В этой одежде он выглядел гибким, стройным и по-мужски привлекательным. Джоан ощутила невольный трепет, когда муж обернулся к ней. До этого он стоял к ней спиной возле низкой каменной ограды, за которой начинался крутой склон, ведущий к расположенному ниже саду, залитому солнцем.
— Чтобы ты не считала меня бездельником, который к тому же скупится на расходы в медовый месяц и использует дом своей жены вместо роскошного отеля, я сам приготовил завтрак.
Кофе, свежие фрукты, румяные булочки и блюдо с оливками. Джоан была тронута как его стараниями, так и теплом его улыбки. Но более того тем, что он явно не собирался скрывать, что голоден. Однако никакие яства не могли утолить этот его голод.
— Хотя я, вообще-то, мог бы обойтись и без завтрака, — тут же подтвердил он ее догадку. — Ты слишком красива, чтобы отвлекаться на еду в твоем присутствии. Ты вполне удовлетворяешь другим аппетитам, которые я с удивлением у себя обнаружил. Они гораздо сильнее.
Он действительно так любит меня? Глаза Джоан цвета морской волны встретили его взгляд, и на ее высоких скулах проступил легкий румянец. Каждое мгновение сейчас было для нее вдвойне ценным, каждое слово, произнесенное Эрвином, ей хотелось сохранить в памяти.
Проснувшись и приняв душ, Джоан надела шорты и старую белую футболку. Ее совершен но не заботило, как она выглядит, потому что мысли были заняты только тем, какое решение ей лучше всего принять. Она с ужасающей ясностью понимала, что нет смысла больше ждать благоприятного момента для того, чтобы как-то смягчить внезапное появление змея в этом райском уголке. Такой момент никогда не на ступит. Чем дольше она будет скрывать правду, тем хуже он станет думать о ней впоследствии.
Но сейчас, едва она ощутила на себе взгляд Эрвина, скользнувший по ее телу и остановившийся на длинных, стройных, слегка загорелых ногах, как замерла словно парализованная. Презирая себя за слабость, но не в силах справиться с ней, Джоан подумала об одной из его фраз и ухватилась за нее как утопающий за соломинку. Хотя бы еще несколько часов! Тогда она наверняка соберется с силами.
— Не напрашивайся на комплименты, — сказала она с деланно беззаботным видом, разливая кофе. — Я никогда не считала тебя бездельником! И потом, я сама едва ли не насильно заставила тебя провести здесь медовый месяц.
Джоан могла вполне законно гордиться своим домом под Ольяном. Она купила эту старинную алгарвийскую ферму на часть доходов от первой из своих книг, ставшей бестселлером. Они с Эрвином уже решили, что сохранят ее и будут приезжать сюда отдыхать. Это и впрямь было надежное убежище, где можно время от времени передохнуть от забот, связанных с положением главы фирмы, которое занимал Эрвин. Фирма имела филиалы во многих странах и на протяжении почти двухсот лет сохраняла верность семейным традициям. Она занималась поставками драгоценных камней и изделий из них и приносила значительный доход.
Однако Тома тяготил семейный бизнес. И он занялся фотожурналистикой, в которой добился большого успеха. Едва лишь подумав о Томе, Джоан постаралась сразу же выбросить его из головы, но вдруг Эрвин, словно прочтя ее мыс ли, сам заговорил о брате:
— Я понимаю, почему Том в свободное время так часто сюда наведывался. Здесь жизнь течет совсем по-иному, природа восхитительная», и солнце светит круглый год. Однажды он сказал мне, что это единственное место на свете»! где он чувствует себя умиротворенным.
Эрвин налил себе еще кофе и, слегка наклонив кофейник над чашкой жены, вопросительно изогнул бровь. Джоан покачала головой. Она знала, что не сможет сделать ни глотка. Слушать, как Эрвин говорит о брате, было невыносимо. Нервы Джоан напряглись до предела. Почему он вспомнил о Томе именно сейчас?
Эрвин отодвинул чашку и взял апельсин из голубой керамической вазы. Затем снова заговорил слегка изменившимся голосом:
— За последние два года он побывал в самых опасных точках земного шара. Хотя это и позволило ему разбогатеть, я думаю, он был благодарен судьбе за время, которое мог проводить здесь. С тобой. Он так много рассказывал о тебе. Должно быть, вы были очень близки.
У Джоан перехватило дыхание. Эрвин в последнее время редко упоминал о Томе, буквально считанные разы со дня похорон. Но сейчас его горе словно прорвалось наружу. У него было мало общего с братом, но они любили друг друга. Однако в голосе Эрвина слышалось что-то еще, абсолютно для него не характерное. Нотка ревности, может быть, даже злости?
