Сэнди замерла.
– Я не собираюсь обсуждать это с тобой! – выпалила она наконец.
– Почему? – Одним плавным сильным движением Уго вскочил с постели. Он стоял над ней во всей своей мужественной наготе, и Сэнди едва не захлестнуло новой волной неистового желания.
– Потому что у тебя была возможность выслушать меня восемь лет назад, а ты счел это недостойным своих усилий. – Прижав к груди одежду, Сэнди лихорадочно оглядывалась по сторонам. – Ад замерзнет прежде, чем я решусь снова в чем-то довериться тебе!.. Где ванная?
– Подожди-ка…
Она оттолкнула его протянутую руку.
– Не прикасайся ко мне больше… никогда! – Из ее глаз вот-вот готовы были хлынуть слезы, и Сэнди хотела где-нибудь укрыться прежде, чем это случится. – Я обожала тебя, – с болью прошептала она. – А т-ты просто посчитал это особым шиком – лишить невинности безумно влюбленную в тебя девушку.
– Особым шиком? – переспросил Уго дрогнувшим голосом.
Сэнди совершила ошибку, посмотрев на него.
Он смеялся над ней! Это было последней степенью унижения. Она отвернулась и побежала к двери, которая вывела ее в длинный широкий коридор со светлым деревянным полом и голубыми стенами. Куда теперь? В какую дверь? – лихорадочно соображала она. В любую, решила Сэнди, открыв ближайшую.
Это оказалась ванная, выдержанная в тех же синих тонах, что и спальня. Непослушными пальцами она натянула юбку и застегнула молнию. Сэнди заметила, что в кучке одежды нет ни лифчика, ни трусиков, ни чулок. Черную растягивающуюся блузку она надела на голое тело, болезненно поморщившись при соприкосновении ткани с грудью. Наглухо застегнула жакет. Затем, повернувшись, чтобы выйти, заметила свое отражение в зеркале, и от того, что увидела, у нее совсем опустились руки. Потемневшие глаза, опухшие красные губы, растрепанные волосы. Она казалась безумной и развратной. Дешевой и легкодоступной. Один поцелуй – и ты отдалась ему, обвинила Сэнди это ненавистное лицо.
Теперь, вернувшись домой, ей придется смотреть в глаза сыну, зная о том, что она вытворяла с его отцом. Сэнди стало дурно. Она быстро огляделась вокруг в поисках сумочки. Потом решила, что это не так уж и важно, она сможет дойти до дому пешком – как угодно, лишь бы поскорее убраться отсюда!
Потянув на себя дверь, Сэнди обнаружила, что на пороге ее дожидается Уго. Он надел темно-синий халат, который едва прикрывал его. Ее тело мгновенно вспомнило все его ласки.
– Прочь с дороги, – сквозь зубы процедила она.
– Ты никуда не идешь. – Уго оперся плечом о косяк. В его прищуренном взгляде читалось предостережение. – Мы договорились об условиях.
– Условиях? – Сэнди захлопала глазами. Откуда-то из туманных глубин сознания всплыли слова: «Согласна с моими намерениями» и еще: «Значит, так тому и быть». А потом он коснулся языком ее губ, и…
– Боже правый, – выдохнула она.
– Вспомнила? – насмешливо спросил Уго. – Что ж, тем лучше.
– Я хочу домой. – Сэнди побледнела, просто почувствовала, как похолодела и словно натянулась ее кожа.
– Позже, – согласился он и вытащил руку из-за спины. – Не хочешь надеть это?
Он протягивал ей чулки, лифчик и трусики – невесомые предметы из шелка и кружев. В длинных мужских пальцах они выглядели совершенно непристойно.
Но Уго и этого было мало.
– Я не имею ничего против, если ты пойдешь со мной за кольцом без этого. – В его бархатистом голосе не было ни капли жалости. – Наоборот, это так волнующе – знать, что под твоим костюмом ничего нет. Но вот чулки… в такую холодную погоду они, возможно, пригодились бы?
– Кольцо? – переспросила Сэнди. – Так ты говорил о кольце всерьез?
– Я серьезен во всем, – подтвердил он. – В обладании твоим телом, в своих словах о кольце… и во всем, что касается моего сына. Мы предстанем перед ним как единое целое, он будет рядом с нами во время свадьбы, и мы станем семьей.
Семьей через восемь лет… Какой-никакой, но семьей, с горечью подумала Сэнди, когда до нее дошел весь жалкий смысл сложившейся ситуации. У нее подкосились ноги, и ей пришлось ухватиться за внутреннюю ручку двери. Стараясь не расплакаться, она зажмурилась и прикрыла рот свободной рукой.
Это видимое признание поражения вызвало у него странную реакцию. Глядя на Сэнди, Уго чувствовал, как у него разрывается сердце. Это мгновенно смело усмешку с его лица, он отбросил прочь шелковые лоскутки.
– Я вовсе не считаю тебя дешевой и легкодоступной, – мрачно произнес Уго. – Если я кого и виню во всем, то только себя, – признался он. – Но нам нужно оставить прошлое позади и подумать о настоящем. А настоящее требует, чтобы мы объединились ради нашего сына.
