Третье звено! Сорвать нашивки! Продолжайте распалять вашу жажду! Отставить барабаны!
– Встать! Мейо! Встать! Засранец поганый! – Ле Моэль хотел заставить его подняться. – Три часа! Ночной патруль, послушай! Он сейчас заявится, вот увидишь!
Но Ле Мейо продолжал свой монолог за двоих, он не сдавался.
– «Что бы я ни сделал, мой генерал! Вы не имеете права ко мне прикасаться!» – «Вы разжалованы, бригадир, вы разжалованы!» – «Можете засунуть мои нашивки себе в жопу». – «Это невежливо! Смирно! – так он мне отвечает! – Некрасиво так говорить! Я думаю, что вы получите двойной срок!» – «Вы пьяны в дым, мой генерал! Не будь я, Мейо, Жюлем Эрнестом Шарлем Франсуа, если я вас не лишу воинского звания! Что вы можете возразить? Мой генерал! Жюль Эрнест Ле Мейо, к вашим услугам, де Кердавонен Финистер, Ле Мейо красавец хоть куда! Воплощенное благо, воплощенная честь! Почтение к великим святым Рима! Решение Дисциплинарного совета! Все салаги – трусы! Кавалерии конец! Мой генерал, все пропало! В горле пересохло! Враг победил! Мы все погибнем от жажды! Вот наше чертово наказание! Вы будете приговорены к каторжным работам до второго пришествия! До конца ваших курвенных дней! Погодите, ребята! Вы только послушайте! Рыгать от этого хочется!»
Если быть точным, он уже и так обрыгал всю подстилку, громко булькая и хрипя во время приступов рвоты.
– Никак нет, мой генерал! Никак нет, мой генерал!
Он не соглашался. Мейо снова поднялся на ноги и, стоя, блевал прямо на свою накидку. Он хотел обрыгать нас сверху.
– Сейчас я вас погашу, дети мои! – заявляет он нам.
Мейо пытается взобраться на ящик, хватается за крышку. Он летит кубарем, падает, растягивается на каменном полу со всей своей амуницией.
И вот в этот самый момент снаружи раздается истошный яростный вопль, от его неистовой силы дрожат стекла в окнах:
– Ну и ну! Ну и ну! Эта сволочь! Где этот гребаный негодяй? Подонок! Свинья! Дежурный по конюшне! Ко мне! подлец!
Это никак нельзя было назвать легким негодованием.
– Л'Арсиль! Л'Арсиль! Что у вас творится?! Ну и ну! Инструкция! Где вы? А как же поверка? Поверка!
Не было никаких сомнений. Это точно был он. Это был Ранкотт… Мы еще больше съежились, еще теснее прижались друг к другу в нашей конуре. Разъяренный, он кричал все громче и громче:
– Мейо! Мейо! Вы меня слышите? Вы что, хотите, чтобы я сам к вам пришел? Убийца! Бригадир Мейо!
Это больше не могло так продолжаться. Он появился в двери, орущий, во главе своего патруля. Он идет в глубь конюшни, в темноту, во мрак. Он проходит совсем рядом с нашим укрытием. Никого не видит. С рычанием проходит немного дальше.
– Дежурный по конюшне! Дежурный!
От двери слышится ответ:
– Здесь, серьжан! Здесь!
Это как раз Л'Арсиль возвращается с бутылками. Ранкотт набрасывается на него.
– А, вот и ты, мой штрафничок! Погоди у меня, недоумок! Погоди у меня, безобразник! А! Ты хочешь заставить меня кричать еще громче! Я тебе сейчас такую головомойку устрою! Уход с поста, мой маленький зуав! А! Кровью будешь харкать! Ты, случайно, не видел Ле Мейо?
– Никак нет, серьжан!
– Ну а своих лошадей, ты их тоже не видел?
– Никак нет, серьжан!
– Смотри-ка, а я их видел, понял! На эспланаде развлекаются, как раз сейчас учатся выездке! Тагадам! Тагадам! Да! Очень мило! Все при деле! Вы поразительный негодяй! Сейчас я вас побалую, сволочь этакую! Каторжная морда! Восемь суток за ваших лошадок и основание! Самый бесстыдный брехун во всей бригаде! Ну и фрукт! Восьми суток даже не хватит! Наглости хватает скрывать позорную правду от своего дежурного унтер-офицера! А! Это еще не все! Порча имущества! Посмотрите на это безобразие! этот полный бардак! Тридцать и пятнадцать! Дельце как раз для трибунала! Смирно, сволота! Рэз! два! Рэз! два!
