Кажется, мне нехорошо.– Питта, где вы?– А со мной вы поздороваться не хотите?Какой приятный голос! Его обладателю двадцать, не больше. Длинные волосы цвета еловых шишек, коричневые замшевые штаны обтягивают, словно вторая кожа, короткая майка. Смазливый мальчик. Картинно облокотился о перила. Позирует. Хороший загар ему бы не помешал, да еще тощеват, пожалуй, на мой взгляд.– А ты красивая, Гленда О'Коннол.Я даже фыркнула! Ну, не наглец ли! Зашипеть, что ли, на него? Получилось не так зловеще, как хотелось, но впечатляет, кажется… Юнец только рассмеялся, очень даже искренне, запрокинув голову назад. Долго репетировал. Малыши за спиной тоже захихикали, но у них это получилось мерзковато.– Быстро учишься, Гленда, но уверенности пока маловато. Это дело времени. Хочешь, я подарю тебе вечность?Не много на себя берешь, красавчик? За кого ты меня принимаешь? У тебя хватает наглости думать, что я западу на тебя с первого взгляда? Даже не мечтай! Но ответить-то тебе что-нибудь надо.– Может быть вы для начала представитесь.– Это мой старший сын Клайф, – ответила за него Питта. – Детка, Мастер не велел ее трогать.Быстро же меняется выражение лица! Как у него перекосило физиономию! Клайф соскользнул с лестницы, вплотную приблизившись к матери, закричал ей прямо в лицо:– Мне плевать на него и на его приказы! Я не желаю, чтобы мною командовали. Он морит нас всех голодом, хотя в семидесяти милях отсюда полно еды. Мы в состоянии прокормиться сами. Досыта. Каждый день. Если он может терпеть неделями, то меня это не касается. Я отказываюсь ему подчиняться! Во всяком случае сегодня – однозначно.Ничего себе заявленьице! А как насчет того, чтобы просто пойти в бар и поужинать? Похоже, мамаша Гривз разозлилась:– Деточка моя, ты очень громко разговариваешь. Оглушил совсем. Если ты рассчитывал на то, чтобы тебя услышал весь город, то, без всякого сомнения, добился этого. К тому же ты мог напугать нашу гостью. Я отлично тебя понимаю, Клайф, но не намерена нарушать закон, поэтому собиралась все сделать тихо, а ты мне помешал.Если возможно кричать шепотом, то у Питты отлично получается. А вот мне тут больше делать нечего.– Миссис Гривз, наверное, вам лучше заняться ужином для своих детей, а кофе я выпью в другой раз. До свидания.Клайф догнал меня на веранде.– Подожди, Гленда, я пойду с тобой, ты ведь в бар?Нужен ты мне, маленький выскочка.– Я отлично сама о себе могу позаботиться. И мне для этого вовсе не нужна компания. С голоду я умирать не собираюсь.– Ты поможешь мне, я – тебе. Думаю, так будет справедливо.– Давай я разберусь как-нибудь без тебя, деточка, ладно? Не надо, не провожай меня.Самонадеянный мальчишка! Лучше бы занялся делом, а не строил из себя искушенного альфонса. Темень непроглядная! Отстал, ну, слава Богу! Ой, на что это я наткнулась?– Морис! Как вы меня напугали!– С вами все в порядке? Да, вы в порядке.Лишь на долю секунды его лицо приблизилось ко мне, и он издал чуть слышный непонятный звук, но этого оказалось достаточно, чтобы у меня сладко засосало под ложечкой.– Надеюсь, вы не облизываетесь, я не вижу в темноте.Морис хмыкнул:– Нет, мисс О'Коннол, я сыт.– Тогда, выходит, все остальные голодные, и Клайф в их числе.– Клайф всегда голоден. И вам лучше держаться от него подальше.– Конечно, я могла бы пойти с ним к Тикси и покормить, но не считаю нужным это делать.Мы идем медленно, совсем рядом, почти касаясь друг друга плечами. Даже не дышу почти. Так приятно!– Боюсь, мы разные понятия вкладываем в слово «покормить». Не понимаю, о чем ты.