Все для ванны, цены ниже конкурентов 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 



Тяжесть физическую, холодную и голодную, с телесным
весом 29,5 кг, он испытал и прошел, но такой, как нынче, - нет, никогда.

И почему бы это, но стало вдруг вспоминаться Бахметьеву К.
Н. - где же это он раньше-то видел милицейского старшину, который нынче нередко
сопровождает Костеньку (по вашему приказанию явился!)?

Ну как же, как же! - этот старшина в штатском и
еще двое (тоже в штатском) сидели в прихожей, охраняя Костенькино новоселье, всех
его гостей. И еще стало вспоминаться... Костенька объявил гостям, кто такой его
дядюшка, Бахметьев К. Н., как он, К. Н., спас из воды своего еще не родившегося племянника, и
гости закричали ура! и, нетвердо стоя на ногах, стали качать Бахметьева К.
Н., подбрасывать к самому потолку (3 м 40 см), а он все не знал и
не знал, что лучше: врезаться в потолок или упасть на пол? Потолок все-таки
был предпочтительнее. Но не прошло и десяти минут - все кончилось безболезненно. Слава
Богу! - подумал в тот раз Бахметьев. - Видит Бог - слава Богу!

Костенька сказал освобожденному от качки дядюшке: Я
тебя, дядя Костя, уважаю! Ты понял, как я тебя уважаю?! И почему
Костенька уже тогда зауважал Бахметьева К. Н.? Он ведь тогда и раком-то еще
не болел?
Потом прошло еще часов
пять, утро наступало, и гости решили: надо Костенькиного дядюшку покачать еще
раз! Как-никак он Костеньку, было дело, из воды спас. Но тут гости и вовсе
плохо стояли на ногах, качать у них почти не получалось, а тогда они позвали
охрану в штатском, три человека, старшина в том числе. У этих получилось. Вот,
оказывается, когда Бахметьев К. Н. с милицейским старшиной впервые познакомился. А
нынче качка вдруг возникла по образцу той, получившейся, хотя была и разница:
тогда Бахметьев К. Н. летал то вверх, то вниз, а нынче - только вниз. Будто в
воркутинской шахте оборвалась клеть, а он в той клети мечется из угла в
угол...
Но и в этот раз
кончилось благополучно, и Бахметьев К. Н. подумал: у журналистов, у них
свобода - это свобода слова, их на факультетах так учили, но Бахметьев К.
Н. этого не проходил.
Журналистам хорошо,
они всех классиков прочитали от корки до корки, Николая Лескова - от корки
до корки, теперь им подавай все, что десять лет тому назад было запрещенным, -
а Бахметьев К. Н.? Он никогда и никем не запрещенную литературу и ту не
успел взять в толк, ему за семьдесят было, когда он взялся за культурное наследие,
и только-только начал читать Лескова, а ему говорят: Опухоль!

То же самое происходит с собственностью. Собственником Бахметьев никогда
не был, никогда не собирался быть, но интересы чьей-то чужой собственности вдруг
стали управлять им с утра до ночи, безо всяких правил, безо всяких законов. Настоящим собственникам -
легче, они при своем деле, а Бахметьев К. Н. при чьем? Не говоря уже о
Костеньке, о всех ему подобных, - они нынче на седьмом небе, воодушевлены необыкновенно. Они,
Костеньки, их множество, они Цику сочиняют, в надежде, что власть будет с
ними заодно, - так, может, власти уже и нет? Тоже ведь грустно. Грустно
и неизвестно, что хуже - один товарищ Сталин или множество Костенек.

Вот и порядочные души - они тоже в перестроечную жизнь
не рвутся, Бахметьев П. И. с ног до головы вооружен анабиозом и все равно говорит:
Хватит с меня революции девятьсот пятого года! Правда, Вл. Бахметьев, тот
согласен, тот на жертвы идет, лишь бы вернуться в жизнь (в качестве гения).

Ей-богу, очень хорошо я делаю, когда умираю!
- думал Бахметьев К. Н. - Причем по совету Бахметьева П. И. -
навсегда! Во всяком случае, ничего лучше нынче не придумаешь, другой справедливости что-то
не видать!

Ну
а если бы Бахметьев К. Н. пожил бы еще годик, чем бы он занялся? Вот чем
занялся бы! Все библиотеки перерыл, квартиру бы продал и тысячу писем с
оплаченным ответом разослал во все концы света с запросом - кто и
что знает о Бахметеве П. А. Обязательно надо было ему узнать, когда и где
П. А. умер. Чтобы во всех энциклопедиях заменить ? каким-то реальным
годом девятнадцатого века.
?
волновал его нынче больше, занимал больше, чем, бывало, занимали ь,
ъ, и, i, й вместе взятые.
Он не знал, почему это случилось. Почему ? нынче нужно впереди всего
алфавита поставить?

