Этот источник рухнул вместе с цензурой и дальнейшее существование стало целиком зависеть от подписки. Меж тем цена бумаги, типографские расходы и особенно стоимость доставки возросли. Настолько – точнее, во столько десятков раз, – что цена одного номера журнала оказалась сопоставимой с ценой довольно ценной книги на книжном рынке. Это окончательно доконало журнальное дело, отодвинуло журналы с переднего края далеко на периферию общественной жизни. И пока неясно, когда и как журналы вернутся хотя бы к статус-кво анте 1985 г.Не меньшую популярность в 1988—1990 гг. получили газеты. Но их подкосили три удара совершенно с другой стороны. Во-первых, появились сотни, если не тысячи, новых изданий, которые подорвали монополию прежних, а вместе с ней привычку массового потребителя выписывать или покупать «свою» газету, какой бы скучной она ни была. Во-вторых, цена выпуска газеты взметнулась до неба и оказалась психологически неприемлемой для массового читателя. В-третьих, как это ни странно для западного читателя, газету доконала конкуренция с радио и ТВ, точнее, бесконечные выходные и праздники.Дело в том, что советских людей с годами постепенно охватила эпидемия праздничного безделья. Больше всего на свете они ценят возможность часами и даже сутками пустословить за праздничным столом, каким бы скудным тот ни был. Достаточно сказать, что в условиях полного развала экономики на рубеже 1992—1993 гг. они, при активном соучастии правительства, получили возможность беспробудно пьянствовать почти целый месяц, начиная со среды 23 декабря (канун католического рождества) – через пятницу – воскресенье 25– 27 декабря – через «Новый год» (30 декабря – 1 января) – через субботу-воскресенье 2—3 января – через православное рождество с перенесенными выходными днями 6—9 января и кончая «Старым Новым Годом» (по православному календарю) 13—14 января, за которыми следуют пятница-воскресенье 15—17 января и далее наступление «Года Петуха» 21 января с пятницей-воскресеньем 22—24 января.Журналисты тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Даже газеты, нахально именующие себя ежедневными, норовят в четверг подготовить разом два номера, чтобы их создатели имели возможность «погулять» три дня в неделю вместо положенных двух. А если газета к тому же вечерняя и за ней приходится отправляться на почту утром (в почтовом ящике дома непременно украдут), то последний номер за неделю получаешь в субботу утром, да и то, как уже говорилось, с материалами, подготовленными в пятницу, а следующий уже во вторник утром.Получается вместо ежедневного издания нечто вроде невиданного нигде в мире «полуеженедельного», да к тому же нет гарантии, что газету выпустят, доставят и не украдут. Меж тем радио и ТВ не дремлют. Получив некоторую свободу действий, они организовали по целому ряду каналов едва ли не ежечасный обзор новостей и репортажи из разных «горячих» точек планеты. Достаточно приспособиться к этому режиму, когда завтракаешь утром, обедаешь днем и ужинаешь вечером – и привычная порция ежедневных новостей поглощается безо всяких газет. Именно так поступил я, перешедший с 1993 г. только на чтение газет, в которых сотрудничаю. «Расставанье с газетами» было для меня мучительно тяжело: эта привычка за 60 лет (со времен «Пионерской правды» в 5 лет) стала посильнее наркотика. Думаю, что аналогичная процедура для десятков миллионов моих соотечественников прошла гораздо менее болезненно.Когда и на какой основе могут возродиться газеты – пока тоже неизвестно, и мы специально коснемся этого вопроса чуть ниже.Время расцвета советского радио – 30—50-е годы, когда у него не было серьезных конкурентов. Радиоприемники имели считанные проценты советских семей, а подавляющее большинство пользовалось дешевыми громкоговорителями радиотрансляционной проводной сети. Кстати, это автоматически гарантировало монополию государственного радиовещания, иначе приходилось защищаться от «тлетворного влияния Запада» дорогостоящей системой «глушилок». Пережитки былых времен вы можете и сегодня увидеть, точнее, услышать – во многих учреждениях, начиная с парикмахерской и кончая приемной министра, где жизнь протекает под привычный «шумовой фон» радиорепродуктора.Сегодня для многих моих соотечественников радио незаменимо, когда делаешь утреннюю зарядку и завтракаешь, а так же если работаешь в саду или пока едешь в автомашине (впрочем, последнее – для меньшинства: к сожалению, никто до тех пор не догадался установить «тихие репродукторы» в салоне автобуса, троллейбуса, трамвая, пригородной электрички – это средство передвижения для подавляющего большинства граждан бывшего СССР). Увы, во всех остальных случаях оно не выдерживает конкуренции с ТВ. И не столько по содержанию передач, сколько по справедливости пословицы: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать (пусть даже то же самое).