https://wodolei.ru/brands/Villeroy-Boch/
Еще немного - и оно станет для нас с тобой общим.
Эсфирь ничего не оставалось сделать, как согласиться - Артаксеркс слишком редко кого-то о чем-то просил, обычно он - указывал и повелевал, но с ней время от времени он становился ласковым или шаловливым, как ребенок.
После первых же строк от лица стражников-стариков, которые якобы стояли у ворот и с нетерпением ожидали известий об исходе битвы, Эсфирь быстро уловила нужный ритм и заметила, как Артаксеркс в такт стихов даже незаметно кивает головой.
"И в строю корабельном, и в конном строю, и в рядах пехотинцев, потоком сплошным, уходили бойцы на битву", - читала Эсфирь, возвышая голос и чувствуя собственное нарастающее сердцебиение, потому что она уже знала, что скоро начнутся такие безжалостные для персидской гордости строки, что Артаксеркс в гневе может позабыть о том, что сам только что заставил произносить их вслух.
"Это мне в наказание за то, что я похвалилась царю своими успехами в иноземных языках и хотела тем самым ещё больше понравится в его глазах и найти благоволение, - в смятении думала Эсфирь. - Я так хочу, чтобы мой царь больше всех, всегда, до конца жизни любил меня, только меня одну, и чтобы наше счастье никогда не кончалось... Хоть бы ему теперь стало скучно меня слушать и тогда не придется читать то место, где подробно описан разгром персидского войска на море и на суше, зачем я буду лишний раз расстраивать его"?
Но Артаксеркс слушал очень внимательно, не прерывая, и лишь только один раз переспросил:
- Повтори ещё раз, кто написал все эти звучные слова?
- Эсхил, родом из Элевсина, - ответила Эсфирь. - Говорят, он сам участвовал в этих сражениях, а потом описал увиденное. Он и теперь, должно быть, ещё жив.
- Как - жив? Ах, да, у них, у островитян, все может быть. Читай мне дальше, до самого конца.
Когда Эсфирь дошла до того места, где появляется вдовствующая царица Атосса, и постаралась говорить на разные голоса, чтобы передать диалог царицы с хором стражников, она увидела, что Артаксеркс смотрит на неё с особенной любовью и любуется игрой её голоса.
"Кто же вождь у них и пастырь, кто над войском господин?" - спрашивала Атосса.
"Никому они не служат, не подвластны никому."
"Как же сдерживают натиск иноземного врага?"
"Так, что Дариеву даже погубить сумели рать."
Эсфирь подняла на царя свои большие, лучистые глаза и заметила, что тот сразу же слегка переменился в лице и взгляд его сделался недоумевающим и надменным.
"Боже, что же тогда будет дальше? - подумала она в страхе. - Ведь это только самое начало и я ещё даже не дошла об известии о поражении, не говоря об описании, как бьются о скалы и качаются на волнах тела мертвых персов."
Но тут в трапезную, как всегда, запыхавшись, вбежал главный царский вестник, Авагф, кому доверено было сообщать царю важные новости.
- Во дворец только что прибыла вдовствующая царица Аместрида, мать нашего владыки, - с придыханием выговорил Авагф.
- Вот как? Значит, она все же приехала? - удивился Артаксеркс, поднялся со своего ложа, и лицо его сделалось испуганным, как у провинившегося мальчишки. - И она уже здесь? Распорядитесь устроить её и всех её слуг наилучшим образом в комнате для гостей и скажите, что я приму её в тронном зале.
Эсфирь с радостью отложила в сторону свиток и тоже встала.
- Не знаю, как начет загробной тени Дария, и тени царицы Атоссы, но, похоже, твое чтение вызвало дух моей матери, а это сделать на редкость трудно, - мрачно усмехнулся Артаксеркс, и Эсфирь увидела, как сильно царь взволнован новым известием, разом затмившем и поглотившем все остальное...
2.
...подобно грозовой туче.
Гонец из Персиполя ещё несколько дней тому назад принес в Сузы известие, подобное грозовой туче, что во дворец со своими слугами направляется мать Артаксеркса, вдовствующая царица Аместрида, и едет исключительно с целью самолично познакомится с той, кого её сын решил в скором времени объявить законной супругой и царицей трона.
