https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkala/
»
«Днем я снова должен был выслушивать доклады, но после обеда пошел к Алисе в сад. Мы не можем переносить разлуку!»
«Так как я утром был занят, я до завтрака вообще не видел дорогую Алике. Но после обеда мы снова поехали в Павловск и любовались чудесным заходом солнца. Вечером, после чая, я довольно долго читал ей вслух».
«Я принимал Дурново, Фредерикса, Рихтера и Авелона. Потом я поехал в Академию наук, где состоялось торжественное ежегодное собрание. Оно было неинтересно, длилось менее часа, так что в два часа я снова был дома. Мы с моей милой маленькой женой отправились на острова гулять, вечер был чудесным, и поездка очень приятной. Только в половине двенадцатого ночи мы приехали домой».
Александра в первые годы после свадьбы имела обыкновение вставлять в царские записи замечания. Фразы, чаще всего по-английски, заверения в любви, переполненные нежностью и глубокой симпатией.
«Сегодня у меня было много свободного времени, — пишет царь, — потому что не нужно было почти читать доклады. Мы позавтракали и пообедали одни. Не могу описать, как счастливо проходит жизнь вдвоем в прекрасном Царском!» Рядом замечание царицы по-английски: «Твоя маленькая жена обожает тебя!»
«Мое блаженство безгранично, — отмечает царь в другом месте. — Очень неохотно я покидаю Царское, ставшее нам обоим таким дорогим. Здесь мы были вдвоем сразу после свадьбы и жили совершенно безмятежно». А царица добавляет: «Я никогда бы не подумала, что на земле может существовать такое безоблачное счастье и такое взаимопонимание двух людей. Я люблю тебя, и в этих трех словах вся моя жизнь».
Обычно царь в своих записях очень поверхностно касается государственных дел, более подробно останавливаясь на счастливых часах жизни в семье. За кратким перечислением приемов часто следует такое восклицание: «С Алике я неописуемо счастлив!»
«Несказанно приятно целый день и всю ночь быть рядом друг с другом, чтобы никто не мешал. Мы ужинали вдвоем в угловой комнате и рано ушли спать».
«От всего сердца я ежедневно благодарю Бога за счастье, что выпало на мою долю. Большего и прекраснейшего блаженства не может желать ни один человек на земле!»
Если Александра не была у супруга и не сидела с Анной Вырубовой в своем будуаре, то ее можно было, конечно же, найти у детей. Ее материнская забота была так велика, с такой неохотой покидала она детскую, что часто даже принимала там деловых посетителей.
Однажды начальнику дворцовой канцелярии надо было срочно с ней переговорить и представить некоторые бумаги на подпись; царица приняла его, держа на руках малолетнюю великую княжну Ольгу и качая одновременно колыбель с новорожденной Татьяной.
И когда наконец после долгих бесплодных ожиданий на свет появился сын, Александра посвятила себя уходу за ним с еще большей энергией, чем за другими детьми. Хотя в лице Вишняковой она нашла превосходную и абсолютно надежную няню для маленького Алексея, а в детских Царскосельского дворца были заняты и другие воспитательницы, тем не менее царица старалась все делать сама: купала, одевала ребенка, ухаживала за своим сыночком, учила его произносить первые слова и часами играла с ним.
Позднее, когда дети постепенно подрастали, Александра сама взялась за их обучение, сидела вместе с ними, склонившись над тетрадями и книгами, помогала решать заданные домашним учителем задачи и подготовила их к занятиям с фрейлейн Шнайдер, мистером Гиббсом и месье Жильяром. С дочерьми она занималась рукоделием, пока они еще были маленькими, шила платья для их кукол, а позднее усердно помогала им в подготовке к маленьким домашним торжествам.
