ростом они оба были выше ее, да и сложены покрепче.
– Возьмите его под руки с обеих сторон, – скомандовала Сара, – чтобы Мак перенес всю тяжесть на ваши плечи и освободил свою больную ногу.
Мак сразу же запротестовал:
– Нет-нет, мы сами справимся. Я только дозвонюсь до одного из своих соседей, и тогда...
– Похоже, что все они на собрании скотоводов, и, кроме того, я все равно направляюсь в Датч-Крик, – улыбнулась она. – Я просто высажу тебя на стоянке перед больницей, даже не сбавляя скорости.
В ответ Мак слабо улыбнулся.
– Ну, если так, спасибо.
– Будешь благодарить, когда мы тебя поднимем. Не думаю, что это будет так просто. Готовы, ребята?
Сыновья боялись причинить отцу боль, но тем не менее решительно присели возле него. Мак положил руки им на плечи, и мальчишки медленно встали. Сара услышала, как пострадавший заскрежетал зубами, когда нечаянно двинул поврежденной ногой в тяжелом ботинке. Он побледнел, и его подбородок задрожал.
– Ты в порядке?
Мак глубоко вздохнул.
– Пошли, – процедил он сквозь стиснутые зубы.
Где волоча ногу, где подпрыгивая, Мак, опираясь на ребят, добрался до грузовика, и Сара открыла им дверцу. Мак поставил здоровую ногу на подножку автомобиля и боком повалился на сиденье.
Майкл едва не заплакал при виде отца, который медленно, спиной продвигался в кабину, с трудом подтаскивая поврежденную ногу.
– Майкл, – обратилась Сара к мальчику в надежде отвлечь его, – поищи что-нибудь мягкое, чтобы подложить под больную ногу. Если ее положить повыше, она не так распухнет.
– Могу принести подушки с тех стульев у стойки, – сказал Майкл, приходя в себя.
– То, что надо. А насчет отека... может, нам попробовать разрезать ботинок?
– Не трогайте! – невольно вырвалось у Мака. Сара посмотрела на тяжелый ботинок, сделанный из добротной кожи, хотя и очень поношенный.
– Никому не позволю разрезать мой ботинок! – сказал Мак, сильно встревожившись. – Брось подушки на пол, Майкл, и мне так будет легче. – Мак продвинулся назад почти до самого руля, развернув ноги к двери. Майкл набросал ему под ноги холщовых подушек, и Мак медленно положил на них свою больную ногу, выпрямляя ее настолько, насколько позволяла тесная кабина грузовика. Правую же он согнул в колене и подтянул к себе, чтобы Сара смогла захлопнуть дверцу. – Майкл, последи за станцией, – крикнул он в окно, – а ты, Якоб, убери стойло Джастина, а потом прими душ.
– Можно мы поедем с тобой? – с тревогой спросил Майкл. – Мы поместимся в вашем фургоне.
– Нет никакого смысла торчать в больнице. Тем более что дальше приемной вас все равно не пустят. Я постараюсь позвонить вам, как только доеду и найду кого-нибудь, кто смог бы подбросить меня обратно домой.
– Но...
Мак продолжал, словно не слыша:
– Меня не будет всего пару часов. Мне наложат гипс, сунут в руки костыли, и я успею вернуться домой и приготовить ужин на скорую руку. Так что не волнуйтесь. По дороге назад я прихвачу парочку пицц. Договорились?
– Ты позвонишь? – спросил Майкл, встав на подножку грузовика и прильнув к окну кабины.
– Конечно. – Мак протянул руку из окна и взъерошил сыну волосы. – А ты позвони в больницу и сообщи о нас, чтобы они нашли доктора. Ты готова, Сара?
Она быстро села за руль, но, чтобы захлопнуть дверцу, ей пришлось всем телом прижаться к Маку.
– Тебе хватает места? – Он постарался чуть-чуть подвинуться, но по тому, как он охнул, она поняла, насколько тяжело ему это дается.
– Сиди спокойно, я только пристегну ремни. – Сара неловко стала шарить за его сиденьем, пока ей не удалось вставить металлический конец ремня в замок, который упирался в бедро Мака. При этом она задела рукой его джинсы. От смущения ее пальцы одеревенели и к щекам прилила краска.
Заводя мотор, она протянула руку, чтобы поправить зеркало заднего обзора, но остановилась на полпути. Сейчас нет времени для этого. Надо торопиться. Условностями можно пренебречь. Сара резко повернула ключ зажигания и, дав задний ход, выехала из гаража.
Мак помахал рукой мальчикам, которые с понурым видом стояли у ворот, пока Сара выводила грузовик на шоссе, стараясь объезжать все рытвины, чтобы машину не трясло. Как только они скрылись из виду, она почувствовала, как Мак тяжело навалился на нее. Он весь скрючился от боли.
– Черт, – выдохнула она, вдруг осознав, что он бодрился только ради детей. – Далеко до Датч-Крика?
– Сорок миль.
– Я поеду быстрее.