Больше года Артаксерк не видел матери, он вообще редко вспоминал о её существовании, но теперь отчего-то заволновался. Скорее всего потому, что в душе он до сих пор несколько побаивался суровой Аместриды, которая, по слухам, безраздельно властвовала теперь над бывшим гаремом Ксеркса в Персеполе, устроив среди стареющих наложниц царя тюремный режим и вымещая на них прежнюю свою ревность и обиды.
Но Артаксеркс не вмешивался в жизнь матери и не отнимал у неё последних радостей, пусть даже и весьма своеобразных. Мало того, ему неоднократно в осторожных и витиеватых выражениях докладывали наблюдатели в Персеполе, что Аместрида и дня не может прожить без пива или крепкого вина, и если к вечеру вдовствующая царица не напивалась до полного бесчувствия, то была особенно страшна в неправедном, чисто женском гневе, во что легко было поверить, зная её нрав.
Артаксеркс понимал, что его мать способна на любые, самые непредсказуемые выходки, и будучи от природы наделен осторожностью, старался держаться от неё подальше. Более всех своих сыновей Аместрида была пристрастна к своему первенцу, Дарию, и Артаксеркс знал, что в глубине души мать никогда не сможет простить его за убийство старшего брата, пусть даже и праведное, в отместку за отца. Тем не менее Аместирда все равно будет ему мстить до конца своих дней, коварно и изощренно.
Трудно теперь сказать, как относилась Аместрида к своему мужу, к Ксерксу, особенно в конце жизни, когда тот почти что совсем отдалил от себя супругу и не желал видеть её возле себя по месяцу и дольше. Одно было известно доподлинно - всю жизнь Аместрида продолжала исступленно, до страсти ревновать своего мужа к многочисленным женам и наложницам, и терзалась по этому поводу настолько сильно, что до сих пор не могла унять своего гнева на женщин, чья красота давно померкла и впереди остатка жизни ушла ушла в небытие.
Но особенно всем запомнилась история ревности Аместриды к супруге родного брата Ксеркса - события эти потом ещё долго шепотом пересказывали во дворце и даже до сих пор время от времени вспоминали с заметным содроганием.
История эта началась, как и многие другие, когда любвеобильный и своенравный в любых своих прихотях Ксерск, влюбился в жену своего родного брата Масисты, в красавицу из Бактрии, где брат царя был назначен сатрапом. Но Ксеркс не смог добиться от супруги Масисты взаимности, и тогда он задумал устроить свадьбу своего старшего сына Дария с дочерью прекрасной бактрианки, чтобы таким образом иметь возможность сблизиться с матерью. Но все получилось иначе: на свадьбе Ксеркс почувствовал страсть к своей молоденькой невестке и вскоре за дорогие подарки уговорил её на сожительство, разумеется, втайне от своего старшего сына.
Аместрида одна из немногих знала, что происходит в спальных покоях Ксеркса, но терпеливо дожидалась своего часа для возмездия, хотя такая сдерженность стоила ей немало новых седых волос. Но во время ежегодного пира по случаю дня рождения царя, когда Ксеркс исполнял любые, самые немыслимые и безрассудные желание своих ближайших родственников, раздаривая дома, города и целые области, Аместрида, потупив глаза, попросила отдать ей в подарок супругу Масисты, которую считала главным своим врагом и источником всех бед - она потребовала от мужа сопреницу себе на растерзание, и получила ее...
Ярость Масисты была так велика, что он бежал после пира из дворца в свою сатрапию, чтобы поднять там восстание против царя и царицы, но Ксеркс приказал догнать брата, и убить его вместе со всеми сыновьями, сопровождавшими его в пути. Аместрида же потом даже похвалялась, как ловко удалось с её помощью одним разом избавиться от Масисты, его жены и всех его выродков, от которых в любой момент можно было ожидать беды заговоров против трона. Впрочем, тогда она была ещё совсем молода и полна сил, не то что теперь...