— Он был хорошим… другом, — ответила Джоан, чуть запнувшись перед последним словом. Она смотрела на длинные сильные пальцы мужа, счищающие апельсиновую кожуру. Внезапно ей почудилось что-то безжалостное в его движениях. Действительно ли я знаю его так хорошо, как мне казалось до сих пор? — неожиданно пронеслось в ее мозгу.
Она вздрогнула, снова услышав голос Эрвина:
— Мне казалось, он всегда сожалел о моем решении «исполнять свой долг», как он это называл, — то есть заняться семейным бизнесом и возглавить фирму после смерти отца. По-моему, он даже немного презирал меня за это.
— Нет! — вырвалось у Джоан. Она не могла позволить ему так думать. — Том всегда восхищался тобой — порой даже против собственной воли — за то, что ты взялся за дело и так хорошо с ним справляешься. Однажды Том сказал, что его всегда пугала твоя деловая хватка и что именно поэтому он предпочел уйти, чтобы не казаться бледной тенью на твоем фоне.
Эрвин посмотрел на нее долгим внимательным взглядом, словно бы взвешивая в уме ее слова и пытаясь угадать, насколько они прав дивы. Наконец он медленно произнес:
— Я не знал об этом. Вероятно, мне не следовало раздражаться из-за того, что он выбрал более легкую жизнь, как мне тогда казалось. — В уголке его рта появилась горькая складка. — На верное, я многого о нем не знал. Разумеется, за исключением того, с какой теплотой он относился к тебе. Когда он приезжал домой из командировок, то постоянно о тебе рассказывал. Он дал мне одну из твоих книг и сказал, что это должно произвести на меня впечатление. Думаю, нет необходимости говорить, что так оно и случилось, — добавил Эрвин бесстрастным тоном. — Помимо всяких ужасов в твоем романе было достаточно тонких психологических наблюдений и философских замечаний. Это выгодно отличало его от прочих произведений такого рода, где нет ничего, кроме потоков крови и нагромождений трупов.
Да уж! — подумала Джоан, а вслух произнесла:
— Спасибо.
Но все-таки в голосе Эрвина было что-то, чего она никогда раньше не слышала. Что-то зловещее. Она встала из-за стола и, прислонившись к каменной ограде, принялась разглядывать вид, который всегда успокаивал ее нервы. Однако сейчас этот способ оказался бездейственным.
Дом стоял на холме, поднимавшемся над небольшой деревушкой с почти игрушечными домиками, сложенными из белого камня. Солоноватый морской бриз, смешанный с запахом хвои, овевал открытую возвышенность, делая палящее майское солнце не таким жарким.
Джоан закрыла глаза и постаралась точно так же закрыть свое сознание для всего, кроме мягкого ветерка, ласкающего ее лицо. Еще несколько минут покоя, и она расскажет Эрвину обо всем. Он узнает правду еще до того, как день закончится. Удастся ли ей объяснить, почему она тогда так поступила? Джоан испытывала отчаяние при мысли, что это окажется невозможным.
После того как ее первый брак закончился разводом, она отказывалась от отношений, которые могли бы поработить, подчинить ее, предпочитая своими силами бороться за успех, который обеспечил бы ей независимое существование. Но это… это было чем-то совершенно другим…
— Ты совсем ничего не ешь. — Эрвин подошел к ней и встал рядом, не дотрагиваясь до нее. Но Джоан все равно вздрогнула, ощутив жар, исходящий от его тела. — Ты не голодна? Или вдруг потеряла аппетит?
Его мягкий тон привел Джоан в еще боль шее смятение. Что, если он уже обо всем дога дался? Нет, конечно же нет! Как бы он смог? И тут Джоан снова почувствовала презрение к себе за все новые и новые отсрочки, которые придумывала с самого утра. Она повернулась к мужу и заставила себя улыбнуться, но улыбка вышла слишком лучезарной, чтобы быть искренней.
— Нет, просто не хочется. — Джоан вернулась к столу. — Знаешь, хорошо бы сегодня прогуляться вдоль берега. — Она отщипнула несколько виноградинок от роскошной кисти, заманчиво свисавшей из вазы с фруктами. — Мы уже целую неделю никуда не выбирались.
Испытывая неловкость оттого, что Эрвин не переставая смотрит на нее, Джоан положила в рот виноградину, но едва не поперхнулась, услышав его слова:
— У нас ведь и без того было чем заняться, не так ли?
Она наконец справилась с виноградиной, которая едва не застряла у нее в горле, В словах Эрвина, хоть и произнесенных небрежным то ном, чувствовался некий упрек. У них действительно не было необходимости выбираться из дома. Все, что им было нужно, — они сами. Не большие прогулки по саду или в сосновой роще, пикники в увитой розами беседке — все это делало еще более привлекательным их уединение, медленные, упоительные часы, когда они занимались любовью. Вдвоем, вдали от всех.
