка выходит замуж за одного из друзей и молодая семья уезжает в другой го­род. Через много лет в этот город попадает третий друг и, конечно же, спешит навестить приятелей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19