Характерно и закономерно: уже в первых же воздушных боях с фашистскими стервятниками советские летчики при необходимости решительно и смело шли на таран. Не говорю уж о чисто профессиональной стороне дела. Конечно, нужно было обладать отличной техникой пилотирования, отличным глазомером, великолепно знать и чувствовать самолет, уметь в кулак собрать всю свою волю, чтобы хладнокровно и точно нанести по вражеской машине удар винтом или крылом своего истребителя. Более того — без колебания и твердо идти. в лобовую атаку на самолет противника. Так побеждать — это значит побеждать не просто профессиональным мастерством и мужеством, но прежде всего прочно воспитанной, сформированной в себе готовностью к подвигу, беззаветной самоотверженностью во имя Родины. Ибо только этой высшей готовностью к самопожертвованию можно правильно объяснить факты неоднократного применения такого приема, как таран.
В ходе первого сражения в небе Кубани шестерка истребителей нашего корпуса в очередной раз вылетела для прикрытия плацдарма. На подходе к зоне она встретила две группы «юнкерсов» по 18—20 самолетов в каждой: под прикрытием «мессеров» они шли к позициям малоземельцев. Используя преимущество в высоте, наши истребители, набирая скорость, ринулись на противника. Внезапность и мастерство атаки позволили им сразу же —сбить 2 бомбардировщика, а затем еще 3. Но вот на «як» лейтенанта Ивана Федорова и на его ведомого бросилась четверка «мессершмиттов». Они сумели «оттереть» ведомого. Пара распалась. Федоров попробовал уйти энергичным разворотом, но здесь путь преградила еще пара Ме-109. Один против шестерых! Летчик обладал отличной техникой пилотирования и мог, несмотря ни на что, оторваться от врагов. Но тогда бы шесть «мессершмиттов» бросились на «яки», атакующие бомбардировщики. Федоров ринулся в атаку, его истребитель зашел в хвост ведущему «мессершмитту». Свинцовые очереди буквально раскалывают вражескую машину. Не теряя ни секунды, удачным маневром Федоров ловит в сетку прицела ведомого фашиста. Нажимает на гашетку, но пушки молчат: боезапас кончился. И вот уже к «яку» тянутся трассы от другой пары «мессершмиттов».
Федоров сваливает самолет на крыло и уходит вниз. Несколько снарядов рвут обшивку на правой плоскости «яка», но он все еще хорошо слушается рулей. Летчик бросает машину вверх на предельных перегрузках, но там, наверху, его поджидает третья пара. Фашисты это умели — брать в оборот наши самолеты при своем численном превосходстве. Но советский летчик не стал ждать нападения: он атаковал сам. Дистанция между «яком» и одним из «мессершмиттов» быстро сокращалась, пушки советского истребителя молчат, но фашист нервничает, пытается уйти. Поздно: крыло «яка» бьет по самолету врага… Иван Федоров стал Героем Советского Союза, закончил войну в Берлине.
Тогда же еще два летчика нашего корпуса — заместитель командира полка майор А. К. Янович и командир эскадрильи старший лейтенант С. И. Маковский таранили вражеские машины, не позволив им выполнить свои задания. Причем Маковский сохранил машину, сумел нормально посадить ее на свой аэродром. При освобождении правобережной Украины этот замечательный летчик вместе с ведомым Кузнецовым штурмовал фашистский аэродром в районе Большой Костромки. Зенитный снаряд подбил машину ведомого, тот произвел вынужденную посадку и успел выпрыгнуть из горящего самолета. Маковский на глазах ошеломленных фашистов сажает свой самолет, Кузнецов кое-как втиснул голову и левую ногу в кабину одноместной машины, и так они взлетели. Придя в себя, гитлеровцы начали обстреливать из автоматов советский самолет, они подскочили так близко, что один из них попал под удар самолетного винта…
Подобные подвиги советские летчики совершали на всем протяжении войны, на всех ее фронтах. Напомню лишь два ярких эпизода из этой героической летописи. В сорок первом Виктор Талалихин, прикрывая подступы к столице, совершил ночной таран — такого история авиации еще не знала. А в апреле сорок второго Алексей Хлобыстов, защищая Мурманский порт от рвавшихся туда фашистских бомбардировщиков и истребителей, в одном бою таранными ударами сбил две вражеские: машины — такого тоже не было в истории авиации.
Подчас приходится отвечать на вопрос: «А так ли уже оправдан был этот крайне, смертельно опасный прием воздушного боя?»