Первая встреча Аместриды с сыном заняла всего несколько мгновений и, судя по выражению лица вдовствующей царицы, не самых приятных в её жизни. Весь следующий день Аместрида провела в постели, отказываясь от еды и поддерживая силы исключительно горячим вином с медом, а на следующий день высказала желание встретиться наедине с будущей царицей, чтобы задать ей несколько вопросов.
Понимая, что его мать способна на любые необдуманные речи и поступки, Артаксеркс несколько устрашился встречи двух женщин и послал вместе с Эсфирь двух своих евнухов. Но, по их словам, Аместрида вела себя довольно вяло и безучастно, и уже после нескольких первых фраз потеряла к Эсфирь всякий интерес. Еще евнухи в осторожных выражениях заметили, что лицо вдовствующей царицы последнее время стало от вина ещё более темным и нездоровым, чем прежде, хотя на нем по-прежнему почти что не было морщин, так как Аместрида с усердием пользовалась всевозможными натираниями и омолаживающими мазями, преимущественно, египетского изготовления. Но все же было похоже, что Аместрида осталась недовольной выбором царя, судя по тому, что на протяжении всей встречи с её губ не сходила презрительная улыбка.
После этого Аместрида ещё на два дня заперлась в спальных покоях специального дома для гостей со своей дальней родственницей, которую повсюду возила за собой в качестве няньки и провожатой, и они вместе утешалась сплетнями и крепким вином.
Зная характер матери, выжидающей, чтобы он первым к ней пришел, Артаксеркс сделал вид, что Аместриды для него вообще не существует, и лишь приказал своим слугам доставлять в её покои хорошее вино из царских кладовых и изготавливать для неё любые кушания, какие царица пожелает.
Но накануне обявленного отъезда, вечером, Аместрида все же самолично пришла во дворец к царю и всякому было заметно, что она так сильно пьяна, что нетвердо держится на ногах и говорит с отдышкой.
- Нет, не ожидала я, никак не ожидала, что твоя непокорность зайдет так далеко, Артаксеркс, - сказала Аместрида, с трудом ворочая языком. Хотя ты всегда был самым тихим, но в тоже время и самым хитрым из моих сыновей, и любил делал то, чего от тебя никто не ожидал...Вот Дарий был другим - он всегда ходил более прямыми путями, да и Виштапса был более податливым к слову отца и матери, чем ты, Артаксеркс.
Уже одно то, что Аместрида осмелилась заговорить вслух о старших братьях - убийцах и заговорщиках - было такой чудовищной дерзостью с её стороны, что Артаксеркс с трудом удержался на месте и сохранил на своем лице спокойствие. После кровавых событий, связанных с его воцарением на трон, он никогда не слышал, чтобы имена Дария и Виштапсы кто-либо при нем произносил вслух. Но теперь Артаксерксу нужно было дослушать, что хочет сказать Аместрида, потому что он знал, что ещё долго, много лет, а может быть - и никогда в жизни может её больше не увидеть у себя во дворце. Лишь такие важные события, как смерть кого-либо из наиболее знатных родственников или предстоящий свадебный пир царя могли на короткое время оторвать Аместриду от забот в её любимой тюрьме - персипольском гареме. Теперь же таким делом для вдовствующей царицы стала Эсфирь, и Аместрида хотела говорить об этом, выпив для храбрости, наверное, целый кувшин вина.
-...Да, все всегда делал по-своему, - продолжала Аместрида. - У твоего отца, а также у отца твоего отца, Дария Великого, было много, очень много жен и наложниц - столько, сколько тебе, Артаксеркс даже и не снилось, они-то знали толк в женщинах! Но чтобы стать царем и утвердиться на троне, Дарий все же женился на Атоссе, дочери Кира, а заодно взял себе в жены всех женщин из гарема Камбиза, а позднее - и Гауматы. Это был поступок настоящего царя! Хотя не следует забывать, что до этого Дарий уже был женат на дочери Гобрия и имел от неё трех сыновей. Но Дарий думал не о себе, а о делах царства, о продолжении царского рода, а также о том, как оценят его поступки старейшины. Но теперь все стало не так: гарем Ксеркса в Персиполе пришел в полное запустение до тех пор, пока я сама не взялась за дело, и лишь моими стараниями бывшие наложницы царя не забывают, что они ещё живут на этом, а вовсе не на том свете.