Царь тоже любил играть с детьми, он проводил много времени в их обществе. Он велел оборудовать для развлечения малышей один из больших мраморных залов Царскосельского дворца и построил там длинную паркетную катальную горку с шелковой драпировкой. Здесь Николай забавлялся вместе со своими дочерьми даже в дни тяжелых политических беспорядков почти каждый день, иногда по два часа — съезжал вместе с детьми по гладкому деревянному желобу.
День государя начинался чаще всего с приятной прогулки после первого завтрака, после чего следовали ежедневные приемы. Вообще царь редко принимал министров лично, чаще просил докладывать письменно. Но почти ежедневно появлялись какие-нибудь чиновники или военные, просившие аудиенции, и отказать им в приеме царь не мог. Эти приемы очень утомляли его, и он был рад, когда наступало время второго завтрака в обществе царицы и дежурного офицера. Затем обычно следовала длительная прогулка по Царскосельскому парку, чаще с Алике, иногда и со старшими дочерьми. В этом случае они собирали цветы и располагались на траве. За обедом обычно следовали поездки в карете или на моторной лодке, иногда царь брал ружье и стрелял ворон, пока не наступало время всей семьей пить чай. Потом снова была работа, так как царю нужно было в течение нескольких часов просмотреть и разобрать бумаги, нагроможденные на столе.
В восемь часов вечера был ужин. В девять часов царица поднималась в комнату наследника для свершения с ним вечерней молитвы. Затем она спускалась вниз и, пока царь еще какое-то время проводил в рабочем кабинете, играла в четыре руки с Анной, обычно симфонии Бетховена или Чайковского. Иногда, заслышав звуки музыки, осторожно ступая на цыпочках, царь приходил послушать. Молча стоял он позади игравших, и его присутствие выдавал только тонкий запах духов. Если ему не нужно было заниматься государственными делами, он охотно садился в комнате супруги и читал вслух ей и Анне Толстого, Тургенева, Достоевского, Гоголя, Чехова, пока, наконец, около двенадцати часов еще раз не сервировали чай, а затем царская чета отправлялась на покой.
Пребывание в Царском Селе прерывалось путешествиями обычно только два раза в год. Зимой царская семья уезжала на несколько недель в Крым, в прекрасный дворец в Ливадии, а летом обычно ездили в Финские шхеры. В таких путешествиях их жизнь протекала еще спокойнее, чем обычно, так как не было приемов и государственных дел и царь мог полностью посвятить себя семье.
В Ливадии день был наполнен прогулками по уединенным тропинкам. Царь умело скрывал, что Ливадия соединяется железной дорогой с остальным миром, потому что хотел, чтобы ничто не тревожило тихую идиллию этого чудесного уголка. Среди заросших холмов и горных склонов поднимался сверкающий белый дворец, с которого открывалась чудесная перспектива на темно-синее море и покрытые снегом горные вершины. Ранним утром царская семья, захватив съестные припасы, отправлялась в путь и совершала продолжительные, иногда на целый день, прогулки. Там на костерке жарили собственноручно собранные грибы, и царская чета вместе с детьми весь день наслаждалась восхитительной праздностью.
В другой раз предпринимались дальние прогулки верхом или купание в море. Царь любил все виды физических упражнений, он был блестящим гребцом, ходоком, пловцом, велосипедистом и теннисистом. Теннис принадлежал к самым любимым его занятиям, и он занимался им с истинной страстью. Многие часы ежедневно он мог проводить на корте и вкладывал в игру столько усердия, как будто для него это было самым важным делом.
Проигранная партия могла сильно расстроить его, так что его партнерши, особенно Анна Вырубова, попадали в поистине неловкую ситуацию. Он не любил, когда во время игры велись разговоры, так как всегда был слишком захвачен игрой. Царь также очень любил охоту, в его дневниках самым подробным образом описывалась охота, количество убитых животных.
