.. И вместе со смехом исчезло видение.— Может быть, это и было видение, — сказал Бельдиман, — но вы его переживете и увидите наяву. И очень жаль, потому что эти девушки не принесут вам счастья.Эмануэль пристально смотрел на него со странным выражением, словно не понимая.— Это удивительно, — сказал он. — Вам удалось увидеть то, что я вообразил себе два или три часа тому назад. Каким чудом вы сумели увидеть все это, не понимаю. Но я не могу поверить, что вы угадали все это по песку и камешкам...Бельдиман некоторое время молчал, словно пытался найти другие знаки.— Дай Бог, чтобы я ошибся, — сказал он наконец. — Во всяком случае, если вам вскоре встретятся две девушки и одна из них будет помогать другой встать на ноги, бегите от них как можно скорее. Они не принесут вам счастья.Он тихонько встал и пошел за своей курткой.— Как вы сказали вас зовут?— Эмануэль. Александру Эмануэль. Но домашние и друзья зовут меня Санди.— Странно, — сказал Бельдиман, набросив куртку на плечи. И, ничего больше не сказав, не попрощавшись, медленно пошел к морю.
Эмануэль с грустью отворил окно. Небо серое и низкое, море теряется в дымке.Он спустился в холл. Арон, племянник хозяина, помахал ему из-за своего стола.— Вам телеграмма, — сказал он. — Только что принесли...Эмануэль взял телеграмму, с волнением и недоверием прочел имя и адрес, повертел в руках и спросил:— Только одна телеграмма? Я хочу сказать: не было ли еще телеграмм? Господину Вэлимэреску, например?— Нет, я получил только эту телеграмму.— А вчера вечером, — настаивал Эмануэль. — Быть может, господин Вэлимэреску получил телеграмму вчера вечером?Арон на секунду задумался.— Нет, — ответил он, — я не припомню.Эмануэль сунул телеграмму в карман, сделал несколько шагов к двери, но тут же вернулся.— Вы знаете господина Бельдимана? — спросил он.— А, и вы тоже его встретили? Чудеса, да и только. Вообще-то он не любит разговаривать с дачниками. Сторонится людей. Он любит гулять один.— А что он за человек? Я хочу сказать: что известно о нем? Что говорят люди?Арон пожал плечами и стал играть карандашом, поднося его то к подбородку, то к нижней губе.— Как вы понимаете, о таких людях, как он, ходит много всяких толков. Он странный человек. Одни говорят, что он убил свою жену, когда был смотрителем на маяке в Тузле. Другие, напротив, считают, что с тех пор, как у него утонула жена, он стал отшельником и живет как бы в мире ином...— А что-нибудь еще о нем известно? — настаивал Эмануэль. — К примеру, нет ли у него какого-нибудь особого свойства, необычного дара?..— Какого дара?— Да не знаю! Ну, может быть, он умеет гадать на... Предсказывать будущее...Арон решительно покачал головой:— Нет, об этом я не слышал. Говорят разное: что он получил в наследство невероятное состояние и что у него денег куры не клюют, что женщина, которая утонула, будто бы не была его женой... Говорят самые разные вещи...— Что-нибудь связанное с камнями? — перебил его Эмануэль.— С камнями? Какими камнями? Драгоценными?— Я и сам не знаю. Я просто спросил...— Может быть, и с камнями, если правда, что он получил это огромное наследство за границей...Эмануэль улыбнулся, закурил сигарету и направился к двери. Когда он ступил на тротуар, жара ударила ему в лицо. После минутного колебания он пошел по дороге в сторону пляжа. Пройдя метров двести, он опять остановился, пересек улицу и зашел к Видригину. И только после того, как выпил две чашки кофе и кончил читать газеты, вынул из кармана телеграмму и развернул ее. Лицо у него просияло, и он засмеялся. Телеграмма была от Алессандрини, из Констанцы. Он звал его сегодня вечером на ужин. Нетрудно догадаться почему. Наверняка из Бухареста неожиданно приехали друзья.
