Клаус излучал уверенность. А почему бы и нет? Через его руки прошло много пистолетов. Его противник был заметно напуган. Генрик шепнул:– У него поджилки трясутся, милорд. Будьте осторожны – испуганные люди очень опасны.– Уж я-то знаю. Он пьян? Старейшина кивнул.– И довольно сильно, милорд. Поэтому так и трясется. Вы дадите ему шанс отказаться?– Конечно, но он не станет этого делать.– Откуда вы знаете? Вам что, вернули ваши способности?– Едва ли. Он возомнил себя игроком, как и Гильдерслив. Он слишком горд, чтобы признать себя побежденным. Когда люди его склада решают драться до смерти, обычно это заканчивается их смертью.– Но помните, что вы больше не защищены от смерти, милорд. Помните, но пусть это вас не пугает. В вас соединено лучшее, что есть в этих двух мирах. Делайте так, как велит ваш дух. Не все способности имеют астральное происхождение.В его словах была доля истины, но Клаус не стал тратить время, вникая в это. Он стоял, прищурившись, а Генрик тем временем под нестихающим дождем подошел к Смэдли.– Его светлость предлагает вам отозвать свой вызов, – сказал старейшина.– Никогда! – взвился Смэдли.Клаус сухо кашлянул, подавая старейшине знак.– И еще раз, сэр… Согласны ли вы отказаться от своих слов? – предложил Генрик.– Нет, сэр. Я не трус.Но хотя Смэдли и приосанился, пистолет в его руке по-прежнему ходил ходуном.– Значит, так тому и быть, – сказал Генрик, кивая Клаусу.– Я объявляю о начале дуэли! – провозгласил доктор Сомерс.Клаус со Смэдли прошли по влажной траве и встали друг к другу спиной.– Как только достигнете каждый своей отметки, развернитесь и спустите курок, – распорядился доктор Сомерс. – Но не раньше, чем я подам сигнал стрелять.Краем глаза Клаус заметил, что Гильдерслив крутится около секунданта Смэдли и бегающими глазами наблюдает за тем, как дуэлянты проходят отмеренное расстояние. Клаус только дошел до своей отметки и начал поворачиваться, как прогремел выстрел. Ощущение было такое, будто его ударило молнией. Что-то подбросило его в воздух и крутануло. Кто-то закричал, наверное Генрик.Его рука ослабела, пистолет выскользнул и упал на землю, а за ним упал Клаус. Острая, оглушительная боль разрывала ему грудь… или это было плечо? Клаус точно не знал. Он лежал, скорчившись, на мокрой траве, его рубашка насквозь пропиталась кровью. Неужели он снова поскользнулся?– Дай мне пистолет, ты, олух! – потребовал Гильдерслив у Пэмброука, секунданта Смэдли, который стоял как громом пораженный, уставившись вслед убегающему Смэдли. Когда Пэмброук никак не отреагировал на эти слова, барон вырвал оружие у него из рук, прицелился и выстрелил.Смэдли застыл на месте, сжался, дернулся и начал оседать. Удар его тела о землю заставил Клауса, который скорчился и утоптанной траве, вздрогнуть. Эта трава напоминала ему кольца примятой травы на астральном острове, которые стали для него ловушкой.– Вот так! – закричал Гильдерслив. – Теперь мы в расчете!Кто-то застонал, и Клаус не сразу понял, что это он сам. Внезапно в глазах потемнело. Это люди, склонившиеся над ним, заслонили свет.За их спинами на дорожке что-то происходило. Генрик и Свен отправились разбираться, что случилось. Клаус никогда раньше не видел, чтобы старейшина двигался так быстро. Он и не думал, что такое возможно. Наверняка, все это был просто сон. Во сне все возможно. Скоро он проснется и закончит дуэль…– Нет, миледи, назад! – закричал Генрик.