- Я молод, и мне не нужен гарем со старухами, - отрезал Артаксеркс. Даже если так поступал Дарий, я не собираюсь возиться с чужими женами, они не нужны мне.
В словах матери была спрятана доля правды, которую Артаксеркс упорно не желал для себя признавать, и потому они ещё больше раздражали его, поднимали из утробы волны гнева...Рядом с матерью ему всегда было не по себе, как с опасным, притаившемся зверем, и он сам становился таким же хищником, готовым к защите и нападению.
- Говоришь, ты молод? Но когда Дарий стал царем, ему тоже было двадцать семь лет, немногим больше, чем тебе сейчас, нет, дело совсем не в этом, Артаксекркс, - сказала Аместрида, дотянулась до чаши с виной и выпила его с жадностью, словно воду. Потом царица помотала головой, как человек, желающий очнуться от глубокого сна, и снова повернула к сыну темное, мрачное лицо.
-...Просто, Дарий с самого первого дня поступал так, как подобает царю, а не по своей прихоти. Твоя царица тоже Астинь совсем не подходила для престола и я не раз говорила тебе, что от такой бледной и слабосильной жены, как она, нам не дождаться настоящих наследников трона - но ты не послушался меня и сделал по своему, объявил её зачем-то своей супругой. Но эта Эсфирь - без рода и без племени, - она ещё хуже, Артаксеркс, откажись от нее, пока не поздно. Я видела её всего один раз, но мне достаточно, чтобы сказать: не такой должна быть царица персидского царства, нет, совсем не такой...
- А какой же? - сквозь зубы выдавил Артаксеркс.
- Сильной и могущественной - как Атосса, мать Ксеркса - вот кто всегда служил для меня примером, - улыбнулась Аместрида. - Много было у Дария жен и наложниц, но Атосса всегда занимала во дворце особое положение - в её руках была такая сила и власть, что эту женщину боялись даже князья и царские евнухи. Только такие, как Атосса, способны родить мужей, которые потом будут править целым миром - не случайно в её время ахменидская держава достигла наивысшего могущества, потому что царица должна быть сделана из камня и железа, а не походить на.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Эсфирь ничего не оставалось сделать, как согласиться - Артаксеркс слишком редко кого-то о чем-то просил, обычно он - указывал и повелевал, но с ней время от времени он становился ласковым или шаловливым, как ребенок.
После первых же строк от лица стражников-стариков, которые якобы стояли у ворот и с нетерпением ожидали известий об исходе битвы, Эсфирь быстро уловила нужный ритм и заметила, как Артаксеркс в такт стихов даже незаметно кивает головой.
"И в строю корабельном, и в конном строю, и в рядах пехотинцев, потоком сплошным, уходили бойцы на битву", - читала Эсфирь, возвышая голос и чувствуя собственное нарастающее сердцебиение, потому что она уже знала, что скоро начнутся такие безжалостные для персидской гордости строки, что Артаксеркс в гневе может позабыть о том, что сам только что заставил произносить их вслух.
"Это мне в наказание за то, что я похвалилась царю своими успехами в иноземных языках и хотела тем самым ещё больше понравится в его глазах и найти благоволение, - в смятении думала Эсфирь. - Я так хочу, чтобы мой царь больше всех, всегда, до конца жизни любил меня, только меня одну, и чтобы наше счастье никогда не кончалось... Хоть бы ему теперь стало скучно меня слушать и тогда не придется читать то место, где подробно описан разгром персидского войска на море и на суше, зачем я буду лишний раз расстраивать его"?
Но Артаксеркс слушал очень внимательно, не прерывая, и лишь только один раз переспросил:
- Повтори ещё раз, кто написал все эти звучные слова?
- Эсхил, родом из Элевсина, - ответила Эсфирь. - Говорят, он сам участвовал в этих сражениях, а потом описал увиденное. Он и теперь, должно быть, ещё жив.
- Как - жив? Ах, да, у них, у островитян, все может быть. Читай мне дальше, до самого конца.
Когда Эсфирь дошла до того места, где появляется вдовствующая царица Атосса, и постаралась говорить на разные голоса, чтобы передать диалог царицы с хором стражников, она увидела, что Артаксеркс смотрит на неё с особенной любовью и любуется игрой её голоса.
