Так было во всех более или менее аналогичных ситуациях у других стран. Нет никакого основания считать, что в России или любой другой республике бывшего СССР можно рассчитывать на что-то иное, сверхъестественное.Но что значит «складывание рыночных производственных связей»? Это означает развертывание массового частного предпринимательства – процесс, идущий полным ходом в бывшей ГДР, в Польше, Венгрии, Чехии, Китае, – во всех «социалистических» странах, дальше продвинувшихся к выходу из лабиринта «казарменного социализма» (в Китае – с его спецификой, предусматривающей минимизацию «казармы» в экономике с сохранением ее в политике). Но в бывшем СССР этот процесс наталкивается на четыре, даже на пять чудовищных препятствий, пострашнее знаменитых «четырех призраков» Френсиса Бэкона, олицетворявших ложные идеи, которые уводят человека от истины.Первое препятствие – почти полное отсутствие инфраструктуры снабжения. Представьте себе американского фермера или владельца ресторана, у которого отключили телефон, отобрали телефонную книжку (теперь – отключили компьютер), и он должен ехать в город, чтобы неделями договариваться о покупке продуктов, семян, удобрений, горючего, техники, запасных частей к ней и пр. Много он наработает? Между тем, именно в таком положении оказывается любой российский предприниматель. Ему некуда звонить, некого просить о присылке хотя бы за наличные (о кредите нечего и говорить) всего того, без чего невозможно начать работу. В условиях тотального дефицита и отсутствия сети специализированных фирм он тратит круглый год часы и дни, иногда недели и месяцы на то, чтобы «достать» необходимое за деньги (по монопольно высоким ценам!). Достаточно первого серьезного сбоя – например, обманули с обещанием поставить сырье или горючее, – и плоды целого года работы могут пойти под откос. Конечно, постепенно необходимые связи и поставки налаживаются. Но без помощи государства этот процесс может растянуться на 10—15 лет. А государство пока что не помогает или помогает очень плохо.Второе препятствие – почти полное отсутствие инфраструктуры сбыта продукции. Представьте себе американского фермера или владельца мастерской, которому надо самому грузить в машину и везти на рынок свой товар, стоять там самому за прилавком целые дни и недели, либо отдать его за бесценок перекупщику-монополисту, который к тому же постоянно шантажирует его, угрожая расправой. Когда же в таком случае работать и что останется от прибыли? Именно в таком положении находится любой российский предприниматель, отданный правительством полностью на произвол перекупщика. Конечно, и здесь система сбыта постепенно налаживается. Но и здесь потребуется лет 10—15, пока она начнет полноценно функционировать, если не поможет полностью пассивное пока что государство.Третье препятствие – почти полное отсутствие инфраструктуры защиты от мафиозных уголовных структур, прежде всего – от рэкета. Американский предприниматель, тоже немало страдающий от рэкетиров, имеет хотя бы возможность позвонить в полицию. Российский формально тоже имеет такую возможность (и время от времени в газетах сообщают о поимке с поличным очередной банды рэкетиров). Но практически в подавляющем большинстве случаев он предпочитает откупаться от рэкетиров чудовищно высокой данью, составляющей от десятой доли до четверти, трети и более прибыли. Дело в том, что в СССР почти полностью отсутствовал опыт борьбы с рэкетом: у директора государственного предприятия было бесполезно пытаться вымогать что-то существенное – все деньги проходили черед бухгалтерию, и грабили в основном инкассаторов. Теперь у предпринимателя, при удаче, можно безнаказанно выпотрошить миллионы: пока вмешается милиция, могут убить или сжечь предприятие (что часто и происходит), а милиция к тому же может оказаться коррумпированной (что тоже не редкость). В результате почти все частные предприятия страны – от любой из тысяч мелких московских лавочек до крупнейших фирм – прочно завязли в паутине рэкета.Рэкет настолько безнаказан, что рэкетиры почти легально собираются на свои конференции в ресторанах, устраивают постоянные кровавые «разборки» – передел «сфер влияния» в городах, а также пышные похороны умерших или погибших «крестных отцов». Государство проявляет позорное бессилие, и нам еще предстоит говорить об этом детальнее в лекции о мафизации общества. Но именно безнаказанность мафии быстро близит день развязки. Начались лавинообразно растущие «заказные убийства» предпринимателей, вообще каждого, кто осмеливается стать на пути рэкета. Мафия явно рвется к контролю над государственными структурами. И в самые ближайшие годы грядет генеральное сражение: либо Россия и другие республики бывшего СССР превратятся в гигантскую Колумбию под властью медельянского картеля (и тогда конец массовому частному предпринимательству) – либо государство перейдет в контрнаступление и принудит рэкет к обороне (чего пока не просматривается).