Во-первых, просто невозможно перенести всю тяжесть тела на больную ногу, а во-вторых, из-за гипса нога распухла так, что не влезала в стремя.
– Почему бы нам просто не поехать на твоем грузовике? – предложила Сара, отходя от маленькой лошадки.
Однако Мак об этом и слышать не желал:
– Невозможно почувствовать землю, сидя в грузовике.
– Но...
– Я выезжал верхом на пастбище почти каждое утро и не собираюсь отказываться от этого теперь. – Сара видела, как глаза его сузились и на лице появилось упрямое выражение. Одной рукой опираясь на костыль, а другой – на лошадь, он прыжками обошел лошадь и встал с другой стороны. – Тише, малыш, – успокоил он коня, который начал приплясывать на месте, и неуклюже вставил правую ногу в стремя.
– Папа, я думаю, что... – Майкл, не закончив фразы, замолчал и подхватил костыль, который передал ему отец.
Мак схватился за седло, перенеся на стремя всю тяжесть тела, и с громадным усилием перекинул загипсованную ногу через седло.
– Эта штуковина, черт бы ее побрал, тянет на целых двадцать фунтов, – проворчал он, натягивая вожжи, и они с Майклом обменялись гордыми улыбками.
Этого человека, видимо, ничто не остановит, подумала Сара, с легкостью садясь в седло и наблюдая, как Майкл закрепляет костыли позади Мака двумя кожаными ремнями. Она улыбнулась: костыли по обе стороны широкого крупа лошади казались как бы продолжением ног Мака.
– Все в порядке? – поинтересовался тот у Сары. Она кивнула.
Они пустили своих лошадей шагом от конюшни с пристроенным загоном для скота, миновали коровник, полуразваленный стог сена, заметно уменьшившийся за зиму, затем проехали мимо дюжины клеток для кроликов, ярко-зеленого трактора с передними колесами без шин, на мягком сиденье которого валялись ветки и перья. Майкл скрылся за дверью коровника и через минуту вернулся с выздоровевшим годовалым теленком, которого он с трудом тащил за собой на желтой нейлоновой веревке, обвязанной вокруг шеи. В свободной руке он держал ружье. Подойдя к Маку и Саре, он ослабил веревку на шее теленка и протянул отцу ружье. С небрежной легкостью Мак взял ружье и вложил его в потертый кожаный футляр, прикрепленный к седлу двумя серебристыми кольцами.
– Мы вернемся через пару часов, – сказал он Майклу.
– Хорошо. Мне проверить изгородь на восточной стороне Гофер-Дрю или сразу же направиться на запад?
– На запад. И постарайся вернуться к полудню, чтобы сменить Якоба на автозаправке.
Майкл помахал им рукой и легким, неторопливым шагом пошел в конюшню седлать своего коня. Он надвинул шляпу почти на глаза, в точности подражая отцу. Мак тряхнул поводьями, и Джастис медленно тронулся вперед, подгоняя теленка. Лошадка Сары покорно и легко потрусила рядом по проторенной дорожке. Они проехали скошенный луг, который простирался за домом, и поскакали дальше, в открытую степь. Сара ехала молча, наслаждаясь ритмичным движением лошади, тем необыкновенным и удивительным движением, присущим только лошадям, по которому за долгие годы она так соскучилась. Джастис подгонял теленка, не давая ему щипать по дороге траву. Пришпорив свою лошадку, Сара поравнялась с Маком.
– Для чего тебе ружье? – спросила она. – Чтобы защищаться от воров?
– Нет, от змей.
– Ты имеешь в виду настоящих змей? – спросила Сара полушутя, но при этом неловко заерзав в седле.
– Угу. Или чтобы пугать волков, которые часто беспокоят наших телят. Или подать сигнал, когда попадешь в беду, – Мак пожал плечами, – это очень удобно.
Сара удовлетворенно похлопала свою лошадку по спине. Но на всем пути они не встретили ни одной живой души, кроме грязно-серого кролика, который мчался с огромной скоростью, и пустынность этих мест снова поразила ее. Никакого стада не было видно, и Сара с любопытством поинтересовалась:
– А сколько у тебя голов скота?
– Примерно двести пар.
– Пар?
– Имеется в виду корова-мама и теленок.
– А быки-папы не считаются?
Он посмотрел на нее, широко улыбаясь:
– Нет необходимости держать много быков, чтобы сделать коров счастливыми.
Она улыбнулась ему в ответ.
– Значит, не считая нескольких очень занятых быков, у вас всего четыреста голов скота?
– Да, примерно. На сегодняшний день, во всяком случае. Я недавно начал заниматься разведением новой породы. Их у меня уже тридцать восемь голов.
По тому, как он говорил, Саре стало ясно, что он очень гордится своей новой породой. Она смутно припомнила больших белых коров, привезенных, кажется, из Франции. Из Франции или нет, но четыреста тридцать восемь коров – это не так уж много. Может быть, ранчо и не такое огромное, каким она его представляла.
– А сколько у тебя земли?