Что за миледи? Клаус никого не видел, только нахмуренное лицо доктора Сомерса, склонившегося над ним. От него пахло луком. Он ничего не чувствовал, только то, как пальцы этого человека ощупывают, обследуют его тело. Что он говорит? Клаус никак не мог понять. Не делайте этого! Боль! Адская боль! – Клаус!Бэкка? Теперь он точно знал, что это сон…– Вы убили его! – закричал родной его сердцу голос. – Разойдитесь! Дайте мне пройти!Вдруг ее неповторимый аромат заполнил все вокруг, заглушив запах лука изо рта доктора. Он жадно вдохнул его. Последним, что он увидел, было ее лицо. Последним, что почувствовал, – нежное прикосновение лепестков ее губ к его губам. Глава 27 – И вы хотели, чтобы я связала жизнь с таким человеком? – накинулась Бэкка на отца. – Трус, который стреляет в спину. Такой же, как и вы.Они сидели в гостиной Клауса, пока в спальне доктор извлекал пулю из раны.– Все в прошлом. Не надо делать из этого трагедию, дочь.– «Не надо»? Один лежит убитый на пустоши, другой очень скоро может тоже умереть от руки этого пьяного шарлатана! Я уже не говорю о вашем намерении меня продать – и все из-за каких-то мерзких денег, которые вы проиграли. Удивительно, как это вы не сделали ставки на победителя в сегодняшней дуэли. Или сделали?– Попридержи язык! – рявкнул отец.– И откуда вдруг такая забота о графе, хотела бы я узнать? Вы же не так давно собирались вымазать его смолой и обвалять в перьях?– Кто тебе такое сказал?– Слуги, отец. В этом доме и у стен есть уши. Что он вам предложил, что заставило вас так резко к нему перемениться? Ведь предложил же, я уверена.– Ну… у нас как-то зашла речь о материальной помощи… – Он махнул рукой, словно для него это не имело значения. – Я ему ни на секунду не поверил. Он хотел купить свою свободу.– Предложение явно было выше суммы ваших обязательств перед Смэдли. Я удивляюсь, что вы пристрелили Смэдли только сейчас, а не сделали этого раньше.– Достаточно, дочь. Ты еще не в том возрасте, чтобы я не смог тебя выпороть!– Да, я очень удивлена, – продолжала она, не обращая внимания на угрозу, хотя знала, что с отца станется ее осуществить. – Я слышала ваши слова на поле, вы тогда сказали: «Теперь мы в расчете». О отец! Неужели вы убили сэра Персиваля и едва не убили Клауса из-за какого-то там расчета.– Я убил сэра Персиваля за то, что он выстрелил графу в спину и хотел скрыться.– Куда бы он убежал по пустоши под дождем? И далеко бы он убежал? Убивать его не было нужды. Любой мог догнать его и поставить к барьеру, чтобы он ответил за свой проступок. Но это вас не устраивало, ведь так? Нет! Если бы он остался жив, вам пришлось бы платить по счетам. А это означало расстаться с тем, что предложил вам граф. Вы совершили убийство, а теперь пытаетесь скрыть его под маской благородных побуждений. Не говоря о том, что дуэли вообще запрещены. И теперь будет проведено разбирательство, дело передадут в магистрат, и вас точно ждет виселица. Что вы наделали, отец!– Давай не будем торопить события, забегая так далеко вперед, дочь, – сказал Гильдерслив. Его лицо стало такого же цвета, что и волосы, и он принялся теребить свой грязный галстук.– Вы больной человек, отец. Азартные игры – это болезнь. Любая болезнь излечима. Может, стоит обратиться в Уилтширскую психиатрическую лечебницу? Бэль By… Фид-дингтон, Кингсдаун. В некоторых применяются методики доктора Месмера…– Ты хочешь запереть меня в сумасшедший дом?– Лучше уж сумасшедший дом, чем виселица, – сказала Бэкка. – Тем более, что решаю не я, а магистрат.– Ты готова поступить так с родным отцом? Бэкка пристально посмотрела на него.