"Кто же вождь у них и пастырь, кто над войском господин?" - спрашивала Атосса.
"Никому они не служат, не подвластны никому."
"Как же сдерживают натиск иноземного врага?"
"Так, что Дариеву даже погубить сумели рать."
Эсфирь подняла на царя свои большие, лучистые глаза и заметила, что тот сразу же слегка переменился в лице и взгляд его сделался недоумевающим и надменным.
"Боже, что же тогда будет дальше? - подумала она в страхе. - Ведь это только самое начало и я ещё даже не дошла об известии о поражении, не говоря об описании, как бьются о скалы и качаются на волнах тела мертвых персов."
Но тут в трапезную, как всегда, запыхавшись, вбежал главный царский вестник, Авагф, кому доверено было сообщать царю важные новости.
- Во дворец только что прибыла вдовствующая царица Аместрида, мать нашего владыки, - с придыханием выговорил Авагф.
- Вот как? Значит, она все же приехала? - удивился Артаксеркс, поднялся со своего ложа, и лицо его сделалось испуганным, как у провинившегося мальчишки. - И она уже здесь? Распорядитесь устроить её и всех её слуг наилучшим образом в комнате для гостей и скажите, что я приму её в тронном зале.
Эсфирь с радостью отложила в сторону свиток и тоже встала.
- Не знаю, как начет загробной тени Дария, и тени царицы Атоссы, но, похоже, твое чтение вызвало дух моей матери, а это сделать на редкость трудно, - мрачно усмехнулся Артаксеркс, и Эсфирь увидела, как сильно царь взволнован новым известием, разом затмившем и поглотившем все остальное...
2.
...подобно грозовой туче.
Гонец из Персиполя ещё несколько дней тому назад принес в Сузы известие, подобное грозовой туче, что во дворец со своими слугами направляется мать Артаксеркса, вдовствующая царица Аместрида, и едет исключительно с целью самолично познакомится с той, кого её сын решил в скором времени объявить законной супругой и царицей трона.
Больше года Артаксерк не видел матери, он вообще редко вспоминал о её существовании, но теперь отчего-то заволновался. Скорее всего потому, что в душе он до сих пор несколько побаивался суровой Аместриды, которая, по слухам, безраздельно властвовала теперь над бывшим гаремом Ксеркса в Персеполе, устроив среди стареющих наложниц царя тюремный режим и вымещая на них прежнюю свою ревность и обиды.
Но Артаксеркс не вмешивался в жизнь матери и не отнимал у неё последних радостей, пусть даже и весьма своеобразных. Мало того, ему неоднократно в осторожных и витиеватых выражениях докладывали наблюдатели в Персеполе, что Аместрида и дня не может прожить без пива или крепкого вина, и если к вечеру вдовствующая царица не напивалась до полного бесчувствия, то была особенно страшна в неправедном, чисто женском гневе, во что легко было поверить, зная её нрав.
Артаксеркс понимал, что его мать способна на любые, самые непредсказуемые выходки, и будучи от природы наделен осторожностью, старался держаться от неё подальше. Более всех своих сыновей Аместрида была пристрастна к своему первенцу, Дарию, и Артаксеркс знал, что в глубине души мать никогда не сможет простить его за убийство старшего брата, пусть даже и праведное, в отместку за отца. Тем не менее Аместирда все равно будет ему мстить до конца своих дней, коварно и изощренно.
Трудно теперь сказать, как относилась Аместрида к своему мужу, к Ксерксу, особенно в конце жизни, когда тот почти что совсем отдалил от себя супругу и не желал видеть её возле себя по месяцу и дольше. Одно было известно доподлинно - всю жизнь Аместрида продолжала исступленно, до страсти ревновать своего мужа к многочисленным женам и наложницам, и терзалась по этому поводу настолько сильно, что до сих пор не могла унять своего гнева на женщин, чья красота давно померкла и впереди остатка жизни ушла ушла в небытие.
Но особенно всем запомнилась история ревности Аместриды к супруге родного брата Ксеркса - события эти потом ещё долго шепотом пересказывали во дворце и даже до сих пор время от времени вспоминали с заметным содроганием.