Так же спокойно, как и в Крыму, протекало их пребывание в финских шхерах. Царская яхта «Штандарт» рассекала воды залива и попадала в лабиринт маленьких безлюдных островов, здесь жизнь также складывалась из ежедневных прогулок в лес, катания на лодке и плавания. Члены семьи бродили по восхитительно заросшим камышами островам, устраивали пикники на открытом воздухе среди зелени, лазали по скалам и собирали разные ягоды. Иногда дети играли с матросами, взятыми для этой цели. Позднее, когда великие княжны превратились в молодых девушек, между ними и элегантными офицерами гарнизона завязывались маленькие и безобидные флирты, за которыми царь наблюдал, добродушно улыбаясь, чем невольно поддразнивал девушек. Вечером все собирались на палубе за столом, царь покуривал сигару и рассказывал о своей юности или обсуждал события дня. Пребывая в счастливом настроении, он однажды заметил, что чувствует, как все присутствующие объединились в одну большую семью.
Только дважды в неделю мирное течение жизни нарушалось фельдъегерем, который передавал царю пакет с важными, требующими срочного решения бумагами. Тогда государю приходилось проводить день-два за письменным столом, пока государственные дела не были закончены и царь не мог вернуться к своим.
Так текла жизнь царской четы год за годом, спокойно и счастливо, было ли это в Царском Селе или в Ливадии, или в Финских шхерах. После свержения самодержавия, когда царь должен был вместе с семьей покинуть дворец в Царском Селе, Александра писала подруге:
«Моя дорогая, несказанно тяжело прощаться с прежде таким шумным, а теперь опустевшим домом, с нашим гнездышком, в котором мы прожили двадцать три счастливых года!»
И позднее, в Тобольске, перед лицом неизвестной и опасной судьбы единственным утешением царской семьи, почти единственной темой бесед, были воспоминания о бесконечно счастливых днях совместной жизни.
«Прошлого не вернуть, — пишет из Тобольска царица Анне Вырубовой, — но я благодарю Бога за все, что было, за чудесные воспоминания, которых у меня никто не может отнять».
Может быть, на всей большой русской земле не было второй такой женщины, более благодарной своей судьбе, считавшей тихую, почти обывательскую жизнь величайшим счастьем. Прежнее существование в узком кругу супруга, детей и единственной преданной подруги Анны было для нее «самым большим счастьем на земле».
* * * *
И тем не менее в те «двадцать три года» безоблачного счастья над головами уединившейся в любви царской четы постепенно сгущались тучи, назревала страшная трагедия. В то время как царь нетерпеливо ждал конца скучных приемов и докладов, чтобы поспешить в объятия любимой Алике, пока он под радостный детский смех скатывался с горки или собирал в лесу грибы, либо вечером на палубе яхты вел милые семейные беседы о незначительных событиях дня, пока он играл в теннис, катался на лодке, охотился, медленно, но неотвратимо готовилась трагическая судьба этой семьи и одновременно несчастье всей Российской империи. С самого начала это «солнечное счастье», словно чума, несло в себе неизбежную катастрофу.
Даже их любовь, эта скрытая от света жизнь друг для друга, была обречена темным роком; никогда призрак разрушения, гибели не появлялся так близко, как перед этой тихой, ничем не примечательной супружеской идиллией. Возможно, как раз эта полная «беззаботность» сама по себе была несчастьем, вероятно, страшная судьба вела свою игру, обманчиво скрывая гибель под маской счастья.
Но и государство этой доверчивой царственной четы уже давно медленно, но верно двигалось навстречу своему крушению, и беда таилась в самой сущности этого государства, в душе, в образе жизни и настроении народа еще до восшествия Николая на престол. Этот страшный рок, следуя железному закону, должен был воплотиться в трагической судьбе последних Романовых и одновременно в крахе России.