– Это не я довела до этого, отец. Вы сами. Вы можете искренне пообещать, что сами справитесь с этой болезнью?– Дочь, мои азартные игры тебя не касаются. Ха! Тебе ли жаловаться? Видит Бог, они обеспечивали тебя нарядами и красивыми экипажами, сладостями и лакомствами, достойными королевы!– Ваши азартные игры нас разорили. Игра в карты или кости, ставки на лошадей или собак, даже иногда петушиные бои, хотя я не терплю такой жестокости, – это одно. Но вы, отец, едите, спите и даже дышите ими. Они нужны вам как воздух. Это нужно прекратить! Я никогда больше не буду ставкой в ваших играх случая. У вас больше нет дочери, которую можно было бы использовать как разменную монету.– Никто не должен знать, что там произошло, – возразил барон. – Все это случилось во время дуэли. Как мы можем сообщить об этом так, чтобы не впутывать остальных? Ты сама сказала, что дуэли запрещены.– Вы так уверены, что все здесь присутствующие встанут на вашу сторону и будут держать язык за зубами, даже изрядно выпив? Весь этот сброд закоренелых пьяниц? Отец, не будьте так наивны! – Она всплеснула руками. – Между прочим, на пустоши лежит убитый человек.Барон попытался было ответить, но дверь спальной открылась, и оттуда вышел доктор Сомерс в сопровождении расстроенной служанки. В глаза Бэкке бросился ком окровавленных бинтов в переднике горничной. Девушка ахнула.– Он будет жить, – сказал доктор. – Этот подлец выстрелил в него, когда он поворачивался. Если бы он засадил ему прямо в голову, было бы совсем другое дело. Он потерял много крови, но у него сильный организм, поэтому он скоро будет в норме. И вряд ли еще раз попадет в такую передрягу.Бэкка услышала только, что Клаус жив, а все остальное пропустила мимо ушей. Она вбежала в спальню, едва не сбив Генрика, сидящего в изголовье кровати.Клаус лежал голый до пояса, прикрытый только простыней, его тело было обернуто бинтами. Бэкка потянулась к нему, но тут же отдернула руку. Он был бледен, словно сама смерть.– С ним действительно все в порядке? – робко спросила она у старейшины. – Он такой бледный… такой неподвижный…– Это опий, миледи, – сказал Генрик. – Он снимает боль. Скоро он должен прийти в себя. Все будет хорошо. Он не так плох, как кажется. Ему очень повезло.– Я останусь с ним, присмотрю за ним…– Миледи, посмотрите на себя. Вы промокли до нитки. После бури ощутимо похолодало. Не мне говорить, что день скоро начнет убывать. Вам нужно срочно пойти и переодеться, пока вы не подхватили воспаление легких. Я присмотрю за ним. Поверьте, мне не впервой.Только сейчас Бэкка почувствовала всю тяжесть насквозь промокшей накидки и заметила, что вода хлюпает в туфлях из марокканской кожи. Она убрала со лба прилипшие завитки волос и часто заморгала, пытаясь сдержать подступившие слезы.– Я примчалась сюда… Я поняла, что что-то не ладно, когда вы не вернулись.– Вы оставили горничную там? – спросил Генрик, вздрогнув.– У меня не было выбора.– Вы поступили неразумно. Если она выйдет из дома…– Думаю, Анна-Лиза и остальные предотвратят это, – сказала Бэкка. – Поверьте, Генрик, Мод меня сейчас беспокоит меньше всего. Ведь на пустоши отец совершил убийство!– Это не ваша забота. Ваше будущее теперь связано с его светлостью.– Его светлость сделал отцу предложение относительно меня. Поэтому отец и застрелил сэра Персиваля.– Я знаю, миледи. Но вас это не должно волновать. Доверьте это нам. Идите и приведите себя в порядок. Как только его светлость будет в состоянии, он захочет отсюда уехать. Еще не хватало, чтобы вы слегли. Обещаю вам, что он в безопасности под моим присмотром. Даже в большей, чем вы думаете.