Дело в том, что создатели каждой радиопрограммы упорно стремятся вещать «на всех» – пусть даже «на всех детей» или «на всю молодежь». Цель всюду одна – максимально расширить аудиторию. А результат достигается противоположный. Меня, например, совершенно не интересуют спортивные новости, сводки погоды за пределами родного города, для меня не существует современного искусства ни в какой его разновидности, и я не терплю болтовни за пределами «чистой» информации. Любая реклама в стране, где подавляющее большинство не в состоянии купить рекламируемое, приводит в ярость. Другой, напротив, готов хоть час слушать, где, какая в мире погода, кто у кого, с каким счетом выиграл или проиграл, признает только рок-музыку. А московские программы, которые наиболее устойчиво принимаются отечественными радиоприемниками, вещают разом на того и на другого – в результате мы оба дружно выключаем их. А иногородние и тем более зарубежные программы, во-первых, принимаются гораздо хуже, во-вторых, рассчитаны на иную аудиторию. И радио вот уже почти полвека находится на периферии общественной жизни.Первое место среди средств массовой информации и учреждений культуры вот уже более сорока лет прочно занимает ТВ. На него, как на глаза в органах чувств человека, приходится до 90% получаемой советским человеком информации. Но если во всем мире изо всех видов искусств скучнейшим было и остается телеискусство (именно это обстоятельство сохраняет жизнь прессе, театру, кинотеатру и прочим учреждениям культуры – иначе они давно погибли бы), то в СССР оно стало скучнейшим, так сказать, в квадрате. Причина: узость выбора и монополия каждого из имеющейся полудюжины телеканалов, а в подавляющем большинстве населенных пунктов страны – всего двух-трех каналов. Всякая монополия, как мы уже говорили, означает загнивание, и ТВ не является исключением из этого правила.В 1992 г. советское ТВ, которое, как и все советское, никуда не делось с распадом СССР, казалось, нашло себя. Мексиканский сериал «Богатые тоже плачут» целый год почти каждый день приковывал к себе внимание почти всей сотнемиллионной телеаудитории бывшего СССР. Люди бросали работу (впрочем, это не редкость), доярки бросали доить коров, матери оставляли временными сиротами своих грудных детей, республики забывали о военных действиях, политики – о своей грызне, главных героев фильма в лице приезжавших исполнителей чествовали на уровне национальных героев. И все потому, что был найден «ключ» к телеискусству в расчете на определенную аудиторию: возможность сопереживания с героями в понятных каждому житейских передрягах, да еще с чувством собственного превосходства (из-за непритязательности сюжета), да еще с изрядной долей сентиментальности, к чему всегда начальство и «деятели культуры» неоправданно относились свысока.Однако попытка бездумно эксплуатировать найденную «золотую жиду» в том или ином виде во многих других телепередачах, понятно, успеха не принесла. Говорят, повторение – мать учения, но явно – мачеха для всякого искусства. Нужны новые поиски, но результатов пока не видно, и ТВ по-прежнему остается для подавляющего большинства телезрителей простым «зрительным фоном» – наподобие артистов в ресторане, на который косятся, дожевывая ужин или переделывая домашние дела. Хотя, конечно, оно заслуживает большего.Театр на протяжении XX века пережил в моей стране фантастический взлет и падение. Стартовав в качестве элитарного учреждения культуры для аудитории завсегдатаев, он стал постепенно практически массовым: через него проходила с годами вся молодежь каждого крупного города, почти все взрослые до пенсионеров включительно, чей уровень культуры хоть сколько-нибудь поднимался над низшим. В театр шли как на праздник, в нарядных платьях, с заранее приподнятым настроением. На сколько-нибудь интересный спектакль очередь в кассу занимали за сутки, иногда несколько ночей отмечались в ней. Перед входом счастливчиков ожидала толпа спрашивающих случайно оказавшегося лишним билета (в кассу театра возврат принципиально не допускается). Начиная с первой «оттепели», в середине 50-х. гг., театр превращается еще и в политическую трибуну. Его начинают теснить «оживший» после сталинского пресса кинематограф и начинающееся ТВ. Но то и другое в значительной мере остаются официозами. И только в театре реально возможен дух фронды.