Справа от Лунина, как горный хребет, вздымались исполинские клубы пара, медленно движущиеся, с глубокими пещерами, полными то лиловым, то перламутровым светом. Дойдя вдоль тучи почти до Ленинградского порта, Рассохин снова повернул на север. Они опять пересекли Маркизову лужу – против устья Невы – и пошли вдоль северного берега на запад. Возле Лисьего Носа – длинного лесистого мыса, вдавшегося в море по направлению к Кронштадту, – снова повернули на юг и опять пошли прямо к туче.
Она росла перед ними по мере того как они к ней приближались, словно горная гряда, непроницаемая, но колышущаяся и живая, как первобытная магма. И вдруг Лунин увидел, как из нее стали вываливаться немецкие самолеты.
Они высыпа?лись из клубов пара пачками по восемь, двенадцать, пятнадцать штук в разных концах и на разных высотах.
Сначала их было всего два-три десятка, черных, длинных, довольно медлительных, но они продолжали вываливаться из тучи, как осы из гнезда, пачка за пачкой, и скоро весь край неба от юго-востока до юго-запада был полон ими. Стягиваясь в группы, строясь и перестраиваясь, они двигались к флоту.
Лунин повернул голову и увидел всю эскадрилью Рассохина – шесть маленьких самолетиков.
Стиснув ручку, Лунин глядел на самолет Рассохина. Что сделает Рассохин? Он вспомнил, как Рассохин говорил: «Не связывайтесь с отдельными «юнкерсами»!» А с таким множеством он не станет связываться и подавно. Да, действительно, где уж тут связываться! Вот Рассохин стал слегка заворачивать, менять курс. Сейчас он круто завернет и поведет их на аэродром.
Но Рассохин не повернул. Нацелившись в самую середину вывалившейся из тучи армады, он понесся вперед.
И Лунина, потрясенного, похолодевшего, вдруг охватил необъяснимый восторг. Он видел, как Байсеитов, Кабанков и Чепелкин, увеличивая скорость, понеслись за Рассохиным. Он тоже довел скорость до предела. И обернулся. Серов шел за ним, не меняя дистанции. Вшестером шли они навстречу бомбардировщикам, захватившим уже полнеба от горизонта до горизонта.
Лунин перестал дышать. «Юнкерсы» приближались и росли на глазах – крылья их словно раздвигались. Эскадрилья промчалась над восточной окраиной Кронштадта, и Лунин внизу увидел корабли. Весь воздух – и выше, и ниже, и кругом – был полон внезапно возникающими и потом растекающимися пушинками дыма: это зенитная артиллерия Кронштадта вела заградительный огонь. Лунин понял, что «юнкерсы» идут к кораблям; они стекались к ним с разных сторон, сгущаясь. Нужно опередить их. Он летел на предельной скорости, искоса поглядывая вправо на самолет Рассохина, который несся впереди.
Встретились они как раз над кораблями.
То один «юнкерс», то другой, распластав огромные крылья, появлялся в стеклышке прицела. Но сейчас же выползал из него, потому что все двигалось. Лунин, полный нетерпения, сразу же начал стрелять, хотя до ближайшего «юнкерса» оставалось метров четыреста. «юнкерс» тоже вел огонь. Длинные огненные жгуты, тусклые при солнечном свете, мотались перед «юнкерсом», как усы. Это были очереди трассирующих пуль.
Через мгновение оказалось, что «юнкерсы» повсюду – и впереди, и сзади, и вверху, и внизу. Куда Лунин ни глядел, он ничего не видел, кроме черных вытянутых тел. Он ворвался в самую гущу их, в кашу. Огненные жгуты скрещивались и сплетались повсюду, окружая его, как сеть. Ему ежесекундно приходилось менять курс, чтобы не врезаться в «юнкерс». Всякий раз, когда один из них попадал в стеклышко прицела – а это случалось почти беспрерывно, – он стрелял. Но они так быстро выплывали из прицела и заменялись другими, что о результатах своей стрельбы он не успевал узнавать ничего. Он только видел, что они боятся его и шарахаются от него в стороны, как коровы от собаки, ворвавшейся в стадо. Это открытие доставило ему наслаждение, и он метался между ними, сбивая их в кучи и разгоняя.
В этой сумятице он давно забыл о том, что надо следить за Рассохиным, и давно потерял из виду и его и остальных товарищей. Но он чувствовал, что они здесь, неподалеку, когда «юнкерсы» без видимой причины начинали метаться, почти наскакивая друг на друга. Обернувшись, он прямо у себя в хвосте заметил самолет Серова и удивился, как это Серов не потерял его в такой толчее.
Далеко под собой он видел узенькие щепочки кораблей, видел медленно и косо падающие бомбы, видел появлявшиеся рядами на гладкой поверхности моря белые пятнышки взрывов. «Юнкерсы» бомбят, но не попадают. Сбрасывают бомбы, не долетев! Так вот что значит – не давать бомбить прицельно! Их всего шесть человек, но все-таки они добились своего, и бомбы упали в воду! И возбужденный, обрадованный, Лунин метался среди шарахающихся «юнкерсов», стреляя почти без перерыва.