Эти сны когда-нибудь прекратятся? Была глубокая ночь, и над ней стоял Клаус, полностью одетый – в переброшенном на плечи сюртуке и рубашке, надетой поверх повязки. Почему он приснился ей именно таким? Она засыпала его вопросами…– Тс-с-с, mittkostbart, просыпайтесь, – нежно прошептал он. – Нам нужно уезжать, пока остальные засели в игровом салоне.– Клаус? – выдохнула она. – Это вы! Я думала, это сон. В последнее время так сложно понять, сплю я или нет.– Тс-с-с… У нас нет времени. Накидка, в которой вы приехали, еще не высохла. Я взял на себя смелость… – Он кивком указал на гардероб. – Накиньте эту мантилью. Свен и Генрик ждут нас в экипаже.– Но вы ранены! – воскликнула она. Он быстро, но нежно зажал ей рот.– Ни звука! – шепнул он. – К черту рану. Это скорее царапина. Я должен вытащить вас отсюда, пока все не началось заново.От этих слов у Бэкки мороз пробежал по коже. Что он имел в виду? Секунду она лежала неподвижно, вглядываясь в его лицо, смутно освещенное неярким лунным светом, льющимся в окно. Как же он бледен! Казалось, кровь не бежит у него по жилам. Его глаза, устремленные на нее, напоминали два блестящих черных оникса. Из-за расширенных зрачков от глубокого синего цвета глаз не осталось и следа.Бэкка не проронила больше ни слова. Она выбралась из кровати и надела туфли. Он заботливо завернул ее в мантилью, на секунду прижал к себе, словно боялся потерять, и вывел в коридор.– Ни слова! – предупредил он. – Я все объясню, как только мы выберемся отсюда.– Но ваше плечо… – Она воскликнула это шепотом, чем никак не нарушила тишину их поспешного отъезда. – Царапина, как же! Да вы истекаете кровью! Это видно даже сквозь рубашку.– Анна-Лиза позаботится обо всем, – прошептал он успокаивающе. – Здесь никто не умеет врачевать так, как она.Внезапно он остановился, развернул ее к себе и впился в ее лицо матовыми, черными как ночь глазами.– Вы намерены сбежать от меня, mittkostbart? Я помогу вам в любом случае… но я должен знать точно. Сумел ли я наконец доказать вам свою любовь? Согласны ли вы стать моей спутницей по жизни, Бэкка?– Каким образом вы собираетесь мне помочь? – недоуменно спросила она. – Я… я не понимаю.– Здесь вы в опасности. Я избавлю вас от нее независимо от вашего решения, даю вам слово джентльмена. Но мне нужно знать, согласны ли вы принять меня. Моему сердцу нужно это знать!– Да! О да! – выдохнула она в его мускулистую грудь. Казалось, его тело обмякло. Он застонал и крепче прижал ее к себе.– Тогда идемте! – сказал он, нежно касаясь губами завитков волос, растрепавшихся и прилипших ко лбу. Его губы были сухими и горячими. – Ни слова больше, пока не сядем в повозку. Генрик умеет делать ее невидимой, не то что я.
Последнее он произнес как бы про себя, и хотя она не была уверена, что правильно поняла смысл сказанного, но уловила требовательность в голосе и, пока они не забрались в экипаж и не выехали на дорогу, не проронила ни слова.Клаус так крепко прижимал ее к себе, что прерывистые удары его сердца заставляли и ее сердце биться чаще. Она провела рукой по его лицу. Он поцеловал ее влажную ладонь, крепко прижимаясь к ней горячечно-сухими губами, и застонал. Напряжение вытекло из него до последней капли, как будто кто-то открыл заслонку, и она прижалась к нему, водя рукой под сюртуком. Его тело горело огнем.– Теперь, надеюсь, вы объясните мне, что происходит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41