История эта началась, как и многие другие, когда любвеобильный и своенравный в любых своих прихотях Ксерск, влюбился в жену своего родного брата Масисты, в красавицу из Бактрии, где брат царя был назначен сатрапом. Но Ксеркс не смог добиться от супруги Масисты взаимности, и тогда он задумал устроить свадьбу своего старшего сына Дария с дочерью прекрасной бактрианки, чтобы таким образом иметь возможность сблизиться с матерью. Но все получилось иначе: на свадьбе Ксеркс почувствовал страсть к своей молоденькой невестке и вскоре за дорогие подарки уговорил её на сожительство, разумеется, втайне от своего старшего сына.
Аместрида одна из немногих знала, что происходит в спальных покоях Ксеркса, но терпеливо дожидалась своего часа для возмездия, хотя такая сдерженность стоила ей немало новых седых волос. Но во время ежегодного пира по случаю дня рождения царя, когда Ксеркс исполнял любые, самые немыслимые и безрассудные желание своих ближайших родственников, раздаривая дома, города и целые области, Аместрида, потупив глаза, попросила отдать ей в подарок супругу Масисты, которую считала главным своим врагом и источником всех бед - она потребовала от мужа сопреницу себе на растерзание, и получила ее...
Ярость Масисты была так велика, что он бежал после пира из дворца в свою сатрапию, чтобы поднять там восстание против царя и царицы, но Ксеркс приказал догнать брата, и убить его вместе со всеми сыновьями, сопровождавшими его в пути. Аместрида же потом даже похвалялась, как ловко удалось с её помощью одним разом избавиться от Масисты, его жены и всех его выродков, от которых в любой момент можно было ожидать беды заговоров против трона. Впрочем, тогда она была ещё совсем молода и полна сил, не то что теперь...
Первая встреча Аместриды с сыном заняла всего несколько мгновений и, судя по выражению лица вдовствующей царицы, не самых приятных в её жизни. Весь следующий день Аместрида провела в постели, отказываясь от еды и поддерживая силы исключительно горячим вином с медом, а на следующий день высказала желание встретиться наедине с будущей царицей, чтобы задать ей несколько вопросов.
Понимая, что его мать способна на любые необдуманные речи и поступки, Артаксеркс несколько устрашился встречи двух женщин и послал вместе с Эсфирь двух своих евнухов. Но, по их словам, Аместрида вела себя довольно вяло и безучастно, и уже после нескольких первых фраз потеряла к Эсфирь всякий интерес. Еще евнухи в осторожных выражениях заметили, что лицо вдовствующей царицы последнее время стало от вина ещё более темным и нездоровым, чем прежде, хотя на нем по-прежнему почти что не было морщин, так как Аместрида с усердием пользовалась всевозможными натираниями и омолаживающими мазями, преимущественно, египетского изготовления. Но все же было похоже, что Аместрида осталась недовольной выбором царя, судя по тому, что на протяжении всей встречи с её губ не сходила презрительная улыбка.
После этого Аместрида ещё на два дня заперлась в спальных покоях специального дома для гостей со своей дальней родственницей, которую повсюду возила за собой в качестве няньки и провожатой, и они вместе утешалась сплетнями и крепким вином.
Зная характер матери, выжидающей, чтобы он первым к ней пришел, Артаксеркс сделал вид, что Аместриды для него вообще не существует, и лишь приказал своим слугам доставлять в её покои хорошее вино из царских кладовых и изготавливать для неё любые кушания, какие царица пожелает.
Но накануне обявленного отъезда, вечером, Аместрида все же самолично пришла во дворец к царю и всякому было заметно, что она так сильно пьяна, что нетвердо держится на ногах и говорит с отдышкой.
- Нет, не ожидала я, никак не ожидала, что твоя непокорность зайдет так далеко, Артаксеркс, - сказала Аместрида, с трудом ворочая языком. Хотя ты всегда был самым тихим, но в тоже время и самым хитрым из моих сыновей, и любил делал то, чего от тебя никто не ожидал...Вот Дарий был другим - он всегда ходил более прямыми путями, да и Виштапса был более податливым к слову отца и матери, чем ты, Артаксеркс.