Для меня тут никогда не было сомнений и колебаний, я всегда считал — да, оправдан. Даже самые искусные, самые заслуженные летчики люфтваффе всегда помнили: в любой схватке любой краснозвездный самолет в любой момент готов к таранному удару. И потому они не могли не паниковать, не опасаться, а это отнюдь не способствовало их моральному и боевому самочувствию.
Буквально ужас наводили на наземные фашистские войска и огненные тараны, ураганом разносившие их маршевые колонны, мощные оборонительные укрепления, переправы. Более 600 летчиков повторили подвиг Николая Гастелло и его экипажа, настойчивый поиск историков и красных следопытов продолжает пополнять этот список все новыми именами. Важно отметить такой момент: многие экипажи подбитых машин вполне могли попытаться сесть на вынужденную посадку или добраться до своего аэродрома, а то и просто выброситься с парашютами. Могли, но, соблюдая верность воинскому долгу, предпочитали ценой гибели нанести максимальный урон врагу,
Каждый школьник в нашей стране знает о легендарном таране Н. Гастелло. Но не каждому взрослому известно, что перед событиями на Халхин-Голе инструктором героя был М. А. Ююкин. Во время боев с японскими агрессорами самолет батальонного комиссара М. А. Ююкина был подбит зенитным снарядом, и отважный пилот бросил его на вражеский дот. Вот они, истоки: ученик повторил подвиг учителя, а его пример вдохновил и повел за собой других. Поистине эстафета бессмертия…
Не могу в этом разговоре не привести и еще одного, поразившего меня до глубины души случая. Дело было в первых числах мая сорок пятого, грозно звучали заключительные аккорды штурма Берлина. А остатки разгромленных эсэсовских частей отчаянно пробивались навстречу американцам или англичанам. И вот одна такая колонна появилась в районе аэродрома, где дислоцировался один из полков корпуса. Прикрытия у нас никакого, из оружия — пистолеты, автоматы, немного ручных гранат. Как быть? Я знал, что в центре Берлина бои идут ожесточенные, танковые же наши корпуса ушли далеко вперед, к Эльбе, навстречу союзникам. Принимаю решение организовать круговую оборону аэродром» имеющимися силами, летчикам же приказываю немедленно поднять машины в воздух, перебазироваться на другой аэродром и попутно нанести по прорывающимся врагам хороший штурмовой удар. Истребители ушли в небо, и вскоре послышались разрывы бомб, яростная пулеметно-пушечная стрельба. Гитлеровскую колонну, как потом выяснилось, прикрывала плотная зенитная оборона — несколько скорострельных крупнокалиберных установок. Так же внезапно, как они и начались, суматоха и перестрелка в стороне фашистов стихли, и в это» напряженной тишине оттуда появился все укрупняющийся силуэт самолета. Истребитель заходил на посадочную полосу с явным перелетом, снижался с опасным креном, а когда, наконец, сел, его развернуло поперек полосы п сторону шоссе. Всем было ясно, что с летчиком неладно, к месту посадки помчалась санитарная машина. Мне доложили: с боевого задания вернулся капитан Дугин, перед посадкой он радировал — ранен в грудь. Через несколько минут я выслушал врача, его сообщение показалось мне невероятным: летчик получил сквозное ранение в грудь от двадцатимиллиметрового зенитного» снаряда. Как же он сумел посадить машину, выпустить при этом шасси?! Врачи пояснили, что случай действительно исключительный и объясняется только предельной мобилизацией духовных, волевых качеств пилота…
Так было: битва с фашизмом пробуждала у миллионов советских людей такие силы, способности и качества, о наличии которых у себя они и не подозревали. Весь мир вновь поразился их невиданной нравственной готовности к величайшей самоотверженности во имя чести и свободы своей социалистической Родины, их беззаветному патриотизму.
Время от времени в западной литературе появляются высказывания разного рода специалистов-авиаторов, историков, психологов о том, что таран как прием воздушного боя был для советских летчиков крайней, вынужденной мерой, был продиктован чуть ли не безвыходностью положения при подавляющем превосходстве противника. Что ж, в начале войны это численное преимущество на стороне гитлеровцев действительно имелось. Но лобовая атака или таран советских летчиков как крик отчаяния? Нет уж, увольте! Фашистские асы бесчисленное множество раз, особенно во второй половине войны, попадали в отчаянные, безвыходнейшие положения, но никому из них и в голову не приходило даже попытаться таранить наши самолеты, чтобы вырваться из кольца или как-то изменить ситуацию в свою пользу. Почему? Ведь надо отдать должное — ни мужества, ни мастерства многим из них было не занимать. Но чтобы решиться на таран, необходимо было быть еще и глубоко убежденным в правоте защищаемого дела, защищаемых идеалов, осознавать кровную, личную ответственность за исход боя, сражения, всей войны. И здесь подавляющее нравственное превосходство всегда было на стороне наших летчиков, всех наших советских воинов. Совершенные нашими соколами тараны, как я уже говорил, имели и прямые результаты, и огромный смысл. Сбитый враг, спасенные в схватке с гитлеровцами боевые друзья, сохраненные объекты, страх и паника в стане фашистов как реакция на бесстрашие и презрение к смерти наших летчиков. Но еще более важно, пожалуй, было их воздействие на готовность к подвигу, к самопожертвованию у все новых тысяч и тысяч советских патриотов.