Кроме боли
по логике вещей, по логике раковой, кроме той, которая была безо всякой логики,
внимание - пристальное! - Бахметьева К. Н. вдруг стало привлекать сердце.
Собственное. Странно, что это произошло вдруг, тогда как в
действительности, по крайней мере лет двадцать тому назад, сердечные мысли
уже должны были прийти к нему. Не пришли. Впрочем, ничто и никогда не приходило Бахметьеву К.
Н. вовремя.
Ну а сердце -
это удивительный, если вдуматься, предмет, скромный тоже на удивление, терпеливый и
преданный необыкновенно. Другого такого предмета на свете нет, не может
быть. Бахметьев К. Н. свое сердце под всяческие неприятности подставлял, можно
сказать, пакостил ему на каждом шагу - оно терпело, ни в чем его не упрекая.

Какую бы биографию он ему ни устраивал - оно
молчало.
Ну, бывало, постукает почаще
- называется сердцебиение - и все, и вопрос исчерпан. Нынче очень
хотелось Бахметьеву К. Н. собственное сердечко ласково погладить. Собственно, больше
некого ему было ни приласкать, ни поблагодарить. С такой же искренней благодарностью и
признательностью - некого!
Как
и всю прочую свою внутренность, Бахметьев К. Н. сердце никогда не видел
- закрытая зона, но ведь слышать-то его можно было в любое время дня и
ночи, только прислушайся! Он до сих пор не прислушивался. Правда что безобразник и
больше того - хам! И только недавно, уже в постельном режиме, Бахметьев К.
Н. подсчитал, что его сердцу столько же лет, месяцев и дней, сколько ему
самому. И даже несколько больше - Бахметьев К. Н. еще не родился от матери, но
сердечко, пусть и крохотное, уже постукивало в нем. Интересно бы узнать -
когда оно стукнуло в первый раз? Когда оно стукнуло в первый раз - это
и есть истинный день и миг его рождения. С тех пор трудится оно без выходных, без
перерывов на обед и на сон...
Бывают исключительно трудолюбивые люди,
они и едят, и отдыхают, и любовью занимаются как бы только между делом, так
вот, пришел к выводу Бахметьев К. Н., эти люди не столько трудолюбивые, сколько
сердечные.
И дальше, дальше
размышления, настолько естественные, что, казалось, с них-то и надо было
начинать жизнь, а не кончать ими. Конечно, два желудочка - это факт. Два предсердия -
факт. Но вот проблема - а где же сердце как таковое? Где сердцевина сердца,
главная его точка? Ее нет. Вопреки всякой логике - нет, и все тут. Ну а
если нет сердцевинки в сердце, нечего удивляться тому, что ее нет нигде и
ни в чем на свете. Множество существует повсюду размеров и форм, частей и
частиц, множество функций, признаков и явлений, и все это - неизвестно вокруг
чего. Когда люди, размышлял Бахметьев К. Н., когда люди в своем развитии дошли
до черты и почувствовали, что им не хватает главной точки собственного существования, они
не захотели и не смогли с этим мириться, а к их услугам, как это всегда бывает,
явился великий прорицатель, грек Клавдий Птоломей явился и страждущих успокоил:
не волнуйтесь, не переживайте, любезные мои, все в порядке, есть главная точка
в мире - это Земля! Все остальное вокруг нее вертится - все звезды и Солнышко тоже.
А так как мы с вами самые главные существа на Земле, значит, и весь мир
вертится вокруг нас с вами.
Древние граждане,
надо думать, надолго успокоились. Особенную же радость, само собой разумеется, почувствовали императоры и
стали интенсивно воевать друг с другом - каждый захотел приобрести побольше
главного - земной территории вместе с народонаселением.

Прекрасно!
Единственно, что
надо иметь в виду: все прекрасное выдумано людьми собственного удовольствия ради,
а все истинное, оно попросту истинно и ни в прекрасностях, ни в безобразиях ничуть
не нуждается.
Но время шло,
и сомнения снова стали одолевать передовое человечество, передовое, в свою
очередь, посеяло серьезные подозрения в умах несерьезных и ординарных, а
тогда является в мир полячок Коперник Коля и разъясняет мироздание: Солнце
не вертится вокруг Земли, наоборот - Земля изо всех своих сил крутитс
вокруг Солнца (как собачонка вокруг своего хозяина). И не только Земля, но
и планеты тоже. Выкусили! Насчет своего главенства - выкусило человечество, и
ничего. Не зафиксировано, чтобы кто-то в знак протеста повесился. К тому
времени гордости в народонаселении было уже поменьше, мифы уже сходили на
нет.
Дальше - больше. Больше знаний
- значит, больше незнаний, и настает время - все знают, кажется, все
уверены в том, что Солнце, вся Солнечная система должна вокруг чего-нибудь вертеться-крутиться, но
вокруг чего - толком не знает никто. Бахметьев К. Н. тоже не знает,
но ничуть этим не огорчен, тем более что его сердце ни в чем его не упрекает - ни
в безграмотности, ни в отсталости от века. Одним словом - ни в чем. Если
и вся-то наука, теорией анабиоза и всяческими другими теориями вооруженная, этого
не знает - кишка тонка! - он-то, Бахметьев-то К. Н., при чем? У него
за плечами и всего-то было два с половиной года самообразования в районной (изредка
- в городской) библиотеке.
К
тому же очень хорошо, просто прекрасно, что размышления пришли к нему только
что - мудрое оказалось опоздание! Если бы они пришли раньше, назад тому года
четыре, он бы не выдержал, обязательно кому-нибудь проболтался, и вышел
бы один только смех. Это представить себе, как бы смеялась-издевалась над
ним Елизавета Вторая? А как бы - Костенька? А как бы вся, в полном составе, дворова
команда доминошников? Но сейчас над ним не смеется никто, даже он сам над
собой. Все, кто мог, давно уже над ним отсмеялись, и вот он размышляет в
спокойствии: сердце-то? Два желудочка и два предсердия, они ведь система, котора
- главная, вокруг которой весь остальной Бахметьев К. Н. сплотился. Сплотился со
всеми его многочисленными жизнями - детской, техникумовской, военной и лагерной,
с семейной и одинокой, молодой и старческой, - он, признаться, число этих жизней
знал весьма приблизительно.
Другой причины,
подобного их сплочения, кроме как его собственное сердце, - не было. Можно
лишиться одной руки, одного легкого, части желудка, но без одного сердечного желудочка, без
одного предсердия жизни нет. Можно лишиться части мозгов и прожить в качестве
орангутанга или шимпанзе, ну и что? Все равно жизнь, и еще неизвестно, чьи
качества лучше, главное же в жизни - чтобы было сердце.