– А это правда, что все жители города приступают к еде по вашему приказу, Морис?– Да.– Мне тоже следует спросить у вас разрешения?– Нет, на вас это не распространяется. Да что ты такой серьезный, я ведь шучу!– Я знаю.– Что вы сказали?– Я сказал, что понимаю, когда вы шутите.Как-то до меня долго доходит. Гленда, у тебя началось размягчение мозгов. Ты идешь рядом с самым красивым мужчиной, которого встречала в своей жизни, ты страстно желаешь, чтобы его рука обняла тебя за талию, но он не станет этого делать потому, что находится на службе, и ты хочешь, чтобы эта дорога до бара была бесконечной, но так не бывает. У меня в голове полнейший сумбур. Что же он ничего не понимает? Сделай же что-нибудь, Морис. Ты что, не видишь, что я без ума от тебя?– Вижу. Всему свое время, мисс О'Коннол.Он что, действительно все время читает мои мысли? Кошмар! Катастрофа!– Не всегда. Иногда вы думаете очень тихо.Ой-ой-ой-ой-ой!!! Он все время знал, о чем я думаю? Я в нокауте. Смеется? Морис смеется! Словно мягким бархатом обволакивает, какой чудесный у него смех, теплый, ласковый, доводящий до экстаза. Заткнись, Гленда, он же все слышит!– Вы еще и психолог, мистер Балантен?– В полицейской академии изучают психологию.– Но не на таком же уровне!– Тогда считайте это врожденным качеством.Остается надеяться, что днем в кафе мои мысли были тихими и он ничего не слышал. Опять смеется. О, какой позор!Я встала как вкопанная, спрятав лицо в ладонях. Немедленно убирайся из моей головы! Почти физически ощущаю, как он копается у меня в мозгах. Все, больше ни о чем не думать. Встряхнуться, словно ничего и не произошло. В конце концов, мои мысли, о чем хочу, о том и думаю. Никого это не касается. И тебя в том числе, Морис Балантен. А глаза лукавые.– Любой другой на моем месте, не задумываясь, уже удовлетворил бы твою неприкрытую страсть.– Какая гнусная ложь, я так не думала!Веселимся вместе. Он просто душка!– Могу повторить дословно.– Пошел к черту, Балантен!Рванула к бару почти бегом. От греха подальше, от стыда подальше. Я растеряна, смущена? Ничего подобного!Чувствую себя нашкодившей маленькой девочкой. Главное, он воспринял все с юмором. Но с ним надо быть настороже, поменьше думать, побольше говорить. Тебя, похоже, ждет веселенькая ночка, Глен. Да, да, да и еще раз да! Я сошла с ума!На улице перед отелем стоит подержанный микроавтобус, видимо еще кто-то заехал в Дак-Сити. Подошла к стойке бара.– Какая программа сегодня вечером, Тикси?– Вино, музыка, танцы.– А мистер Балантен будет?– Да, ближе к полуночи.Вперед, Гленда, прикинь свои возможности и доставай свой арсенал: остроумие, обаяние, отлично подвешенный язык и свое любимое ярко-синее платье с открытыми шеей, грудью, украшенное маленькими золотыми пуговицами и тонким золотым пояском. Хорошо, что я захватила его. А золотые туфельки к нему! Меня поймет только женщина, у которой есть такие. Этот наряд придаст мне уверенности, то, что крайне необходимо сейчас! В своем синем платье я великолепна! Похоже, «мистер совершенство», сегодня я буду вашей королевой. Не хочу пошлой, глупой интрижки, сегодня будет настоящий праздник. Я заинтересована, заинтригована, влюблена. Попробуй поймай свое счастье, Гленда!Уже через полчаса сижу на высоком стуле у стойки бара. Нога на ногу. И помахиваю блестящей туфелькой в такт музыке. Музыканты, похоже, здешние. Отлично играют. И все же эффект не тот, чувствую себя конфеткой в ярком фантике. Надеюсь, это восхищение – дань и моему таланту! Впрочем, на приезжую компанию смотрят также заинтересованно. Трое молодых парней и четыре девушки явно навеселе. А между столиками танцует (да как танцует!) совсем еще девочка. Местная. Какая грация! Она может выступать в лучшем шоу на Бродвее. Неужели застрянет в Дак-Сити?