Некоторое время они ехали молча. Единственным звуком был рев мотора, так как она увеличила скорость до предела. Ручка дверцы упиралась Саре в бок, и ей пришлось немного отодвинуться. От этого незаметного движения она оказалась вплотную прижата к Маку.
– Извини, – сказала Сара.
– Все нормально. – Он явно старался держать себя в руках. – Послушай, нам придется ехать так минимум сорок пять минут. Давай попробуем сесть поудобнее. – Он положил руку на спинку сиденья позади нее, чтобы она могла расправить плечи. – Теперь обопрись на меня, а я на тебя, и так будем поддерживать друг друга.
Сара пыталась расслабиться, но его прикосновения подействовали на нее совсем по-другому: она вся напряглась. Ощущение его руки, так близко лежащей у ее шеи, его пальцев, почти касающихся ее плеч, – все говорило о том, как ей уютно и хорошо возле него.
– Ну, так я весь внимание...
Сара была настолько поглощена этими странными ощущениями, которые испытывала сейчас, что голос Мака заставил ее вздрогнуть.
– ...мы могли бы узнать друг друга получше. Расскажи мне что-нибудь о Саре Шепперд.
– Мне сорок три, – начала она, убрав прядь волос с лица и заправив ее за ухо. – Выросла на ферме в окрестностях Денвера. Вышла замуж рано, овдовела четыре года назад. Есть дочь Лаура, ей двадцать четыре.
Она остановилась. Более чем двадцать лет ее жизни уместились в нескольких словах. Чувствовалось, что Мак хотел услышать кое-что еще, но Сара не могла ничего добавить. Вышла замуж, овдовела, один ребенок. Вот и вся жизнь Сары Шепперд.
– И это все? Самая короткая curriculum vitae, которую мне когда-либо приходилось слышать.
Она улыбнулась.
– Хочешь удивить меня своим латинским, да? Ты напоминаешь мне одного профессора, друга моего мужа. В разговоре он частенько любил использовать латинские изречения.
– Эту привычку я перенял от моего старого английского профессора Вайомингского университета.
Она с удивлением взглянула на Мака.
– Вайомингский университет? Не имеешь ли ты в виду Сайреса Беннингтона?
– Только не говори, что знаешь Сайреса.
– Знаю ли я его? Только что я провела два дня у него в Чейеннах. Он был близким другом моего мужа, профессора Денверского университета.
– Не может быть! – воскликнул Мак. – Мы с ним подружились еще в колледже. А сюда он приезжает каждый август на неделю или больше и продает эти английские водительские кепки фирмы «Стетсон». Курит вместо трубки дешевые сигары и изображает из себя ковбоя.
– Не могу себе представить! – засмеялась Сара. – Сайрес – и эта его тайная жизнь. Он никогда не говорил ни о чем подобном.
– Тесен мир. Не правда ли? – улыбнулся Мак. При этом морщины вокруг его глаз стали еще глубже, и Сара вдруг поймала себя на том, что ей больше всего хотелось смотреть на него, а не на дорогу.
– Теперь, когда мы выяснили, что мы почти родственники, – сказал он, – я думаю, ты могла бы рассказать о себе и побольше.
Она покачала головой.
– Эта история настолько скучная, что ты сразу же заснешь.
– История женщины с ангельским личиком, путешествующей в одиночестве на грузовике по дорогам Канады? Я так не думаю.
Она чувствовала, как он пристально вглядывается в нее, и от этого ее сердце билось еще сильнее.
– По правде говоря, – продолжил он, – если бы я смог заснуть, я был бы тебе благодарен. И благодарен вдвойне, если бы ты меня не будила, когда мы приедем в больницу. Особенно в тот момент, когда они со мной будут что-то делать.
Чувство вины пронзило ее. Если она начнет рассказывать о себе, он хоть на время забудет о своей боли. А ради этого она готова говорить до самого Датч-Крика.
– Ты хочешь услышать всю историю моей жизни?
– Начни с того момента, когда ты отправилась в путешествие. – Мак положил голову на спинку сиденья и закрыл глаза. – Как долго ты путешествуешь?
– Два года.
– Два года?! – Он открыл глаза и бросил на нее быстрый взгляд, при этом его нога сдвинулась, и он ощутил резкую боль. Осторожно уложив ногу на груду подушек, Мак продолжил: – Я думал, что пару недель, не больше.
– Нет, два года.
– И ты в течение двух лет путешествуешь по стране и живешь в своем фургончике?
Она кивнула.
Мак устроился на сиденье поудобнее, словно ребенок, ожидающий интересную историю.
– О'кей! Начни с начала.
Начало? Она сама не знала, где оно, это самое начало. Может быть, то время, когда ее жизнь с Грегом стала казаться ловушкой, а не браком? Когда готовка, стирка, уборка – словом, вся домашняя работа – затягивали ее, словно в омут, и она не знала, как оттуда выбраться?