– Ты даже незнаком с ним, а уже планируешь его жизнь. – Но я понимаю его, – заявил Уго. – Я знаю, каково это – иметь только одного из родителей. Знаю, что происходит в твоей голове, если второго из них, как тебе кажется, не волнует, жив ты или умер. – Это была констатация факта. – У Джимми кровоточит душа. Она не будет больше кровоточить.
– Эдвард любил Джимми.
Если Сэнди хотела обидеть его этим заявлением, то добилась своего. Уго слегка отшатнулся и замер.
– Мой сводный брат Лео тоже любит меня. Но он не смог ни заменить мне мать, которой я не знал, ни заполнить ее пустующее место в моем сердце.
С этими словами Уго повернулся и направился в спальню. Ему совсем не понравилась откровенность, с какой он говорил с Сэнди. Еще меньше ему нравилось то, что она последовала за ним теперь, когда ему хотелось побыть одному.
– А кто она была?
Вопрос вызвал у него горький привкус во рту.
– Брюнетка, красавица… – с сарказмом протянул Уго, – озабоченная только тем, чтобы заполучить, с помощью известных всем женщинам трюков, представителя благородной венецианской фамилии, к тому же не обедневшей, а вполне благоденствующей. – Обернувшись, он посмотрел на Сэнди и увидел еще одну красавицу – правда, блондинку.
Хорошо, размышлял Уго, подходя к гардеробам, занимающим целую стену, пусть Сэнди не шантажировала меня ребенком, которого мы вместе произвели на свет, и до сих пор не делает этого. Напротив, я сам в данном случае использовал шантаж. Но она тоже не упустит возможности воспользоваться чужими деньгами, рискуя благом своего сына… Как жаль, что я обнаружил ее двуличие! Как жаль, что я не женился на ней, несмотря ни на что, просто чтобы наказать ее на всю оставшуюся жизнь! В этом случае я хотя бы знал о моем сыне, наблюдал, как он растет в ее утробе, присутствовал при его рождении и любил так, что он никогда не узнал бы тех тяжелых моментов, которые переживают все отвергнутые дети.
– Когда она обнаружила, что отец уже женат, а его жена беременна, ей было не очень-то приятно.
– Я не могу винить ее, – ответила Сэнди. – Скорее твой отец заслуживает осуждения. Он, очевидно, только играл с нею.
– Верно. – Жесткая улыбка тронула губы Уго, вынимающего из шкафа чистую рубашку. – Он был молод, самонадеян и непростительно эгоистичен. Но когда моя мать решила порвать с ним и сделать аборт, он проявил себя с совершенно иной стороны, уговорив ее не делать этого… Или, наверное, я должен сказать, что за него это сделали деньги? – цинично предположил он, раскладывая рубашку на кровати. – Впрочем, это не имеет значения. Мать умерла, дав мне жизнь.
– Мне жаль, – пробормотала Сэнди.
– Не жалей. – За чистой рубашкой последовал новый, еще с ярлычком, темный костюм. – Они заранее договорились, что она передаст меня отцу, как только будут улажены все юридические формальности.
– И ты считаешь, что это лишает ее права на чью-либо жалость? Это жестоко и мелочно, Уго, – медленно произнесла Сэнди. Он замер над стопкой нижнего белья. – Ты ведь не знаешь, а со временем у нее вполне могло измениться отношение к тебе. Это случается сплошь и рядом. Как ты можешь осуждать человека, лишенного возможности высказать свое мнение?
Уго повернулся к ней.
– А мне была предоставлена такая возможность в отношении моего ребенка?
Сэнди заморгала и виновато отвела взгляд. По непонятной причине это просто взбесило его. Он в два шага преодолел разделявшее их расстояние и, схватив ее за подбородок, заставил смотреть на себя.
– Да, – прошипел Уго в ответ на то, что увидел в ее глазах. – Мы прошли полный круг, моя непреклонная Сэнди. И достигли точки, с которой начали. Ты лишила меня этой возможности, как я отказываю в ней моей матери. Это ставит нас в равное положение, не так ли?
– Я даю тебе такую возможность сейчас. – Сэнди вцепилась в его запястье в попытке убрать сжимающую подбородок руку. – Но это не означает, что необходимо вмешивать сюда кольцо!
– Означает, – возразил он. – Потому что мой сын не будет бастардом. Мой сын будет окружен любовью со всех сторон! Мой сын не будет подвержен риску того, что ты можешь выйти за другого, который станет относиться к нему как к второсортному члену семьи!
Прекрасные глаза Сэнди потемнели от сострадания.
– С тобой так поступали?
Уго отпустил ее подбородок.
– Это не имеет значения. – Он отвернулся, проклиная свой длинный язык.
– Уго… – Она с сочувствием коснулась его руки.
Сочувствие! Огромный ком старых обид всплыл на поверхность, и в глазах Уго потемнело. Он повернулся к ней, зная, что совершает непростительную ошибку, – зная это, но не в силах остановиться.
– Уходи, – выдохнул он. – Уходи отсюда, Сэнди, пока еще можешь.