Когда он вернулся в гостиницу, начался дождь. Пыль тут же впитывала большие теплые капли. Он пообедал без всякого аппетита под шум дождя, который все усиливался. Автобус уходил в пять часов. Он поднялся к себе в комнату и лег.Когда он опять спустился в холл, шел мелкий и частый осенний дождь. Чтобы не ждать под дождем автобуса, он сел на диван, положил плащ на колени и закурил. Он искал глазами пепельницу и вдруг увидел в дверях мальчика-почтальона, который отряхивал капли с плаща. «Значит, ужин отменили!» — подумал Эмануэль и подошел к портье.— Нет-нет, это не вам, — сказал Арон. — Это для господина Вэлимэреску...Эмануэль смотрел на него напряженно улыбаясь, потом вернулся к своему дивану и принялся курить с отсутствующим видом. Время от времени он поглядывал на стенные часы. Когда пробило пять, он облегченно вздохнул. Оставив плащ на спинке дивана, он подошел к столу, чтобы выбрать себе журнал среди старых номеров. Начало смеркаться, и Арон зажег большую лампу, которая висела как раз над столиком с журналами. Холл озарился мрачным, печальным, пыльным светом. Мимо, не замечая его, прошел Вэлимэреску и направился к портье. Эмануэль застыл с журналом в руках, боясь пошевелиться.— Я пришел сообщить вам, что должен уехать, — услышал он его голос.Арон попытался что-то сказать, но Вэлимэреску прервал его громко, раздраженно:— Знаю, знаю. Вы правы. Но это не по моей вине. Это исключительный случай. Я покажу вам телеграмму...Эмануэль с целой кипой журналов вернулся на диван. Он принялся листать их, рассеянно вглядываясь в некоторые снимки, не понимая ничего. Вдруг он с шумом опустил на диван всю кипу журналов и подошел к портье.— Если бы я знал сегодня утром, — ворчал раздосадованный Арон. — Я отказал пятерым клиентам. Телеграмма могла бы прийти на шесть-семь часов раньше.— Повестка о призыве, — произнес Эмануэль с важностью.— Не понял!— Я сказал: он получил повестку...— Нет, это было что-то другое. Телеграмма из суда. Срочно явиться двадцатого августа в восемь утра в суд. Значит, послезавтра утром...— В восемь утра в суд, — повторил изумленно Эмануэль. — А я думал, что суды распущены на лето, — добавил он. — В таком случае он уедет один...— Нет, они оба уезжают, — раздраженно ответил Ароп.Эмануэль наблюдал, как он кладет левую руку на книгу записей, погружает перо глубоко в чернильницу и начинает каллиграфически выводить букву за буквой.— Вы что-нибудь хотели? — спросил он, подняв голову.— Ах, да, — спохватился Эмануэль, словно очнувшись ото сна. — Я хотел спросить, не знаете ли вы, где я могу найти господина Бельдимана.— В это время? — удивился Арон, взглянув на часы. — Ума не приложу.Эмануэль вернулся к дивану, взял журналы, плащ и пошел к себе в номер. Но, сделав несколько шагов по лестнице, раздумал, положил журналы на стол, надел плащ и вышел на улицу. Дождь продолжал мелко сеять, фонари были зажжены. Эмануэль направился к пляжу. Море тонуло в густом тумане, но волны накатывались на берег одна за другой еще быстрее, чем раньше. Он был не один. На молу гуляли две пары, удрученные плохой погодой. Какой-то молодой человек только что вышел из воды и надевал дождевик поверх мокрого купального костюма. По пустынному пляжу, твердо ступая, шагал человек. Засучив брюки, он шел босиком по самой кромке берега, омываемой волнами. Эмануэль остановился, быстро разулся, закатал брюки и побежал следом за ним. Когда он был уже в нескольких шагах, человек вдруг обернулся.