Помню, как в середине 50-х в московском театре «Современник» шла инсценировка известной сказки Андерсена «Новое платье короля». По ходу спектакля четыре девицы в купальниках (тогдашний верх неприличия на советской сцене) изображали канкан и, приплясывая, напевали «Фу-ты, ну-ты, фу-ты, ну-ты, фу-ты, ну-ты – что за король!». И переполненный зал встает, разражаясь бурей оваций: все видят в этой незатейливой аллегории намек на культ личности Сталина, переходящий в культ личности Хрущева.Но кинематограф и ТВ постепенно брали свое, и театр пустел. Из 630 советских театров уже в 70-х гг. спрашивали «лишний билет» у входа только примерно в 30—50. В остальных залы пустовали, и их приходилось заполнять школьниками или солдатами (за государственный счет). Такое положение сохранялось до 1988 г. Дальше театром стала сама жизнь, начиная с трагикомедии Съезда народных депутатов в том же году, за ходом которого две недели, как за телесериалом, следила вся страна, и на ее подмостках разыгрывались спектакли, более захватывающие, чем на сцене. Да и публицистика стала давать больше ощущений, чем любая драматургия. Театр попытался спастись пикантностью сюжетов, раздеванием актрис на сцене догола и прочими трюками, растянувшими агонию западного театра более чем на двадцать лет. Советскому театру хватило для этого же самого всего двух лет. Сегодня он в сложном положении. Остались прекрасные актеры и режиссеры, время от время появляются блестящие новые спектакли. И в десятках театров по-прежнему аншлаг, но в принципе «старый» театр обречен, если не придать ему какое-то «второе дыхание».Еще более замысловатую траекторию взлета и падения проделал кинематограф. Распространение в СССР звукового кино совпало с установлением личной диктатуры Сталина. Диктатор полностью взял на вооружение завет Ленина: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». И по-своему гениально организовал кинопроизводство и кинопотребление целиком в рамках своей системы тотального, безостановочного «промывания мозгов».В год выпускалось на экраны не более 6—12 кинокартин первостепенной важности плюс несколько второстепенных, как бы «оттенявших» первые, из них около половины отечественного производства, остальные – «трофейные» (т.е. взятые силой оружия во время войны) либо импортные (преимущественно из «братских социалистических стран). Каждый фильм шел почти одновременно по месяцу и более практически во всех кинотеатрах страны разом. И так как конкуренции не было, его смотрело все население страны. Многие – по нескольку раз. Некоторые – по нескольку десятков раз. Художественный эффект этих фильмов – сложный и дискуссионный.Сегодня их можно смотреть только в качестве иллюстрации к лекциям по истории кинематографа. Но идеологический эффект был, безусловно, огромным. И сказывается на старших поколениях до сих пор.В отличие от театральных залов, кинотеатры пустели медленнее. Им все чаще приходилось делать «инъекции» в виде импортных западных фильмов. А когда пал «железный занавес» и монополия отечественного кино оказалось подорванной, оно буквально скончалось в страшных судорогах на протяжении каких-нибудь двух-трех лет. Его добили два врага: видеофильмы насилия, эротики и ужасов, которые распространились по стране лавинообразно через сеть полулегальных и нелегальных малых залов (фактически притонов), поскольку видеомагнитофоны имеются только у нескольких процентов семей, плюс высокопрофессиональные и очень дорогие в постановке американские фильмы, с которыми отечественный кинематограф не в состоянии конкурировать просто по относительной убогости своей материальной базы.Словом, произошло то же, что и во всех развивающихся странах мира (кроме огражденных «железным занавесом»): гроздья притонов с видеопорнофильмами плюс огромные пустые залы кинотеатров, в которых 10—15 зрителей смотрят американский боевик. В основном, это те, кто не может позволить себе добраться до видеоплейера у себя дома или у знакомых или кто стремится избавиться от общества родителей либо от собственного одиночества. И только популярные киноартисты, кинорежиссеры, появление время от времени неплохих новых кинокартин напоминают о том, что кинематограф вполне может возродиться на новой основе.Собственно клубов английского типа в России по-настоящему никогда не было. Последние учреждения культуры, близкие к ним по своему характеру, исчезли в 1917 году. С тех пор термином «клуб» обозначался третьеразрядный кинотеатр (преимущественно сельский), в зале которого можно было не только «крутить фильмы», но иногда и ставить спектакли, а также проводить собрания. В фойе устраивались танцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59