– Тикси, ей ведь не больше шестнадцати! Родители разрешают ей выступать здесь? Неужели ваш закон гостеприимства заходит так далеко? Посмотри на этих ребят, как бы не было неприятностей.– За Тори можно не беспокоиться, – удивительно, с какой нежностью он на нее посмотрел. – А парням ничто не угрожает, закон не позволит.– Все время слышу про какой-то закон. У вас свой, особенный?– Есть законы, которые распространяются только на избранных, а в остальном мы живем согласно Конституции.– Законы не могут быть для избранных, мы все граждане одной страны.– Считайте, что это необходимое дополнение к общепринятым нормам.– А поконкретнее?Тикси ухмыльнулся:– Не убий, не укради…Я засмеялась. Как все просто! Передо мной неожиданно вырос Клайф:– Может, потанцуем, Гленда?Почему бы и нет? А руки-то какие холодные! Ого! Вот это объятия! Поосторожнее, ты сломаешь мне ребра!– Не надо наклоняться так близко, Клайф.– Ты так вкусно пахнешь, не могу удержаться. А ты знаешь, Гленда, что у тебя со дня на день начнутся месячные?Ну, это уж чересчур. Отвали! Да отпусти же ты меня наконец! Такое впечатление, что пытаюсь сдвинуть с места скалу.От неожиданности даже вздрогнула. Слава Богу, – Морис! Такого угрожающего шипения не услышишь даже в серпентарии. Вот это оскал! Железные тиски рук разомкнулись сразу. Голос Клайфа:– Эта женщина – моя!Борьба двух взглядов. Смертельная… Итог известен заранее: Клайф отступает с мерзким шипением.– Морис, что это за странный шипящий диалект? Язык масонов?Я нервничаю.– Где вы слышали, чтобы масоны шипели?– Ну я-то их вообще не видела.– Надеюсь, вы не желаете сейчас прослушать лекцию о тайных обществах?– Лекцию? Не думаю. Но здесь какая-то тайна, и я хочу ее узнать.– А вина хотите?– Хочу.Подходим к одному из столиков. Сидящие мгновенно вскакивают, уступая нам места. Странно.– Наконец-то мы можем поговорить, Морис. Расскажите о себе.– Да рассказывать-то особенно нечего или очень много.Как знать!– Пусть будет много.– Тогда начнем с момента моего рождения. – На лице улыбка, полная загадки и насмешки. – Я родился в тысяча восемьсот двадцать первом году, в Атланте, штат Джорджия. Продолжать?Киваю: продолжай, продолжай!– Мой отец был сыном богатого плантатора, а родители матери с Западного побережья. Я был шестым ребенком и единственным, кто выжил. Родители погибли здесь, в Дак-Сити, когда я был в Европе. Затем полицейская академия, должность помощника шерифа и очаровательная женщина напротив за столиком.Нет, Морис, не все, есть еще что-то, о чем ты не хочешь мне говорить.– Или не могу.Или не можешь.– Извините, вы просили не копаться в вашей голове.– Неужели это так просто – залезть в чьи-то мысли?– Все гораздо сложнее, мисс О'Коннол, и гораздо проще, чем вы можете себе представить. – Зовите меня Гленда, Морис.Кивнул, а я улыбнулась. По-моему, мы можем даже не разговаривать. Я буду думать, он – понимать и кивать в ответ. До чего же он красив, когда смеется!– Еще раз извините, Гленда, это получается непроизвольно. Если хотите, чтобы я вас не слышал, думайте шепотом.– Я лучше буду говорить. У меня плохо получается читать ваши мысли, вернее, совсем никак.