Он повел свой патруль обратно к нашему укрытию, всю смену караула. Они шли в темноте, покачивая фонарями, это было похоже на канделябры. На поиски без вести пропавшего они взяли все фонари.
Мы еще долго слышали рычание Ранкотта, доносившееся издалека, черт знает откуда.
– Он в третьем эскадроне!.. – прислушался Ламбеллюш. – Вопит с северной стороны!.. Он сейчас вернется… Лучше бы нам, ребята, поторопиться… Он придет на пост раньше нас!
Единственный раз все сошлись во мнении, что стоило попытать удачу… была не была… Мы выбрались из своей берлоги… Все были покрыты таким толстым слоем навоза, что для того чтобы его стряхнуть, пришлось отдубасить самих себя как следует, такими тумаками можно было лошадь свалить…
Пока мы приводили себя в порядок, вернулся с поста Л'Арсиль… Его основательно покачивало… Он говорил без остановки:
– Это называется друзья! Это называется жаркие поцелуи! Таким болваном перед Ранкоттом! Он может его искать, своего бригадира! У меня! Он подает меня на пятнашку губы! Бедная жертва! Вот так! Решено и подписано! Правила внутреннего распорядка? Томитесь же, милосердные сестры! Это за 315 дней до конца службы! Салаги в этом году отдыхают! Военный устав! Это революция для тунеядцев! Салагам уже и шевелиться не нужно! Все в постельках! Цыпочки мои дорогие! Старик подыхает, жертвуя собой! Салажня храпит! Такая нынче мода! «Л'Арсиль, вы получите пятнадцать суток! Вы пьяны!» – Пьян с горя! Серьжан! Новобранцы в постельке! Старик подыхает от взысканий! Это настоящая несправедливость!» – «Возвращайтесь в свою конюшню! Когда я разыщу Ле Мейо, я вас приволоку на губу! лично!» – «Ах! Ах! Ах! Я хотел бы увидеть вас!» – «Проваливай, скотина!» – «Прекрасно, мой генерал!» Вот в мое время были люди! Седьмой класс! В четыре часа всем соплякам подъем! В конюшню, весельчаки! Вперед! Оп-ля! метлу в руки! и живо, шевелитесь! За работу! Вот это муштра! Сейчас салаги бьют баклуши! Ну я вам скажу! Это старику приходится загибаться! Он мчится со всех ног! На работу! Бедный мученик! А сопляк дрыхнет до сигнала!.. Чашечку кофе в постельку! Не беспокойтесь, душеньки мои! Храпите! Я здесь! дамы и господа!
Он мог бы выдвинуть еще немало обвинений, Л'Арсиль, но он уже был не в состоянии, он уже еле ворочал опухшим от жажды языком… Вдруг появился еще один приятель, дежурный из соседней конюшни, который знал, что такое жажда… У него тоже был повод для недовольства.
– Чего вы тут? Чего? Горлопаны! А лошади не хотят пить, по-вашему? Лучше бы наполнили мне поилку, вместо того чтобы болтать всякие глупости! Если это делают салаги, получается беготня, бестолковщина, никогда не сделают, как надо!.. Это такой кавардак!.. У меня от них одни неприятности!.. руки у них из жопы растут… все портят… чтобы подстилку вычистили, так не дождешься…
В этот момент опять объявился многострадальный ветеран со своей бутылкой и кружкой. Он взялся расталкивать Ламбеллюша. Тот снова задрых в нашей душегубке.
Назревал новый спор, как вдруг у входа раздались страшные крики. Это был окончательно потерявший голову Ле Мейо… который мчался со всех ног, он пулей влетел в открытую дверь… а за ним по пятам гнался унтер…
– Бригадир! Бригадир! Стоять! Свинья! Ко мне! Вы слышите! Стоять, бандит!
Взмыленные, они оба задыхались, хрипели на бегу.