Обывательская «семейная идиллия» в Царском Селе была охвачена с первого часа и до страшного конца непрерывной цепью роковых неудач, войной, опасностью, болезнями, смертью и катастрофами. В кажущейся беззаботности всех этих людей постоянно присутствовал мучительный и беспокойный страх: с ранней юности постоянная боязнь новых угроз, опасностей и ударов судьбы повергала обоих в глубокое уныние. Царь, с давних пор склонный к суевериям, с самого вступления на престол мучился странными предчувствиями: ничто, предпринятое им, не может увенчаться успехом, потому что он появился на свет в день великомученика Глеба. Кроме того, за столетие до этого святой чудотворец и ясновидец Серафим Саровский объявил, что в правление царя в начале двадцатого века империю ждут страшные испытания: нужда, война и восстания. Царь Николай верил в это предсказание и к любому делу относился со страхом, недоверием и сомнением.
Уже в ранней молодости некоторые события подтверждали эту веру в неотвратимость судьбы; разве не было его детство омрачено ужасным концом деда, царя Александра Второго, которого разорвала бомба. После этого убийства царем стал отец Николая, а он сам — царевичем, так что уже его вступление в право наследования стояло под знаком кровавого преступления.
Когда наследнику, казалось, улыбнулось счастье в любви, оно сразу же было омрачено всякими неприятностями: молодая принцесса Алике фон Гессен, женитьба на которой была самым сокровенным его желанием, с первого взгляда не понравилась его матери, и императрица делала все возможное, чтобы разорвать помолвку. Только через четыре года после посещения принцессой России, перед лицом умирающего царя, это сопротивление угасло, и Алике была приглашена в Крымский дворец, где тяжело больной Александр Третий принял ее по всей форме как невестку и наследницу престола. Но у молодой пары не было времени порадоваться своему счастью: внезапно скончался Александр Третий, и бракосочетание молодого царя совпало с трауром по отцу. Последние недели перед свадьбой проходили в удручающей атмосфере дома: в покоях юной пары принял смерть старый император. Потом молодые ехали с гробом покойного государя через всю Россию, от одного траурного богослужения к другому.
«У меня была долгая беседа с дядей Владимиром, — записал тогда царь у себя в дневнике, — должно ли происходить мое венчание после погребения публично или частным образом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
«Днем я снова должен был выслушивать доклады, но после обеда пошел к Алисе в сад. Мы не можем переносить разлуку!»
«Так как я утром был занят, я до завтрака вообще не видел дорогую Алике. Но после обеда мы снова поехали в Павловск и любовались чудесным заходом солнца. Вечером, после чая, я довольно долго читал ей вслух».
«Я принимал Дурново, Фредерикса, Рихтера и Авелона. Потом я поехал в Академию наук, где состоялось торжественное ежегодное собрание. Оно было неинтересно, длилось менее часа, так что в два часа я снова был дома. Мы с моей милой маленькой женой отправились на острова гулять, вечер был чудесным, и поездка очень приятной. Только в половине двенадцатого ночи мы приехали домой».
Александра в первые годы после свадьбы имела обыкновение вставлять в царские записи замечания. Фразы, чаще всего по-английски, заверения в любви, переполненные нежностью и глубокой симпатией.
«Сегодня у меня было много свободного времени, — пишет царь, — потому что не нужно было почти читать доклады. Мы позавтракали и пообедали одни. Не могу описать, как счастливо проходит жизнь вдвоем в прекрасном Царском!» Рядом замечание царицы по-английски: «Твоя маленькая жена обожает тебя!»
«Мое блаженство безгранично, — отмечает царь в другом месте. — Очень неохотно я покидаю Царское, ставшее нам обоим таким дорогим. Здесь мы были вдвоем сразу после свадьбы и жили совершенно безмятежно». А царица добавляет: «Я никогда бы не подумала, что на земле может существовать такое безоблачное счастье и такое взаимопонимание двух людей. Я люблю тебя, и в этих трех словах вся моя жизнь».
Обычно царь в своих записях очень поверхностно касается государственных дел, более подробно останавливаясь на счастливых часах жизни в семье. За кратким перечислением приемов часто следует такое восклицание: «С Алике я неописуемо счастлив!»