— Ах! — воскликнул Эмануэль, не в силах сдержать разочарования. — Я думал, что вы господин Бельдиман. Издалека я принял вас за господина Бельдимана.Человек улыбнулся, но ничего не сказал.— До свидания! — Эмануэль.Снова очутившись на молу, он отряхнул песок с ног, опустил брюки и, держа ботинки в руках, пошел к Видригину. Терраса и обе залы были битком набиты дачниками. Кое-кто из посетителей с улыбкой наблюдал, как он идет по ресторану босиком, в плаще поверх элегантного костюма и с черными туфлями в руке. Не было ни одного свободного столика, и Эмануэль направился к стойке, сел на табурет и носовым платком принялся вытирать ноги. Обувшись, он снял плащ, положил его на край стойки и спросил кофе. Он пил его, сидя на табурете, задумчиво покуривая, наблюдая, как с плаща стекают капли.— На террасе освобождается столик, — шепнул ему Видригин, проходя мимо. — Что-нибудь еще?— Принесите мне коньяку.За соседним столиком, на террасе, кто-то из сидящей там компании сделал ему знак рукой. Эмануэль, улыбаясь, поздоровался, но не двинулся с места, ожидая Видригина.— Вы знаете господина Бельдимана? — спросил он, вынимая бумажник и расплачиваясь.— Знаю, но не очень близко, — сказал Видригин. — Он здесь не бывает. Сотрудничает с моим конкурентом. Надеюсь, вы поняли, кого я имею в виду, — добавил он, подмигивая. — Это клиент Трандафира. Вы найдете его у Трандафира.Эмануэль быстро выпил коньяк и вышел. Совсем стемнело, и свет фонарей казался не таким зловещим под холодным и мелким дождем. У Трандафира народу было мало, и почти одни местные жители. Там не было радио, но был граммофон. Когда он вошел, Трандафир как раз поставил новую пластинку «Голубое небо». Эмануэль остановился посреди зала и стал один за другим осматривать столики.— Я ищу господина Бельдимана, — сказал он официанту, который подошел, чтобы принять заказ.— Сегодня я его не видел. В очень плохую погоду он к нам не приходит. Отправляется к себе на виллу... Что вам принести? — спросил он.— Коньяк.Он поискал глазами столик в стороне и задумчиво сел.— Да, — объяснил ему Трандафир спустя несколько минут, — когда идет дождь или снег или плохая погода, особенно зимой, господин Бельдиман уезжает на большую виллу. В остальное время его можно найти или дома, то есть в доме его первой жены, возле примэрии, или здесь у нас, или на пляже...— Но где находится его вилла? Может быть, я заеду туда?— Ах, — ответил Трандафир, качая головой, — это далеко, у Тузлы. А сейчас, в такой дождь, ни одна машина не повезет вас. Дороги плохие, фонарей нет... Там, на вилле, полное запустение, — добавил он.— А как же он туда добирается?— Ну, это совсем другое дело. Он всегда знает, когда наступит плохая погода, пойдет дождь или разразится буря, и уезжает вовремя. Иногда пешком, а иногда и на автобусе, который подвозит его совсем близко...— А как он определяет, что наступит плохая погода?— А, это долгая история. Он был моряком. И смотрителем на маяке в Тузле. Он знает погоду, знает, чего ждать...— Вы хорошо с ним знакомы? — спросил Эмануэль после небольшой паузы.— Я знал его, когда еще жива была его первая жена. Значит, больше тридцати лет.— Что это за человек? — допытывался Эмануэль. — Это правда, что у него есть особый дар, что он умеет угадывать будущее?— Ах, — произнес Трандафир с многозначительной улыбкой. — Господин Бельдиман знает все. Я говорю, он был моряком.