– Сейчас, серьжан! Сейчас, серьжан!
Тем не менее он продолжал спасаться бегством, скача зигзагом туда-сюда.
– Мейо! Мейо! Вернитесь!
Тот отскочил в сторону, повернулся кругом, как бы собираясь подчиниться, поскользнулся на каком-то наклоне, споткнулся о собственную саблю, инстинктивно выхватил ее из ножен. Затем оба рухнули. Прямо на фонарь… раздался жуткий грохот. Ранкотт, едва успев подняться на ноги, с прытью молодого козленка перепрыгнул через неподвижное тело бригадира. Пушечным ядром он грохнулся прямо посреди нашей честной компании. Он отряхивается, замечает нас в глубине нашего логова… скорчившихся, всех восьмерых… Он протирает глаза… таращит их изо всех сил… он отказывается им верить…
– Все сюда! Ко мне! Дежурный по конюшне! Бегом! – Он вне себя от ярости. Он чрезвычайно возбужден. – Дежурный! Черт побери! Да что же это такое? В вашем дерьме? Вот еще новости! хороша комедия! Этого только не хватало! Очень хорошо! Загадка! И разгадка! Все наши главные пройдохи! А! Прекрасно! Я застал их врасплох! А они себе уже и в ус не дуют! Я так и думал… Стоять! Смирно! Пьяные подонки!
Я чувствую, как кто-то тащит меня за штаны. Я вылезаю из укрытия, поднимаюсь на ноги. Остальные тоже выползают, кто как может. Выбираются из теплой навозной жижи.
– Ага! Я застал их прямо в гнездышке, моих пташек!
Ранкотт ликует, глядя на нас, растерянных, икающих после дешевого пойла, это приводит его в великолепное расположение духа.
– Браво! Браво! Отличная служба! Ловко придумано, мои воробушки! Ну да! Ну да! Прекрасно! А! Вы пьяны, бригадир! А! Бириби! А! прекрасные манеры! Вы даром время не теряете! Пьяный вдрызг! Да, мой голубок! Да, сейчас я вас уложу баиньки! Сейчас! Сейчас! Я иду! Все вон отсюда! В колонну по четыре! Представляю себе, как вам выжгут раскаленным железом ваши матрикулы! Раз! Два! Три! Четыре! Вот это будет гульба! Сейчас я вас попотчую на славу! Вперед! Арш!
Спотыкаясь о булыжники, мы чуть не бегом двинулись на пост. Всех покачивало при ходьбе. Ранкотт шагал рядом со мной. Мне доставалось больше всех.
– И новобранец в этом тоже замешан! Ну конечно! Просто удовольствие! Это великолепно! Он настоящий счастливец, этот маменькин сынок!
На ходу он нарочно светил мне своим фонарем прямо в лицо. Я уже ничего не видел.
– Каков молодец! Просто замечательный! Он что надо, этот малыш! Я это сразу же почувствовал! Он будет в дерьме выше головы! А! дикарь! ему конец! Редчайший экземпляр!
На каждом шагу он задавал мне вопросы…
– Ну-ка скажи, идиот недоделанный, как меня зовут? Ну-ка, немедленно скажи, дубина! Как я именуюсь? Раз! Два! Раз! Два! В ногу, паршивец! Что скажешь?…
Он задавал ритм… Ему не давало покоя, запомнил ли я как следует его имя. Мы подошли к ограде.
– Стой! В шеренгу становись! Поверка! Смирно! Ламбеллюш!
– Здесь!
– Брезунек!
– Здесь!
– Керсюзон!..
Все были на месте, кроме одного: Ле Костера… Он выкликал его два или три раза. Никто не отвечал…
– Где ваш человек, Мейо?… Хорошо! Попробуем еще раз!..
Молчание. Его среди нас не было.
– Часовой на пороховых складах… – еле слышно донеслось из шеренги.
– На пороховых?… Часовой? А! – задохнулся от негодования Ранкотт! Приступ удушья! – На поро… порохо… о чем вы говорите?… Никто его не сменил? Да чтоб вы все провалились к чертям собачьим! Ну бригадир, да он просто чокнутый, это ясно! Не сменить часового на пороховых? А! Ну это уже, я вам скажу, Мейо! Чтобы я обнаружил вас пьяным в стельку, в омерзительном состоянии! Бригадир! Плохо ваше дело! Ну я вам скажу, простите! Костер на пороховых со вчерашнего вечера!..