Ты куда?.. Сюртук сшит под старину. Дорогое удовольствие для простого копа. А простого ли? На вид лет двадцать семь, с натяжкой – тридцать. Речь хорошо поставлена. Образован. Явно, полицейской академией не ограничилось. Упомянул о Европе… Итон? А может быть, Сорбонна? Какая стать! Голову держит как царственная особа. Ни дать ни взять – принц крови. В такой дыре! Ну, конечно, мы же собирались пить вино!– Так кто же вы, Морис Балантен? Где вы учились? В Англии? Во Франции? Тогда почему полицейский? Здесь? Из-за родителей? Их убили? – Взгляд серьезный, внимательный. –Я не хочу лезть к вам в душу, Морис. Но вы мне интересны. Даю слово, что не воспользуюсь вашей откровенностью.Усмешка, достойная самого дьявола. Сколько в этом человеке всего намешано!– Я к вам в мысли. Вы ко мне в душу. А что это такое – душа? Если человека разрубить пополам, то можно увидеть, как эта самая субстанция выпорхнет оттуда. А как тогда быть с выражением «бездушный человек»? Сотни умов уже века мучаются над этим вопросом, но так и не пришли к логическому умозаключению. Человечество продолжает из поколения в поколение произносить одну и ту же банальную фразу: «Как у меня болит душа!». У вас когда-нибудь болела душа, Гленда? Уверен, вы можете даже показать, не задумываясь, где она находится. Но у вас-то точно не в пятках! Я смеюсь, потому что меня всегда забавляло, как суетливы люди, как они мелочны. Непостоянны, лживы и чаще всего перед самими собой. Они бесконечно мучаются от тоски, ненависти, отчаяния. Бессмысленно прожигают свою жизнь или то, что они называют жизнью. А потом наступает пустота. И последний, уже почти неосознанный порыв, вопль, призыв, мольба, страх. Неужели все? Так быстро? Конец. Что же дальше? А дальше уже не будет. В чем же смысл? Но каждый знает, что, если бы ему дали возможность начать все сначала, он непременно бы все изменил, исправил, нашел ответы на вопросы. Построил… Посадил… Родил… Научился бы и научил, пришел бы и поддержал, не прошел бы мимо и помог. Да вот незадача – второго шанса нет и не будет. Vanitas vanitatum et omnia vanitas Суета сует и всяческая суета ( лат. )

. Времена порождают великие умы, но и они не вечны, и величайшая беда в том, что в каждую следующую секунду вы – л ю д и – уничтожаете то, что создали в предыдущую. Так исчезает день за днем, а вы живете, кое-как довольствуясь случайным, и не создаете ничего долговечного. Quod erat demonstatum et omnia vanitas. Что и требовалось доказать ( лат .)

– Мне нравится вас слушать, Морис. Отличные философские рассуждения! Чувствую, что я вам явно проигрываю в логике. Мы с вами почти ровесники, – что это еще за усмешка? – но в вас чувствуется больше обреченности. И откуда у меня такое впечатление, что вам известно больше, чем мне? Конечно, мы совершенно разные. По-моему, важнее всего оставаться самими собой в любой ситуации. Но на то мы и люди, чтобы совершать ошибки, исправлять и делать новые. Душа… Возможно, ее кто-то глубоко прячет. Кто-то сам отказывается сострадать, сопереживать, а другие вкладывают эту самую душу в дело своей жизни. Знаете, где моя душа? Не здесь, в груди, она – в моем любимом сынишке. Вот главное дело моей жизни. А книги, которые я написала, наполнены моей фантазией, историями и приключениями, которые никогда не сбудутся. Наша жизнь – штука весьма условная, никто не знает, что будет дальше, но надо попытаться оставить часть своей души здесь, на земле. И неважно, кто и как это сможет выразить. Вырастить сад, открыть новую формулу, сделать революцию в моде. Любить кого-нибудь так, чтобы это было достойно пера нового Шекспира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28