Каждый «юнкерс», сбросив бомбы, сейчас же поворачивался и уходил назад, к туче. Уходя, они уже не держались вместе, пачками, а, напротив, разбредались в разные стороны, как бы избегая друг друга. Все они тянулись к туче, но до тучи было теперь не так близко, как раньше. Во время боя она отошла, отодвинулась к югу, со всеми своими зубцами, вершинами, башнями, и весь южный берег был теперь залит солнцем, озарявшим стелющиеся и мечущиеся дымы пожаров.
Вокруг Лунина вдруг стало пустынно. Он глянул туда, сюда – ни одного «юнкерса» вблизи. Его поразила такая перемена, и он не сразу понял, что она означает. Он был возбужден боем, ему хотелось догонять, стрелять. Те «юнкерсы», которые он видел, были далеко от него и друг от друга, и он ежесекундно менял курс, не зная, какого из них выбрать для нападения. Они все двигались к югу на разных высотах, и он тоже уже перемахнул через береговую черту. Оглядываясь, он всякий раз видел за собой самолет Серова, повторявший все его повороты.
Повернув вправо, Лунин неожиданно заметил два «юнкерса», которые двигались вместе, крыло к крылу, метрах в четырехстах от него. Он устремился прямо к ним, с наслаждением видя, как они растут в стекле прицела. С обоих «юнкерсов» вели по нему огонь, но он не обратил на него внимания. Он подошел к левому «юнкерсу» и дал очередь по его левому крылу. Он чуть не налетел на «юнкерс», но в последнее мгновение взял ручку на себя и пролетел над ним. Стараясь завернуть покруче, он на повороте видел, как Серов выстрелил в тот же «юнкерс» и тоже пролетел над ним.
Густой черный дым валил из левого «юнкерса» и заволакивал его всего. Горя, «юнкерс» медленно двигался на одном моторе. Правый «юнкерс» опережал его с каждым мгновением, и оба они приближались к туче, которая уже совсем недалеко, загородив половину неба, вздымала свои зубчатые башни.
«Не дать ему уйти! – думал Лунин, глядя на горящий «юнкерс». – Ударить один раз, и ему конец!»
Обернувшись, чтобы посмотреть, идет ли за ним Серов, он далеко за Серовым, над морем, увидел самолет Рассохина. Рассохин раскачивал свой самолет с крыла на крыло. Лунин хорошо знал, что это значит: Рассохин зовет всех своих летчиков к себе. «Сейчас! – подумал Лунин, охваченный охотничьим азартом. – Подожди немного! Я только ударю разок по «юнкерсу» и догоню тебя!»
Он очень торопился, потому что туча была уже совсем рядом. Но горящий «юнкерс» оказался неповоротлив и сразу попал в прицел. Лунин решил бить наверняка и нажал гашетку пулемета, когда до «юнкерса» оставалось не больше ста метров. Но выстрела не получилось: пулемет отказал.
Это было как колдовство, как в дурном сне. До сих пор пулемет работал превосходно. Что с ним случилось? Лунин проскочил над горящим «юнкерсом» и стал сразу заворачивать, чтобы как можно скорее снова поймать его в прицел.
Белесые космы тучи уже почти касались «юнкерса», когда Лунин опять нажал гашетку. Никакого результата! Пулемет отказал снова. На предельной скорости Лунин ворвался в густой туман, и сразу все исчезло – и «юнкерсы», и земля, и небо, и море.
Вот досада! Несколько мгновений он из упрямства еще мчался вперед в непроглядном тумане. Он не видел даже плоскостей своего самолета. Было ясно, что найти «юнкерс» в этом гигантском клубе пара немыслимо. Теперь все внимание его было направлено на пулемет. Если бы пулемет не отказал в самую последнюю минуту, «юнкерс» был бы сбит. Он еще раз нажал гашетку. Пулемет молчал. Тогда он все понял. Пулемет в порядке, просто вышли все патроны. Он слишком много и нерасчетливо стрелял во время боя.
Тут только он вспомнил о Рассохине. Они, наверно, уже подходят к аэродрому. Продолжать погоню бессмысленно, надо немедленно возвращаться. Ориентируясь по приборам, он повернул и сквозь туман помчался назад, на север.
Вдруг наступила тишина.
Сумрачно и безмолвно, словно он попал на дно моря.
Почему здесь так тихо?
Да ведь это замолк мотор!
Он чувствовал, что теряет высоту. Он шел все вниз и вниз сквозь тишину, сквозь клубящуюся толщу пара.
Что случилось с мотором?
Пуля попала в мотор, когда он гонялся за «юнкерсами»!
Мотор, видимо, поврежден был не очень сильно, потому что он снова заработал. Лунин полетел к северу, набирая высоту. Но это продолжалось всего несколько мгновений. Мотор опять затих, и Лунин вновь стал опускаться, планируя.
Так повторилось несколько раз – мотор то оживал, то замолкал. Наконец он замолк окончательно. Лунин изо всех сил тянул к северу, к морю. Побережье еще не захвачено немцами. Но, по правде сказать, он смутно представлял себе, где он находится, и мало надеялся дотянуть, потому что самолет с каждой секундой терял высоту.