Так с чего же начинается эта готовность к подвигу? Из каких зерен произрастает и какими приемами-средствами воспитывается? Как и что нужно сделать, чтобы помочь сформировать ее в душе каждого советского человека?
Что и говорить, вопросы из категории труднейших, но ответы на них подсказывает сама жизнь.
Личность в человеке пробуждается с первых проблесков способности к нравственной самооценке собственных помыслов и поступков. А ускорить это пробуждение, сотворить его ярким эмоционально, воспитать идейно, дать ему нравственный импульс на всю жизнь может и должна прежде всего семья. Становление характера начинается с той минуты, когда ребенок самостоятельно потянулся рукой к ложке — «Я сам!». И правильно, и не надо ему мешать.
Удивительная вещь: некоторые из знакомых мне молодых людей, вполне интеллигентных, во всяком случае, по уровню образованности, ничуть не смущаются признаться, что мало занимаются домашними хлопотами, даже если эти хлопоты от дедов и прадедов — чисто-мужские. А иногда приходится сталкиваться и с прямым к ним предубеждением: я-де занят серьезными и важными делами на работе, на все остальное имеются дэзы и т. д. Имеются, конечно. Однако не возникнет надобности вызывать специалистов из жэка, если все, что могут они, не хуже он сделает сам.
Это так, к слову. Вообще же надо помнить: человека создал труд. Только в процессе освоения его секретов, только в процессе освоения его приемов и методов, их постоянного совершенствования и обновления наиболее-полно утверждает и раскрывает себя личность. И вырабатывает в себе такие важнейшие качества, как ответственность за слово и дело, как способность к самостоятельному мнению и поступку.
«Делай, как я» — эта формула в армейских условиях с предельной цельностью отражает глубинную суть тесно, взаимопереплетенных понятий ответственности и самостоятельности. За ней — обоснованная уверенность в безусловной правильности принимаемого решения и вся полнота ответственности за него.
К ответственности и самостоятельности надо готовиться с первых сознательных шагов: самому одеваться, убирать за собой постель или стол и так далее. И любое дело делать вовремя и доводить непременно до конца. Тогда будет легко и просто в детском саду, а потом в школе, институте, техникуме, ПТУ, на работе.
Ратный или трудовой подвиг — это, безусловно, пиковый взлет человеческого духа. Но как и для любого-излета, ему нужна надежная стартовая площадка. Центральное ее звено — самовоспитание человека. У нас для каждого открыты все пути к знаниям, сокровищам культуры, духовным ценностям, государство законодательно приобщает граждан к определенному минимуму этого бесценного богатства. Школа, семья, вуз формируют в человеке личность-личность высокой коммунистической нравственности. Но эта работа не дает эффекта, если он сам не будет всегда и во всем стремиться к тому же, воспитывать волю, уверенность в собственных силах, всегда добиваться намеченной цели. И в любых обстоятельствах управлять собой — своими желаниями, мыслями, поведением. Чеховские слова «В человеке все должно быть прекрасно…» представляются мне лаконичной, но достаточно емкой формулой самовоспитания, а не прекраснодушной фразой размечтавшегося писателя.
Не могу не вспомнить в связи с этим, что на июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС справедливо отмечалось: мы многого добились в осуществлении цели, которой никто, кроме коммунистов, никогда и не ставил, — формировании идейно убежденной, гармонически развитой, духовно богатой личности, строящей жизнь по .законам социальной справедливости и разума, добра и красоты. И обращалось при этом внимание на такой существенный момент: по мере нашего продвижения вперед постоянно возрастают не только возможности для всестороннего развития личности, но и требования к ней со стороны общества.
Вокруг человека на разных этапах его возмужания, —формирования всегда существует и всегда. достаточно заманчиво, внешне привлекательно — масса всяческих соблазнов. Цветной телевизор вошел в быт. Никого не удивишь ни «Жигулями», ни «Волгой».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13