«Несказанно приятно целый день и всю ночь быть рядом друг с другом, чтобы никто не мешал. Мы ужинали вдвоем в угловой комнате и рано ушли спать».
«От всего сердца я ежедневно благодарю Бога за счастье, что выпало на мою долю. Большего и прекраснейшего блаженства не может желать ни один человек на земле!»
Если Александра не была у супруга и не сидела с Анной Вырубовой в своем будуаре, то ее можно было, конечно же, найти у детей. Ее материнская забота была так велика, с такой неохотой покидала она детскую, что часто даже принимала там деловых посетителей.
Однажды начальнику дворцовой канцелярии надо было срочно с ней переговорить и представить некоторые бумаги на подпись; царица приняла его, держа на руках малолетнюю великую княжну Ольгу и качая одновременно колыбель с новорожденной Татьяной.
И когда наконец после долгих бесплодных ожиданий на свет появился сын, Александра посвятила себя уходу за ним с еще большей энергией, чем за другими детьми. Хотя в лице Вишняковой она нашла превосходную и абсолютно надежную няню для маленького Алексея, а в детских Царскосельского дворца были заняты и другие воспитательницы, тем не менее царица старалась все делать сама: купала, одевала ребенка, ухаживала за своим сыночком, учила его произносить первые слова и часами играла с ним.
Позднее, когда дети постепенно подрастали, Александра сама взялась за их обучение, сидела вместе с ними, склонившись над тетрадями и книгами, помогала решать заданные домашним учителем задачи и подготовила их к занятиям с фрейлейн Шнайдер, мистером Гиббсом и месье Жильяром. С дочерьми она занималась рукоделием, пока они еще были маленькими, шила платья для их кукол, а позднее усердно помогала им в подготовке к маленьким домашним торжествам.
Царь тоже любил играть с детьми, он проводил много времени в их обществе. Он велел оборудовать для развлечения малышей один из больших мраморных залов Царскосельского дворца и построил там длинную паркетную катальную горку с шелковой драпировкой. Здесь Николай забавлялся вместе со своими дочерьми даже в дни тяжелых политических беспорядков почти каждый день, иногда по два часа — съезжал вместе с детьми по гладкому деревянному желобу.
День государя начинался чаще всего с приятной прогулки после первого завтрака, после чего следовали ежедневные приемы. Вообще царь редко принимал министров лично, чаще просил докладывать письменно. Но почти ежедневно появлялись какие-нибудь чиновники или военные, просившие аудиенции, и отказать им в приеме царь не мог. Эти приемы очень утомляли его, и он был рад, когда наступало время второго завтрака в обществе царицы и дежурного офицера. Затем обычно следовала длительная прогулка по Царскосельскому парку, чаще с Алике, иногда и со старшими дочерьми. В этом случае они собирали цветы и располагались на траве. За обедом обычно следовали поездки в карете или на моторной лодке, иногда царь брал ружье и стрелял ворон, пока не наступало время всей семьей пить чай. Потом снова была работа, так как царю нужно было в течение нескольких часов просмотреть и разобрать бумаги, нагроможденные на столе.
В восемь часов вечера был ужин. В девять часов царица поднималась в комнату наследника для свершения с ним вечерней молитвы. Затем она спускалась вниз и, пока царь еще какое-то время проводил в рабочем кабинете, играла в четыре руки с Анной, обычно симфонии Бетховена или Чайковского. Иногда, заслышав звуки музыки, осторожно ступая на цыпочках, царь приходил послушать. Молча стоял он позади игравших, и его присутствие выдавал только тонкий запах духов. Если ему не нужно было заниматься государственными делами, он охотно садился в комнате супруги и читал вслух ей и Анне Толстого, Тургенева, Достоевского, Гоголя, Чехова, пока, наконец, около двенадцати часов еще раз не сервировали чай, а затем царская чета отправлялась на покой.