– Четыре тысячи акров.
– Что?! – Сара удивленно уставилась на Мака. – Ты шутишь?
– Я еще сдал в аренду тридцать пять тысяч акров. – Он сказал это как бы между прочим, словно в этих астрономических цифрах не было ничего необычного.
– Ничего себе! – Сара продолжала удивленно качать головой, и при этом ее волосы, собранные в конский хвост, раскачивались из стороны в сторону. – Да это же целый штат Вайоминг!
– Не совсем, – рассмеялся Мак, – и вообще, на каждую корову необходимо иметь более ста акров земли. – Так как Сара все еще взирала на него с недоверием, он добавил: – Посмотри вокруг, это еще не Кентукки.
– Но ради Бога, скажи, как ты умудряешься следить за всеми коровами на таком огромном участке?
– Ну, прежде всего, они не разгуливают по всей территории. У нас есть ограждения, которые тянутся на несколько миль, и мы каждый месяц меняем место выпаса. В этом месяце, например, стадо этого маленького теленка находится не очень далеко от дома, поэтому ему не придется долго добираться.
И действительно, проехав около пятнадцати минут вдоль колючей проволочной изгороди по направлению к северу, Сара увидела темно-рыжих телят с белыми мордочками. Большинство из них щипали траву и упорно ее жевали, остальные лежали или в тени высоких кедровых деревьев, или на открытом пространстве, подобрав под себя ноги. Мак и Сара подъехали к поржавевшим от времени воротам из железных труб. Мак наклонился, чтобы поднять задвижку. Ворота распахнулись, и они проехали внутрь. Мак плотно закрыл ворота за собой. Они углубились, в ближайшую группу коров примерно на сто ярдов, и там Мак остановил свою лошадь. Он отстегнул от седла костыли и осторожно слез с коня, который терпеливо и стойко сносил все его неуклюжие движения. Когда он шел к теленку, резиновые наконечники костылей полностью утопали в грязи.
– Ну, вот ты и дома, мой мальчик, – Мак похлопал теленка по спине. Этого годовалого теленка только что отняли от коровы и готовили на продажу, как и остальных рожденных в этом году. – Слезай, – сказал он Саре, – мне надо немного передохнуть. К тому же придется придумать какое-то стремя: от этой гипсовой гири начинает чертовски болеть нога.
Сара спешилась, привязала лошадь к ветке кедра, где уже был привязан Джастис, и села рядом с Маком на плоский валун. От непривычки у нее заболели бедра, и она почувствовала, как напряглись те мышцы, которые давно не давали о себе знать. Так же как и Мак, она тяжело вздохнула, вытягивая ноги. Становилось теплее. Сара сняла куртку и повязала ее вокруг пояса, лениво наблюдая за теленком, который нетерпеливо бежал к своему стаду. Она видела неровно выбритое место на передней ноге, где была рана. Ей вдруг захотелось своими собственными глазами посмотреть, как ветеринар лечил днем раньше этого малыша.
– Я не говорила тебе, что хотела стать ветеринаром? – спросила она после долгого раздумья. – Я имею в виду, в тот день, когда рассказывала о своей жизни?
– Нет, что-то не припомню.
– А ведь хотела. Это было моей основной специализацией в колледже.
– В самом деле? Специалист по собакам и кошкам или по коровам и лошадям?
– По крупному рогатому скоту, – многозначительно ответила Сара, – можешь не сомневаться. В детстве я была помешана на лошадях. У моих родителей имелась небольшая ферма на западе Денвера, они подарили мне лошадку, когда мне было двенадцать лет, гнедую кобылу. – От этих воспоминаний ее лицо озарилось нежной улыбкой. – Я выезжала рано утром, как сегодня. Когда я оглядываюсь назад, кажется, что тогда все время было лето. Я ездила верхом часами. И мне очень нравилось скакать по равнинам. – Сара стянула с головы кепку, захватив и ленту для волос, и руками пригладила волосы. – Эти равнины простирались до бесконечности, и мне никогда не удавалось добраться до конца прежде, чем я успевала проголодаться. Я возвращалась поздно, к ужину, – загорелой, вспотевшей, впитавшей в себя запах лошади.
– Продолжай, – сказал Мак тихим голосом, боясь нарушить поток ее слов.
Сара пожала плечами. Она была не в состоянии вспомнить больше двух-трех обрывков прошлого, застывших во времени подобно черно-белым фотографиям.
– Я помню, как писала в дневнике, что стану ветеринаром, что у меня будет полная конюшня лошадей – арабских, если память мне не изменяет. Я очень хотела иметь большое ранчо – настоящее, не похожее на маленькую ферму моих родителей, где держат кур и выращивают кукурузу. И еще я хотела выйти замуж за ковбоя, похожего на Зейна Грея.
Мак рассмеялся оттого, как она растянуто произнесла свои последние слова:
– А мне казалось, что твой муж – учитель английского.