Когда Лунин вышел наконец из тучи, он увидел море впереди, километрах в десяти – двенадцати. Но высоты оставалось метров восемьсот, дул слабый встречный ветер, и дотянуть до берега не было никакой надежды. Внизу под собой он видел лес и ползущий по нему дым, словно запутавшийся в щетине елок. Кто в этом лесу и что в нем происходит, определить он не мог.
Он внимательно вглядывался, стараясь найти какую-нибудь полянку для посадки, но полянок вблизи не было – все лес да лес. Он видел дорогу, вьющуюся по лесу, и деревушку, стоявшую вдоль этой дороги. Он потянул бы к деревушке, где можно сесть на выгон или на огород, если бы знал, что там нет немцев. Если там немцы, лучше садиться прямо на елки.
В этот миг он увидел ползущую по дороге машину, полную солдат. Красноармейцы! У него отлегло от души. Опускаясь, он уверенно тянул к деревушке.
Посадка оказалась исключительно трудной. То, что он принял вначале за выгон, было в действительности вырубкой со множеством пней. Проплывая над пнями, он чуть было не сел на капустное поле. Но поле было слишком узко, и, перемахнув через плетень, он выскочил на дорогу, сел в дорожную пыль и остановился в пяти метрах от ближайшей избы.
Запахи и звуки земли сразу охватили его. Приторно пахло гарью – лес, начинавшийся тут же, у дороги, был полок дыма, клубившегося в ветвях. Снаряды, незримые, с пронзительным воем неслись над деревней. Этот вой всякий раз возникал где-то на севере, у моря, потом стремительно приближался, взвизгнув над самой головой, и уходил на юг, чтобы потонуть в гулком взрыве, от которого вздрагивал воздух. Это дальнобойная артиллерия наших кораблей вела огонь по наступающим немцам.
Лунин выскочил из кабины и кинулся осматривать мотор. Он сразу нашел повреждение – он еще в воздухе понял, что произошло. На аэродроме Лунин исправил бы такое повреждение в две минуты, но здесь у него ничего не было под руками.
Обернувшись, он увидел двух мальчиков, босых и белоголовых, которые стояли на краю канавы и жадно разглядывали самолет. Одному было лет одиннадцать, другому – лет пять.
– Есть у тебя копейка? – спросил Лунин мальчика постарше.
– У меня рубль есть, – ответил тот и, пошарив в кармане, протянул Лунину рублевую бумажку.
– Нет, мне нужна копейка, – сказал Лунин.
Маленький на крошечной ладошке протянул Лунину несколько монет. Лунин взял копейку и опять стал копаться в моторе. Мальчики подошли совсем близко и стояли у него за спиной. Лунин слышал их напряженное дыхание.
– Нет ли у тебя шила? – спросил Лунин мальчика постарше.
– Нету.
– Может быть, у кого-нибудь здесь есть. Попроси в деревне.
– В деревне никого нет. Все уехали.
– Что же, вы одни остались? – удивился Лунин.
– С бабушкой.
– Отчего же не уехали?
– Мы дошли до Стрельны, а там снаряды на дороге рвутся. Бабушка забоялась, и мы вернулись.
«Стрельна! Это на берегу моря, у самого Ленинграда, – подумал Лунин. – Если они прорвутся в Стрельну, весь этот южный берег будет от Ленинграда отрезан!»
– Мне нужен гвоздь, – сказал он. – Длинный, тонкий. Поищите мне длинный гвоздь.
Они убежали в деревню искать гвоздь и долго не появлялись. Снаряды проносились воя. Кузнечики трещали в траве. Высоко над собой Лунин услышал жужжанье мотора. Он поднял голову и увидел в небе, уже совсем ясном, «мессершмитт», который кружил и кружил на одном месте. Разведчик.
Мальчики вернулись. Старший принес десяток гвоздей разной длины, кривых и ржавых. Лунин выбрал самый длинный.
– Как тебя зовут? – спросил он маленького.
– Зёзя, – ответил тот.
– Зёзя? – удивился Лунин.
– Сергей его звать, – сказал старший.
Лунин продолжал работать. Шло время. Солнце поднималось все выше. Мальчики не отходили от самолета ни на шаг. И вот мотор в порядке. Теперь нужно взлететь. Но откуда взлететь?
Огород слишком мал, на вырубке пни. Только с дороги. Но дорога позади тянется лесом меж высоких елей, а впереди превращается в улицу, сжатую между двумя порядками изб. Лунин измерил шагами ширину улицы. Если рулить точно посередине, можно не задеть за дома. Но беда заключалась в том, что улица скоро заворачивала, и как раз там, где ему нужно было оторваться от земли, стояла наискось изба.
Он пошел к этой избе, считая шаги и надеясь, что ошибся. Мальчики шли за ним, поглощенные всем, что он делал. Нет, он не ошибся. Оторваться от земли до поворота улицы нельзя. Он вернулся к самолету, не зная, как поступить. Мальчики шли за ним.
Они втроем стояли возле самолета, когда внезапно услышали громкий приближающийся гул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12