Пребывание в Царском Селе прерывалось путешествиями обычно только два раза в год. Зимой царская семья уезжала на несколько недель в Крым, в прекрасный дворец в Ливадии, а летом обычно ездили в Финские шхеры. В таких путешествиях их жизнь протекала еще спокойнее, чем обычно, так как не было приемов и государственных дел и царь мог полностью посвятить себя семье.
В Ливадии день был наполнен прогулками по уединенным тропинкам. Царь умело скрывал, что Ливадия соединяется железной дорогой с остальным миром, потому что хотел, чтобы ничто не тревожило тихую идиллию этого чудесного уголка. Среди заросших холмов и горных склонов поднимался сверкающий белый дворец, с которого открывалась чудесная перспектива на темно-синее море и покрытые снегом горные вершины. Ранним утром царская семья, захватив съестные припасы, отправлялась в путь и совершала продолжительные, иногда на целый день, прогулки. Там на костерке жарили собственноручно собранные грибы, и царская чета вместе с детьми весь день наслаждалась восхитительной праздностью.
В другой раз предпринимались дальние прогулки верхом или купание в море. Царь любил все виды физических упражнений, он был блестящим гребцом, ходоком, пловцом, велосипедистом и теннисистом. Теннис принадлежал к самым любимым его занятиям, и он занимался им с истинной страстью. Многие часы ежедневно он мог проводить на корте и вкладывал в игру столько усердия, как будто для него это было самым важным делом.
Проигранная партия могла сильно расстроить его, так что его партнерши, особенно Анна Вырубова, попадали в поистине неловкую ситуацию. Он не любил, когда во время игры велись разговоры, так как всегда был слишком захвачен игрой. Царь также очень любил охоту, в его дневниках самым подробным образом описывалась охота, количество убитых животных.
Так же спокойно, как и в Крыму, протекало их пребывание в финских шхерах. Царская яхта «Штандарт» рассекала воды залива и попадала в лабиринт маленьких безлюдных островов, здесь жизнь также складывалась из ежедневных прогулок в лес, катания на лодке и плавания. Члены семьи бродили по восхитительно заросшим камышами островам, устраивали пикники на открытом воздухе среди зелени, лазали по скалам и собирали разные ягоды. Иногда дети играли с матросами, взятыми для этой цели. Позднее, когда великие княжны превратились в молодых девушек, между ними и элегантными офицерами гарнизона завязывались маленькие и безобидные флирты, за которыми царь наблюдал, добродушно улыбаясь, чем невольно поддразнивал девушек. Вечером все собирались на палубе за столом, царь покуривал сигару и рассказывал о своей юности или обсуждал события дня. Пребывая в счастливом настроении, он однажды заметил, что чувствует, как все присутствующие объединились в одну большую семью.
Только дважды в неделю мирное течение жизни нарушалось фельдъегерем, который передавал царю пакет с важными, требующими срочного решения бумагами. Тогда государю приходилось проводить день-два за письменным столом, пока государственные дела не были закончены и царь не мог вернуться к своим.
Так текла жизнь царской четы год за годом, спокойно и счастливо, было ли это в Царском Селе или в Ливадии, или в Финских шхерах. После свержения самодержавия, когда царь должен был вместе с семьей покинуть дворец в Царском Селе, Александра писала подруге:
«Моя дорогая, несказанно тяжело прощаться с прежде таким шумным, а теперь опустевшим домом, с нашим гнездышком, в котором мы прожили двадцать три счастливых года!»
И позднее, в Тобольске, перед лицом неизвестной и опасной судьбы единственным утешением царской семьи, почти единственной темой бесед, были воспоминания о бесконечно счастливых днях совместной жизни.
«Прошлого не вернуть, — пишет из Тобольска царица Анне Вырубовой, — но я благодарю Бога за все, что было, за чудесные воспоминания, которых у меня никто не может отнять».