– Ты прав. – Она задумалась о Греге – с редеющими волосами, с карими, красивыми, как у лани, глазами, с его отутюженными костюмами и страстью к классикам. Он был настолько далек от ее воображаемого героя, что просто не шел с ним ни в какое сравнение.
– Но как же это получилось? Звучит так, словно ты сбилась с пути.
– Я вышла замуж за своего учителя литературы в колледже. Мы с первого взгляда полюбили друг друга и поженились сразу же, на каникулах. Я тут же забеременела, и мне пришлось оставить колледж и... – Сара нахмурилась, – ну, просто у меня ни на что не оставалось времени. Лаура, когда была маленькой, болела астмой, и для нас это был тяжелейший период. Когда Лаура пошла в школу, мы нуждались в деньгах, и я нашла работу секретаря на полставки в одной из телефонных компаний. Потом были распродажи кондитерских изделий, участие в различных общественных собраниях и эти ужасные чаепития на факультете... – Она тяжело вздохнула, внезапно почувствовав раздражение от своего рассказа. – Короче говоря, вместо того чтобы быть женой ковбоя, я стала женой профессора в одном из старейших и прекраснейших университетов Денвера, где питалась маленькими сандвичами с обрезанными корочками. – Она замолчала и встряхнула руками, будто хотела сбросить с себя эти тяжелые воспоминания об угнетающих официальных чаепитиях. Сара выдавила из себя улыбку: – Хотя мне очень нравились эти сандвичи.
Мак не поверил ее улыбке. Он почувствовал напряжение в ее голосе, когда она рассказывала об этом периоде своей жизни, и мечтательность, с которой она вспоминала о детстве, проведенном с лошадьми. Ее речь потеряла заученную отточенность и четкость, Сара стала произносить слова протяжно, нараспев. Мак все еще слышал в ее голосе тоску по несбывшимся мечтам, которую не смогли заглушить все эти годы. Он наблюдал, как она смотрела вдаль, как ветер играет ее волосами, развевая и запутывая их еще больше. Глядя на нее на фоне голубого, ясного неба с белыми легкими облаками, он ясно представил себе маленькую девочку, галопом скачущую по бесконечным лугам. Было очевидно, что Сара, несмотря на аристократическую внешность, принадлежала земле так же, как и он. Как могло случиться, что она так далеко ушла от своей судьбы? – удивлялся Мак. Как могло случиться, что ей, любящей скакать по бескрайним полям на своей гнедой, пришлось в конце концов ограничиться путешествием на грузовике? Его охватило непреодолимое желание поймать в кулак гриву ее роскошных волос и привлечь к себе, покончить с ее постоянными, беспокойными поездками, посадить рядом с собой, крепко обнять и не отпускать до тех пор, пока она не перестанет сопротивляться и не будет умолять оставить ее здесь, рядом с ним. Ему хотелось поймать ее губы, почувствовать, как они раскроются, когда он прижмется к ним; хотелось знать, что Сара пробудет с ним долго, достаточно долго, чтобы он успел запомнить форму, ощущение и вкус ее губ. Но вместо этого Мак схватился за костыли.
– Нам лучше вернуться, – сказал он резко, чего и сам не ожидал, – у меня еще куча дел дома.
Сара кивнула, подождала, пока он взберется на лошадь, чтобы привязать его костыли к седлу, и легко вскочила в седло. Мак поймал себя на том, что восхищается ее умением ездить верхом, той грацией, с какой она сидела в седле. У Сары была своя, особая связь с лошадьми. Когда они вернулись в конюшню и Сара попросила разрешения почистить лошадей, Мак без колебания доверил их ей. И когда, заменив колеса на тракторе, он вернулся в конюшню, обе лошади сияли чистотой и смирно стояли в своих стойлах.
– Что ты сделал с Джастис? – изумленно спросил у отца Якоб, когда они вдвоем заменяли в загоне ограду, которую лошадь почти перегрызла своими крепкими зубами.
– Это не я, а Сара, – ответил Мак, держа в зубах гвоздь. – Это она почистила и Джастис, и Патчиз. – Он выплюнул гвоздь, приставил его к доске и забил тремя точными ударами молотка.
– Как ты думаешь, нельзя ли попросить ее остаться у нас еще на пару деньков? – спросил вдруг Якоб. И в ответ на удивленный взгляд отца добавил: – Я серьезно. Было бы очень удобно, если бы она осталась.
Тут до них донесся голос Сары.
– Ужин готов! – позвала она нараспев. – Пора ужинать!
– Теперь ты понял, что я имел в виду? – улыбаясь, спросил Якоб у отца. – Очень удобно.
Маку пришлось с этим согласиться, когда они с Якобом минуту спустя прошли на кухню и он кинул шляпу на холодильник. От запаха жареной курицы и перца чили у него потекли слюнки. Стол ломился от блюд: размягченные маисовые лепешки, разогретая фасоль, томаты, тарелка с мелко нарезанной сочной, поджаристой курицей.
– Ого! Вы только посмотрите! – раздался из гостиной голос Майкла. Мак и Якоб переглянулись и с неохотой направились к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20