Ну а двухкомнатная? Плюс кухня 6,5 кв. м?

Вот и Елизавета Вторая. Как пришла в его двухкомнатную плюс
кухня 6,5 кв. м, как только огляделась, сказала:

- Вы, Константин Николаевич, родились под счастливой звездой!
Как пить дать - под счастливой!
Подумать только,
в то время Елизавета Вторая говорила с ним на вы?! А он с ней
- уже и не помнит как. Для него Елизавета Вторая всегда была одинакова -
что на вы, что на ты.

Бахметьев подумал и сказал:

- Все может быть! В наше время все может быть. Но
вообще-то я обыкновенный гражданин. Как все, так и я. Звезд не чувствую.

И опять он услышал в ответ:

- Ну не скажите! Все ж таки у вас сердце!


Звезда не звезда, а только нынче Бахметьев К.
Н. занят соответствующей мыслью: он реабилитирует Клавдия Птоломея, подтверждает высокую
репутацию Древней Греции и догадывается, что недаром выдающиеся астрономы прошлого
- тот же Коперник - одновременно были еще и медиками: есть, есть что-то общее
между системой мироздания и его, Бахметьева К. Н., организмом!

Умереть же по-хорошему - это значит - без воспоминаний. Не
вспоминать Бахметьев К. Н. давно уже умел - при том, что всегда знал, о
чем именно он не вспоминает.
О
чистке партии - никогда, тем более о партии до блеска очищенной. О харьковском котле
- как в этом котле командовал ротой из семи человек, как был ранен - никогда! (Кем
он был, в тот раз раненный, спасен - он действительно не знал.) О немецком плене,
о собственном в том плену телесном весе 29,5 кг - не вспоминал тем более.
Зачем? Если и вспомнишь - все равно не поверишь!

Несмотря ни на что мелькало одно и то же подземное воркутинское воспоминание: руба
уголек, мечтаешь о земной атмосфере - дыхнуть бы! Как бы не мечта, то и
не выдержал бы смену - двенадцать часов. Ну а подняли тебя на поверхность, а
там и атмосферы нет, туман - 40 градусов, больше ничего, и рот затыкаешь рукавицей и
в колонне бегом-бегом в барак. За плечами у тебя мешок с углем - бараки
требуют отопления!
Свобода от
воспоминаний (и от фантазий) - это мудро и справедливо. Может быть, и благородно? Недаром
старцы крестьянские загодя сколачивали себе гроб, хранили его на чердаке либо
в амбарушке с зерном. Они-то знали, знали хорошо, почему и зачем это делают.
Недаром люди говорят: народ, он - умный! Бахметьев К. Н. смертей повидал,
но все это были смерти навязанные, бессмысленные и потому отвратительные, совсем
не те, которых сама жизнь требует, с которой птоломеевское сердце выражает согласие, и
когда его послушаешь, слышно: По-ра! По-ра!


Итак, самое доброе чувство испытывал Бахметьев К.
Н., самое, казалось ему, заключительное, когда он протягивал руку к тумбочке, нащупывал пластинку валидола,
с трудом, а все-таки выковыривал из нее две - обязательно две! - капсулки и
укладывал их под язык. Под языком они таяли, просачивались в кровь и таким образом
утешали сердце. Что и требовалось доказать! И какие могли быть после того
еще желания?

Конечно, Бахметев Павел
Александрович в свое время плыл в Океанию на корабле с паровым двигателем. Не
на паруснике же, в самом деле, следовал он из России в Океанию? По многим морям,
по океанам? Бахметьев же К. Н. нынче, пользуясь достижениями науки и техники, вовсе
не плыл, а легко летел по воздуху в кабине неизвестной конструкции летательного аппарата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9


А-П

П-Я