Вместо этого она шагнула ближе и по-матерински обвила его руками – как обняла бы его сына!
– Мне жаль, – сказала Сэнди. – Мне жаль, я не знала…
Уго схватил ее за руки в попытке освободиться – ему просто необходимо было установить безопасную дистанцию между ними, иначе он не знал, что сделал бы! Но Сэнди не отпускала его. Она подняла глаза, в которых светилось понимание, когда ему совсем не хотелось, чтобы его понимали!
– Я опасен, – проскрежетал Уго.
Она повела себя удивительно бесстрашно… и глупо – поцеловала его! Хотя любой имеющий глаза понял бы, как он близок к тому, чтобы разрядить эмоции единственным доступным для него сейчас способом.
Уго с жаром завладел ее ртом. Он поднял ее и прижал спиной к стене. Юбка Сэнди задралась, когда он развел ее ноги и обвил ими себя. Он вошел в нее безо всякой подготовки.
Яркие, похожие на молнии ощущения взметнулись в ее душе. Она льнула к его груди, впивалась в губы с такой страстью, что едва заметила, как он, содрогнувшись, извергся в нее со стонами пропащей души. Когда все было кончено, ее ослабевшие ноги опустились на твердый деревянный пол. Потрясенная и ошеломленная, все еще ощущая пульсацию собственного ослепительного разрешения, Сэнди невидящим взглядом уставилась на его грудь с влажными завитками темных волос в распахнутом вороте халата.
И ее вдруг снова охватил ужас. Как она могла опять пойти на поводу у столь примитивных желаний! Сэнди подавила рыдание и словно издали услышала поток итальянских слов, затем хриплые слова оправдания на английском, слова сожаления… Уго подхватил ее на руки и вынес в холл.
Она почувствовала себя в относительной безопасности только в безукоризненно опрятной гостиной. Уго усадил ее в низкое кожаное кресло, затем пробормотал что-то и ушел. У входной двери зазвенел звонок, Уго, должно быть, открыл ее, потому что Сэнди услышала голоса. Потом снова наступила тишина, и минуту спустя Уго, войдя, присел перед ней на корточки и поднес к ее трясущимся губам бокал. Это был бренди, обжегший ей горло. Уго тоже сделал глоток.
– Не знаю, что тебе сказать, – с трудом выдавил он.
Сэнди заставила себя посмотреть ему в лицо. Оно было виноватое и белое, как кресло, в котором она сидела, и еще на нем читалось глубокое отвращение к себе.
– Я выйду за тебя замуж, – прошептала она. – Я выйду за тебя.
– Почему? – В его голосе звучало изумление. Слезы навернулись ей на глаза. Господи, да это же… очевидно! Он вызывает у нее тысячу взаимоисключающих чувств – гнев боль обиду, смущение… желание! Он то холоден то горяч, то безжалостно жесток и в то же время так беззащитен, что у нее разрывается сердце И все это называется одним словом – единственным которое имеет значение. Она все еще любит его, после всех этих лет, после боли, которую он ей причинил. Она любит его независимо ни от чего. И это причиняет ей еще большую боль, потому что она не может сказать ему этого и никогда не скажет.
– Ты нужен Джимми, – произнесла Сэнди, Ты нужен Джимми. И снова они вернулись к тому, с чего начали.
Уго встал. Это было отступление по всем фронтам.
– Да, – сказал он. – Конечно. Я пойду оденусь. Ты можешь без опасений воспользоваться ванной, чтобы… привести себя в порядок.
На нем был темно-синий костюм из дорогой, с шелковистым блеском, ткани, ослепительно белая рубашка и голубой галстук. И весь этот наряд удивительно шел человеку, в которого он превратился.
Чисто выбритое лицо, тщательно причесанные волосы, длинные черные ресницы, скрывающие выражение глаз, и великолепно очерченный рот сдержанного волевого человека. Сэнди пришлось покрепче прикусить губу, чтобы не сказать ни слова. Если Уго оделся так, чтобы легче найти общий язык с Джимми, то он не мог ошибиться сильнее. Ее сын скорее всего будет стоять, благоговейно разинув рот и проглотив язык. Какая уж туг непринужденность! Уго казался ледяным королем, живущим во дворце из стекла, стали и мрамора.
Сэнди поежилась и покрутила на своем пальце кольцо – золотое, с безупречным бриллиантом. Она выбрала его из внушительной коллекции, которую Уго разложил перед ней в гостиной: В промежутке между ее побегом в ванную и их столкновением у гардеробов он успел обзвонить лучших ювелиров и попросить привезти образцы в его апартаменты.
Деньги способны на все. Сэнди снова поежилась. Уго искоса посмотрел на нее, и этот взгляд словно обжег ей щеку. Сидя рядом в машине, они впервые оказались так близко друг к другу, с тех пор как он поил ее бренди. Ни зрительного, ни физического контакта, только редкие слова, которыми они перебрасывались словно сквозь стеклянную стену. Почему? Видимо, потому, что оба слишком далеко зашли, открыв друг другу такие вещи, которые предпочитают обычно скрывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20