Он не мог прийти в себя из-за этой невероятной катастрофы!
Он то хватал свой фонарь, то снова ставил его на землю. Он хлопал себя по лбу, щипал себя за ляжки…
– Я сплю! Я сплю! Этого не может быть! Так что, ваш человек там уже 10 часов?… Да вы чудовище, Ле Мейо! Дайте мне взглянуть на вас! Идите же сюда! Идите!
Он заставил его подойти ближе, еще ближе! К самому фонарю, чтобы лучше всмотреться в его лицо.
– Он дожидается со вчерашнего вечера? А! Да… Да скажите же! Со вче… со вчерашнего вечера!
Он заикался от изумления… Это было невообразимо…
– Ну так скажите же, Ле Мейо, где вы были? Вы что, его не сменили?
Он задавал ему вопросы очень тихо… Это действительно уже выглядело трагически.
– Это из-за пароля… серьжан…
– Пароль! Что пароль?
– Пароль, мы никак не могли сговориться…
– Вы его забыли. Бездельник! Все! Я понял!.. Вы е… го… за… бы… ли?… Вот чем заканчивается разврат! Что у вас в голове? Ну, осел? Что, идиот?
Опять начался приступ ярости. Он вопил на нас, изливая свое отвращение!
– Убирайтесь! К чертовой матери! Убирайтесь все! Если я снова застукаю кого-нибудь из вас в таком виде, закую в кандалы! Ему уже не выбраться! Это точно!
Вся наша группа разом протиснулась в ворота, началась вакханалия бряцания палашей, прикладов, все это эхом отражалось от стен. Все вокруг звенело. Мейо тащился сзади, с трудом переставляя ноги и бормоча какие-то жалкие извинения.
Когда мы дотащились до караулки, оказалось, что спектакль еще не окончен. Снова принесло Ранкотта, продолжающего рычать и угрожать нам всевозможными карами за наше недостойное поведение.
– Рры! Рры! Ааа! – рычал он. – Да это ведь погибель всей армии! Положительно! Это невероятно! Черт побери этих проклятых подонков, этих олухов царя небесного! Бригадир! Бригадир! Рры! Рра!..
Он задыхался от ярости.
– А если дежурный офицер зайдет? Ну? Хорошо! Скажите же мне все! Это же мне отдуваться! Ведь так? Мне! отдуваться! Еще и пароль! Ле Мейо? Дело плохо, а? Он же пьяный и злой! Ищите его, Мейо! Ищите! Даю вам одну секунду! Минуту! После побудки я вас отправлю на гауптвахту! А! это вы точно заработали! Свой позор! Вы заработали! Вы его, случайно, в стол не положили, пароль? Нет? Давайте же, шевелитесь! Давайте!
В столе его не было… Они напрасно перерыли все, разобрали каждую бумажку, вытащили ящики… Пароля там не было… В реестре тоже… Нигде.
Вся эта кутерьма, понятно, разбудила подсменных караульных, всех тех, кто храпел, развалившись на соломенных подстилках на полу караулки. Они зафыркали, как лошади. Принялись стряхивать с себя солому, которая парила вокруг них маленькими облачками… Судя по гримасам, самым мучительным для них было снова улечься так, чтобы не мешали шпоры. С высунутыми от усердия языками все пытались устроиться поудобнее. Что здесь поражало больше всего, так это невероятно сильный тошнотворный запах дохлых крыс, тухлых яиц, застоявшейся мочи.
Лампа на столе дымила, от нее было намного больше копоти, чем света. Хлопья сажи поднимались к самому потолку.
Чтобы убедиться во всем лично, Ранкотт принялся изучать реестр. Он даже ухватился за него обеими руками и начал с силой трясти, вероятно, надеясь на то, что пароль выпадет оттуда… Выпала маленькая бумажка, испещренная какими-то каракулями…
– А остальные, Мейо? Как вы их сменили? Всех остальных? ну? Говорите же! Как?
– Я их не сменил, серьжан…
– Не сменили, говорите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11