Уже одно то, что Аместрида осмелилась заговорить вслух о старших братьях - убийцах и заговорщиках - было такой чудовищной дерзостью с её стороны, что Артаксеркс с трудом удержался на месте и сохранил на своем лице спокойствие. После кровавых событий, связанных с его воцарением на трон, он никогда не слышал, чтобы имена Дария и Виштапсы кто-либо при нем произносил вслух. Но теперь Артаксерксу нужно было дослушать, что хочет сказать Аместрида, потому что он знал, что ещё долго, много лет, а может быть - и никогда в жизни может её больше не увидеть у себя во дворце. Лишь такие важные события, как смерть кого-либо из наиболее знатных родственников или предстоящий свадебный пир царя могли на короткое время оторвать Аместриду от забот в её любимой тюрьме - персипольском гареме. Теперь же таким делом для вдовствующей царицы стала Эсфирь, и Аместрида хотела говорить об этом, выпив для храбрости, наверное, целый кувшин вина.
-...Да, все всегда делал по-своему, - продолжала Аместрида. - У твоего отца, а также у отца твоего отца, Дария Великого, было много, очень много жен и наложниц - столько, сколько тебе, Артаксеркс даже и не снилось, они-то знали толк в женщинах! Но чтобы стать царем и утвердиться на троне, Дарий все же женился на Атоссе, дочери Кира, а заодно взял себе в жены всех женщин из гарема Камбиза, а позднее - и Гауматы. Это был поступок настоящего царя! Хотя не следует забывать, что до этого Дарий уже был женат на дочери Гобрия и имел от неё трех сыновей. Но Дарий думал не о себе, а о делах царства, о продолжении царского рода, а также о том, как оценят его поступки старейшины. Но теперь все стало не так: гарем Ксеркса в Персиполе пришел в полное запустение до тех пор, пока я сама не взялась за дело, и лишь моими стараниями бывшие наложницы царя не забывают, что они ещё живут на этом, а вовсе не на том свете.
- Я молод, и мне не нужен гарем со старухами, - отрезал Артаксеркс. Даже если так поступал Дарий, я не собираюсь возиться с чужими женами, они не нужны мне.
В словах матери была спрятана доля правды, которую Артаксеркс упорно не желал для себя признавать, и потому они ещё больше раздражали его, поднимали из утробы волны гнева...Рядом с матерью ему всегда было не по себе, как с опасным, притаившемся зверем, и он сам становился таким же хищником, готовым к защите и нападению.
- Говоришь, ты молод? Но когда Дарий стал царем, ему тоже было двадцать семь лет, немногим больше, чем тебе сейчас, нет, дело совсем не в этом, Артаксекркс, - сказала Аместрида, дотянулась до чаши с виной и выпила его с жадностью, словно воду. Потом царица помотала головой, как человек, желающий очнуться от глубокого сна, и снова повернула к сыну темное, мрачное лицо.
-...Просто, Дарий с самого первого дня поступал так, как подобает царю, а не по своей прихоти. Твоя царица тоже Астинь совсем не подходила для престола и я не раз говорила тебе, что от такой бледной и слабосильной жены, как она, нам не дождаться настоящих наследников трона - но ты не послушался меня и сделал по своему, объявил её зачем-то своей супругой. Но эта Эсфирь - без рода и без племени, - она ещё хуже, Артаксеркс, откажись от нее, пока не поздно. Я видела её всего один раз, но мне достаточно, чтобы сказать: не такой должна быть царица персидского царства, нет, совсем не такой...
- А какой же? - сквозь зубы выдавил Артаксеркс.
- Сильной и могущественной - как Атосса, мать Ксеркса - вот кто всегда служил для меня примером, - улыбнулась Аместрида. - Много было у Дария жен и наложниц, но Атосса всегда занимала во дворце особое положение - в её руках была такая сила и власть, что эту женщину боялись даже князья и царские евнухи. Только такие, как Атосса, способны родить мужей, которые потом будут править целым миром - не случайно в её время ахменидская держава достигла наивысшего могущества, потому что царица должна быть сделана из камня и железа, а не походить на.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49