Уже перевалило за полночь, когда он решил наконец вернуться в гостиницу. Дождь несколько поутих, но мол и пляж давно опустели. Напрасно прогуливался он по молу, ожидая, что появится кто-нибудь, с кем можно будет поговорить. Слышен был лишь шум волн, все более яростных, и временами поскрипывание буйка. Когда от Видригина выходили посетители, до мола доносились обрывки джазовой музыки, молодые голоса, смех.Перед гостиницей остановилась машина, и Эмануэль ускорил шаг.— Нет, — отказал ему шофер. — Я из Констанцы. Привез одного господина и еду обратно.— Это-то мне и нужно! — воскликнул Эмануэль, сильно волнуясь. — Отвезите меня в Констанцу.Шофер взглянул на него с любопытством. И, как ему показалось, ответил с некоторым усилием.— Это будет вам стоить целое состояние, — сказал он. — В какую часть города?— К господину Алессандрини. На улицу...— Я знаю, — сказал шофер, распахивая дверцу. — Пожалуйста.Когда они доехали до Констанцы, дождь прекратился. Огни порта сверкали необычайно ярко, на улицах сильно пахло морем и мокрой травой. Дом Алессандрини еще был освещен. Эмануэль расплатился с шофером, взбежал по каменным ступенькам и сильно нажал на кнопку звонка. Спустя долгое время голос старой женщины спросил с недоверием, кто ему нужен.— Это я, господин Санди, Санди Эмануэль.Кухарка повернула ключ и открыла.— Они ждали вас до недавнего времени, — сказала она. — А теперь все пошли в «Альбатрос».— Кто они? Из Бухареста?— Нет. Артисты. Сдается мне, что среди них есть и художники. Они приплыли из Балчика на яхте, сегодня утром.— А сколько среди них дам? — быстро спросил Эмануэль.— Две или три.— Подумайте хорошенько, — настаивал Эмануэль. — Две или три?— Три, — ответила кухарка после непродолжительного молчания. — Сначала пришли две, потом еще две, но одна из барышень ушла перед обедом. Я и не знаю, когда она ушла...— Так, значит, три. Хорошо! — И быстро сбежал по ступенькам.Перед «Альбатросом» он в нерешительности прогуливался некоторое время, засунув руки в карманы плаща. Когда он решился войти, дверь внезапно распахнулась и швейцар вытолкнул на тротуар двух пьяных матросов. Эмануэль быстро повернулся спиной и перешел улицу. Но через несколько минут вернулся, вошел внутрь, оставил плащ в гардеробе и купил пачку «Лаки Страйк».— Выступает мадемуазель Одетт, — сказал ему швейцар.Он закурил и стал ждать у двери окончания песни. Когда раздались аплодисменты, он на цыпочках вошел в зал. Алессандрини восседал на почетном месте в окружении мужчин и дам всех возрастов; некоторые из них были одеты небрежно и пестро, как на пляже, другие подчеркнуто корректно, даже элегантно. Увидев его, Алессандрини встал из-за стола.— Ваше превосходительство! — закричал он, размахивая рукой.Но Эмануэль вдруг повернулся, вышел из зала, спросил в гардеробе свой плащ и, подойдя к швейцару, вложил ему в руки деньги и предложил сигарету «Лаки Страйк».— Я пришел повидать господина Бельдимана, — прошептал он, — но я его не вижу. Может быть, он ушел?— Не думаю, — сказал швейцар. — Мариэтта, — крикнул он гардеробщице, — ты не видела случайно господина Бельдимана?— Он ушел, — ответила гардеробщица. — Ушел часа в два. Он не пьет и не курит, — добавила она, значительно улыбаясь. — Он приходит ради представления.— Я имею в виду господина Василе Бельдимана, — пояснил Эмануэль.— Мы его хорошо знаем, — сказал швейцар. — Когда ему становится скучно на вилле, он приезжает в Констанцу, в свой дом на Порумбари, и примерно раз в два-три дня заходит к нам.
1 2 3 4