— Да, конечно. — Голос Джоан слегка охрип из-за охватившей ее паники. Восхитительное ощущение близости, ощущение того, что они созданы друг для друга, покинуло ее. Она знала, что однажды это случится. И случится в тот — момент, когда она расскажет Эрвину правду. Но никак нельзя было позволить этому произойти именно сейчас. Она не чувствовала трещины между ними до тех пор, пока они не заговорили о Томе. — Я сказала Кармен, чтобы она привела все в порядок и наполнила холодильник перед нашим приездом. — Джоан старалась говорить как можно более беззаботно. — Но сейчас все наши припасы подходят к концу, и я подумала, что мы могли бы совместить приятное с полезным — пройтись по магазинам и заодно полюбоваться окрестностями.
— В самом деле?
Эрвин следом за нею отошел от ограды и уселся напротив, засунув руки в карманы джинсов. Его серо-стальные глаза пристально изучали лицо жены. А голос прозвучал сдавленно, и в нем послышалась печаль, когда он снова заговорил:
— Мы с Томом были очень разными людьми, но я любил брата. Его смерть меня потрясла. До того как я приехал сюда, в это место, где он был счастлив, где наслаждался уютом и покоем, я не мог до конца разобраться в своих чувствах. Но сейчас мне кажется, что ты не хочешь говорить о нем. Тебя раздражает даже звук его имени. В чем дело?
Джоан схватила свою чашку с давно остывшим кофе и залпом осушила ее, вновь едва не подавившись.
— Вы были любовниками? — Казалось, что слова даются Эрвину с трудом. — В этом причина?
Сердце Джоан пронзила боль. Впервые с того момента, как они повстречались, она сожалела о почти невероятной способности Эрвина угадывать ее мысли. Она сложила руки на коленях и попыталась улыбнуться:
— Почему ты об этом спрашиваешь? Только не говори, что хочешь поссориться со мной! — Прозвучало ли это достаточно шутливо, как она надеялась? Или же слова стали прямым признанием вины?
— Я спрашиваю потому, что все мои разговоры о Томе тебе неприятны. Раньше я об этом не думал, но теперь мне пришло в голову, что Том провел здесь в общей сложности достаточно долгое время. К тому же он был привлекательный мужчина. Если прибавить сюда склонность к риску — не чета какому-то там «лавочнику»! — и присутствие чертовски красивой женщины, чьим писательским талантом он всегда восхищался, то что мы получим в результате? — Эрвин чуть приподнял бровь. — Я повторяю свой вопрос.
Джоан пробрал озноб. Хотя Эрвин прилагал все усилия, чтобы казаться спокойным и безразличным, лицо его словно окаменело. И в то же время Джоан не была уверена, что до конца понимает его мысли и чувства.
То, что она уже была однажды замужем, не имело для него никакого значения. В свое время он даже не захотел говорить с ней об этом. «Это было ошибкой, о которой следует забыть», — сказал он, отказавшись от всех дополнительных разъяснений Джоан.
Но Эрвин не только считал ее брак с Барни Бленнером чем-то не заслуживающим внимания, он даже никогда не спрашивал, был ли в ее жизни еще какой-либо другой мужчина. Казалось, единственное, что его занимало, — это их будущее. Его и Джоан.
Но сейчас, когда он заговорил о Томе, что-то очень похожее на вспышку ревности или гнева промелькнуло в его глазах, в которых до этого Джоан читала только любовь, нежность и неистовое желание.
Неужели только из-за того, что Том был его братом? Неужели поэтому возле чувственных губ Эрвина сейчас появились горькие складки? Ирония, с которой он произнес слово «лавочник», говорила о том, что обида, нанесенная братом, не забылась до сих пор.
Действительно ли Том был красив? Сейчас, оглядываясь назад, Джоан должна была признать, что это было так. Ниже брата и не столь мощного телосложения, он обладал густыми каштановыми волосами, ярко-голубыми глаза ми и тонкими чертами лица, неуловимо напоминая аристократов прошлого века. Да, он был красивее брата, но уступал ему в главном. В нем не было той притягательной мужественности, которая всегда вызывает ответную реакцию у женщин.
— Джоан, я должен об этом знать! — Теперь в голосе Эрвина звучал неприкрытый гнев, которого она никогда раньше не слышала. Несколько часов назад Джоан, возможно, еще смогла бы переубедить его. Но сейчас эта задача казалась ей почти непосильной. Тем не менее следовало попытаться.
— Впервые я встретила твоего брата на вечеринке, которую устроила, чтобы отпраздновать заключение сделки с одной кинокомпанией, собиравшейся снять фильм по моей книге. — Джоан старалась сосредоточиться на подробностях, полагая, что это единственный способ все объяснить. — У меня было много друзей в этих кругах, в том числе и иностранцев. Том пришел вместе с университетским приятелем Ларри Олкоттом и его женой Энн. Он останавливался погостить у них на несколько дней…
Джоан взглянула на мужа и увидела, что его брови по-прежнему нахмурены, а рот плотно сжат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20