Четвертое препятствие – почти полное отсутствие инфраструктуры защиты от хищничества чиновников, так сказать, рэкета со стороны власть имущих. Как и во всех или почти во всех странах Азии, в России, как и в остальных 14 республиках бывшего СССР, невозможно шагу ступить, чтобы какой-нибудь султан, шах, хан во вполне европейском костюме не потребовал от тебя взятку – начиная с последнего швейцара и кончая высшими сановниками (или их женами, сыновьями, племянниками, внуками и пр.).А уж истребовать взятку с предпринимателя может только очень ленивый: с него постоянно требуется разрешение на то, другое, пятое, десятое – а где и когда в России чиновник давал разрешение без взятки? Желающие могут убедиться в этом сами, даже не покидая пределов своей страны: достаточно обратиться с любой просьбой в любую российскую (украинскую, латвийскую и т.д.) инстанцию.Американский предприниматель при конфликтной ситуации имеет возможность снять трубку и обратиться к своему адвокату. В России адвокатов в десятки раз меньше, законов на этот счет – никаких вообще, любой адвокат полностью бессилен перед самым последним чиновником. Поэтому остается платить чиновному рэкетиру. И чем больше плата – тем медленнее идет процесс становления массового предпринимательства.Наконец, первое посттоталитарное российское правительство (и не только оно в бывшем СССР) словно с ума сошло. Стремясь любой ценой пополнить государственный бюджет, оно раскрутило налоговый пресс на предпринимателя до – вы не поверите! – 90% его прибыли. Вновь и вновь прошу представить себе американского предпринимателя, которому только что пришлось отдать из каждой тысячи долларов чистой прибыли двести-триста долларов уголовному рэкетиру, двести-триста долларов – чиновному рэкетиру, а тут еще налоговая инспекция требует с него якобы «оставшиеся» (?!) девятьсот. Как тут работать? Как решиться завести собственное предприятие? Не проще ли заняться перепродажей краденого или скупленного в государственных магазинах (за взятку)? Прибыли баснословные, а налоговая инспекция не подступится, поскольку бизнес целиком относится к сфере «теневой» экономики. Многие из моих знакомых бизнесменов именно так и поступили. И процветают. Но чем больше они процветают – тем дальше путь к нормализации экономики, к ее стабилизации и подъему.В принципе в обществе, где не только нет кризиса перепроизводства, но тотальный дефицит всего и вся в рамках платежеспособного спроса, быть не может никакой безработицы. По подсчетам экономистов, одна только сфера частного предпринимательства могла бы поглотить до половины потенциальных безработных (14—15 млн. из 27– 29 млн. в России). Прибавьте сюда массовую переподготовку кадров на незаполненные вакансии – так и не развернутую до сих пор. Прибавьте сюда необходимость для матерей с малолетними детьми оставаться дома, пока дети не пойдут в колледж. В США и других развитых странах дома остается (в постоянной ротации) до трети и больше работоспособных женщин. В России нужда выгоняет на работу намного больше 90% женщин с малолетними детьми, которые оказываются в буквальном смысле брошенными на произвол судьбы. Нормализуйте положение, и вы получите дополнительно несколько миллионов освободившихся рабочих мест. Но в правительстве России – нам еще предстоит специально говорить об этом – не доросли до понимания серьезности проблемы. Что говорить о руководителях предприятий? Наконец, в России поистине безбрежное поле для общественных работ на добрый десяток миллионов человек: миллионы километров непроложенных и неблагоустроенных дорог, мусору на улицах – как после землетрясения, десяток районов экологического бедствия размером со средний штат США каждый.Словом, при окончательном переходе от социальной патологии к норме работа может найтись для каждого потенциально безработного. И еще найдется место для нескольких миллионов высокооплачиваемых иностранных специалистов, не исключая и американских. Но для этого нужно окончательно распроститься с наследием «казарменного социализма» – социальной патологией. А это невозможно сделать при существующей социально-политической надстройке, порожденной тоталитаризмом и сохраняющей все его черты. Обратимся к этой стороне дела. Лекция 15ПРОГНОЗЫ В СФЕРЕ СОЦИОЛОГИИ ПОЛИТИКИ. ОЖИДАЕМЫЕ И ЖЕЛАЕМЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ В СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЕ ОБЩЕСТВА, В СОЦИАЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ И СОЦИАЛЬНОМ УПРАВЛЕНИИ Вспоминается забавная юмореска давних лет. Два итальянца спорят, на ком держится Италия. Исключим женщин, говорят они, с ними только скандалы. То же самое с чиновниками и военными – какая от них польза? Рабочим только бы бастовать. Крестьяне вообще не нужны, потому что едим и пьем все импортное. Остаемся лишь ты и я. Но все знают, что ты – бездельник. Вот и выходит, что вся Италия держится только на мне.