Может быть, на всей большой русской земле не было второй такой женщины, более благодарной своей судьбе, считавшей тихую, почти обывательскую жизнь величайшим счастьем. Прежнее существование в узком кругу супруга, детей и единственной преданной подруги Анны было для нее «самым большим счастьем на земле».
* * * *
И тем не менее в те «двадцать три года» безоблачного счастья над головами уединившейся в любви царской четы постепенно сгущались тучи, назревала страшная трагедия. В то время как царь нетерпеливо ждал конца скучных приемов и докладов, чтобы поспешить в объятия любимой Алике, пока он под радостный детский смех скатывался с горки или собирал в лесу грибы, либо вечером на палубе яхты вел милые семейные беседы о незначительных событиях дня, пока он играл в теннис, катался на лодке, охотился, медленно, но неотвратимо готовилась трагическая судьба этой семьи и одновременно несчастье всей Российской империи. С самого начала это «солнечное счастье», словно чума, несло в себе неизбежную катастрофу.
Даже их любовь, эта скрытая от света жизнь друг для друга, была обречена темным роком; никогда призрак разрушения, гибели не появлялся так близко, как перед этой тихой, ничем не примечательной супружеской идиллией. Возможно, как раз эта полная «беззаботность» сама по себе была несчастьем, вероятно, страшная судьба вела свою игру, обманчиво скрывая гибель под маской счастья.
Но и государство этой доверчивой царственной четы уже давно медленно, но верно двигалось навстречу своему крушению, и беда таилась в самой сущности этого государства, в душе, в образе жизни и настроении народа еще до восшествия Николая на престол. Этот страшный рок, следуя железному закону, должен был воплотиться в трагической судьбе последних Романовых и одновременно в крахе России.
Обывательская «семейная идиллия» в Царском Селе была охвачена с первого часа и до страшного конца непрерывной цепью роковых неудач, войной, опасностью, болезнями, смертью и катастрофами. В кажущейся беззаботности всех этих людей постоянно присутствовал мучительный и беспокойный страх: с ранней юности постоянная боязнь новых угроз, опасностей и ударов судьбы повергала обоих в глубокое уныние. Царь, с давних пор склонный к суевериям, с самого вступления на престол мучился странными предчувствиями: ничто, предпринятое им, не может увенчаться успехом, потому что он появился на свет в день великомученика Глеба. Кроме того, за столетие до этого святой чудотворец и ясновидец Серафим Саровский объявил, что в правление царя в начале двадцатого века империю ждут страшные испытания: нужда, война и восстания. Царь Николай верил в это предсказание и к любому делу относился со страхом, недоверием и сомнением.
Уже в ранней молодости некоторые события подтверждали эту веру в неотвратимость судьбы; разве не было его детство омрачено ужасным концом деда, царя Александра Второго, которого разорвала бомба. После этого убийства царем стал отец Николая, а он сам — царевичем, так что уже его вступление в право наследования стояло под знаком кровавого преступления.
Когда наследнику, казалось, улыбнулось счастье в любви, оно сразу же было омрачено всякими неприятностями: молодая принцесса Алике фон Гессен, женитьба на которой была самым сокровенным его желанием, с первого взгляда не понравилась его матери, и императрица делала все возможное, чтобы разорвать помолвку. Только через четыре года после посещения принцессой России, перед лицом умирающего царя, это сопротивление угасло, и Алике была приглашена в Крымский дворец, где тяжело больной Александр Третий принял ее по всей форме как невестку и наследницу престола. Но у молодой пары не было времени порадоваться своему счастью: внезапно скончался Александр Третий, и бракосочетание молодого царя совпало с трауром по отцу. Последние недели перед свадьбой проходили в удручающей атмосфере дома: в покоях юной пары принял смерть старый император. Потом молодые ехали с гробом покойного государя через всю Россию, от одного траурного богослужения к другому.
«У меня была долгая беседа с дядей Владимиром, — записал тогда царь у себя в дневнике, — должно ли происходить мое венчание после погребения публично или частным образом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57