– Я думаю, подобные мысли посетили меня, когда Лаура окончила колледж. – Сара крепко ухватилась за руль, пытаясь мысленно как-то собрать осколки своей прошлой жизни. – К тому времени мужа уже не было в живых, и я чувствовала себя очень одинокой. Жила совсем одна в пустом доме... – Ее голос стал звучать напряженнее. – Этот дом, этот фарфор, с которого приходилось вытирать пыль каждую неделю, этот длиннющий ковер в зале, который постоянно нужно было пылесосить, эти жалюзи с металлическими планками, с которых ряд за рядом нужно было стирать все до последней пылинки... – Она прервала свой рассказ, уловив взгляд Мака, полный любопытства. – В конце концов, когда Лаура окончила колледж, я сказала себе: «Все, хватит!» Я распрощалась с ролью провинциальной домохозяйки. Продала дом, газон со стогом сена, фарфоровый сервиз. Я все продала, ты не поверишь. Все, до последней мелочи. – Она улыбнулась. От самой мысли, что она избавляется от уз прошлого, ей дышалось легче и свободнее. Двадцать два года прошли в хаосе.
Мак смотрел на Сару и старался понять ее. У него самого все еще хранились веселые значки бойскаутов, первый зуб Якоба, рюкзак отца времен второй мировой войны. Все эти вещи составляли суть его жизни, его основу, его характер. Эти предметы можно было потрогать, при прикосновении к ним вся прошлая жизнь всплывала у него в памяти, а это невозможно продать на аукционе.
– Не могу поверить, – сказал он, – не могу всему этому поверить. Не могла же ты продать детскую книгу своей дочери?
– Конечно, нет.
А! Он знал это!
– Я ее отдала.
– Что?!
– Все вещи личного характера я передала Лауре. Передала следующему поколению, можно сказать. Эти вещи важны для Лауры. Все, что я взяла с собой, – это пара обуви, несколько пар джинсов, минимум посуды, плейер... – Она замолчала и призадумалась. – Вот и все. Да еще мой цветок клеоме.
– Мещанская роскошь.
Она засмеялась.
– Я еще умудряюсь сохранить его.
Мак, не обращая внимания на пульсирующую боль, внимательно рассматривал женщину, сидящую возле него, которая смогла изменить свою жизнь до неузнаваемости.
– Ты хочешь сказать, что с тобой никто не разделяет место у костра? Что у тебя нет коллекции спичечных этикеток из разных диковинных мест, таких, например, как Свиттус-Техас? Или сумки, где хранится недовязанное покрывало?
Она покачала головой.
– Я много читаю.
– Хм... – Мак рассеянно почесал затылок. Чем больше она рассказывала о себе, тем больше ему хотелось узнать о ней. – Итак, ты все продала, села в свой грузовик и направилась... куда?
– Тогда для меня это не имело значения... Теперь, я думаю, тоже. По правде говоря, я направлялась на запад, но, очутившись на перепутье, свернула направо, так как в левой стороне было очень интенсивное движение. А право означало север. Была середина июля, стояла невыносимая жара, поэтому я все время держала курс на север. Сначала Сиэтл, Британская Колумбия, потом северные штаты Миннесота, Нью-Йорк, Мэн, доехала до Бар-Харбора, затем повернула на юг, так как наступали холода. К ноябрю уже была где-то около Джорджии. Ту зиму я провела на юге, отдохнув от снега, затем, когда потеплело, снова направилась на север. Все происходило словно по замкнутому кругу.
– Такое впечатление, что ты рассказываешь о стаде, которое перегоняют с места на место.
– Да, похоже, – засмеялась Сара.
– Но стадо перемещается в поисках пищи, травы. Ну а ты? Зачем ты переезжаешь с места на место? – Он внимательно смотрел на нее, а она в свою очередь не сводила глаз с дороги, вслушиваясь в скрип колес.
– Это неважно. Я не преследую никакой цели. – Ее голос звучал уверенно. Он догадывался, что она уже задавала себе этот вопрос раньше. – Пока мне не придется заполнять список очередных неотложных дел, пока я жива, я счастлива. Никакого распорядка дня, необходимости выполнять что-то, никакой ответственности, никого, кто бы зависел от меня.
– А как насчет дочери? Как может разместиться семья в этом фургончике, предназначенном для одного человека?
– Лаура? – вздохнула она. – Лаура уже взрослая женщина. У нее есть хорошая работа, собственная квартира. Ну а мою жизнь она воспринимает как личное оскорбление.
– Она тебя не одобряет?
– Мягко сказано. Она считает меня чокнутой, у которой кризис среднего возраста. А я всегда взрываюсь, когда она начинает ко мне придираться. По ее мнению, мое место – около плиты.
– Понятно, – уклончиво произнес Мак. Чувствовалось, что он устал.
– Что ты хочешь этим сказать? – Она прищурилась от яркого солнечного света. – Ты тоже считаешь меня чокнутой?
– Я не говорил этого, – увильнул он, – но ты должна понять, что это не твой стиль жизни.
– Неужели тебе не хотелось послать все это к черту, – произнесла она, обведя рукой окрестности Вайоминга, – неужели не хотелось просто отправиться в тропики?
Хотелось ли ему когда-нибудь бросить все это? Мак призадумался над ее словами. Было время, когда его оставила жена и он безмолвно сидел за ужином, глядя на своих мальчишек, еле сдерживающих слезы и пугающихся каждого звука;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20