Этот интересный вывод приходит в голову, когда задумываешься, на ком держится Россия. С той разницей, что тут трудно определить, кто есть кто в этой стране. Сотни людей из многих тысяч преподававших в университетах марксизм-ленинизм десятилетиями неплохо зарабатывали как специалисты по социальной структуре советского общества. К каким выводам они пришли?В основе лежала догма, будто советское общество состоит из рабочего класса, колхозного крестьянства и народной интеллигенции. Рабочие – это хорошо, и чем их больше – тем лучше. Крестьяне – это плохо, это всего лишь переходный этап от мелкой буржуазии к пролетариату. Ну а об интеллигенции часто упоминали с эпитетом «гнилая». Предполагалось, что при коммунизме интеллигентами станут все рабочие, и интеллигенция, как особая социальная группа, исчезнет.Любопытно, что проповедовали такую чепуху профессора, искренне считавшие себя интеллигентами. Но они ошибались и в этом. Правда, при таком подходе возникали определенные трудности. Например, во многих случаях оставалось неясным, кого относить к уважаемым рабочим, а кого – к гораздо менее уважаемым интеллигентам. И принимались соломоновы решения: продавец – рабочий, старший продавец, который тоже стоит за прилавком, но отвечает за других продавцов отдела в магазине, – служащий, т.е. интеллигент, даже если неграмотен; рабочий с университетским образованием (таких в погоне за более высокой зарплатой к 1985 г. набралось миллионы) получил название «рабочий-интеллигент», а рабочий или крестьянин вообще без всякого образования, исполнявший обязанности главы государства (например, Калинин или Хрущев) опять-таки автоматически становился служащим-интеллигентом.Точно так же одни крестьяне именовались «колхозниками», а другие, примерно в таком же количестве, – «рабочими» (совхозов). Считалось, что это – два совершенно разных класса общества, хотя разница заключалась лишь в том, что одни (колхозники) обязаны были принудительно работать даром, только за право пользования приусадебным участком, а другим в совхозах, в приложение к участку, выплачивалась мизерная заработная плата, на которую все равно невозможно прожить. В остальном те и другие оставались бесправными рабами, с надсмотрщиком, который в одном случае именовался «председатель колхоза», а в другом – «директор совхоза», но оба, в свою очередь, были такими же бесправными рабами у партийного руководителя района, который отвечал перед таким же руководителем области, а тот – перед ЦК КПСС в Москве.Предмет особой гордости составляло то, что процентная доля рабочих непрестанно поднималась (за счет падения процентной доли крестьян) и к 1970-м годам превысила 60%. Очень огорчались, что никак не можем поднять ее до 100%. И очень удивлялись, что у наших антагонистов на Западе процентная доля рабочих упала вдвое и продолжала снижаться. Кто же там будет устанавливать диктатуру пролетариата, если рабочих окажется меньше, чем капиталистов? Невозможно было допустить крамольную мысль, что каждый рабочий «там» по количеству продукции (качество лучше не сравнивать) равен двум-трем, если не трем-четырем «здесь». Утешало лишь то, что «у них», как и «у нас», падала доля занятых сельским хозяйством. Но в СССР с 80% сначала до 30%, затем до 20%. А в США с 60% сначала до 20%, затем до 2%. Разница – вдесятеро.Наконец, ни в какие ворота не лезли 43 миллиона служащих-интеллигентов (против нескольких десятков тысяч до 1917 г.). А никакие другие категории догмой не предусматривались. Неужели в самых развитых странах мира интеллектуалы составляют считанные проценты, а в СССР – каждый третий? При этом все знали, что подавляющее большинство из советских шести миллионов инженеров, трех миллионов педагогов, одного миллиона врачей по своему культурному уровню мало чем отличаются от простых рабочих и к интеллигентам их причислять так же нелепо, как и подавляющее большинство из восемнадцати миллионов начальников разных рангов.Впрочем, нашлись еретики, которые и тут придумали соломоново решение: считать интеллигентами только тех, кто имеет диплом университета и техникума, а прочих именовать просто служащими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59