Командир бригады быстро определил:
– Наступают на высоту 670.
Он хотел вызвать четвертый батальон, который оборонял эту высоту, но связи не было. Тотчас же по тревоге поднялись остальные батальоны, на участке которых пока еще было тихо: Все готовились к бою.
А через полчаса на командный пункт, пошатываясь, прибежал офицер из четвертого батальона. Он едва держался на ногах, голова его была разбита, из левого бока текла кровь. Теряя сознание, он рассказал, что ночью на высоту ворвалось более батальона пехотинцев.
Вооруженные ножами и ручными гранатами, они бесшумно убрали дозорных и бросились в окопы. Командир батальона убит, штаб батальона почти полностью погиб.
Для восстановления положения командир бригады Пандо вызвал из резерва первый батальон и приказал ему захватить высоту. Пока выяснялась обстановка, стрельба докатилась до нашего штаба. Кругом ухали разрывы, пули визжали уже над головой. Это в бой вступил охранный взвод бригады. Трудно было понять, что происходит кругом, кто куда стреляет, где наши, а где марокканцы. Я посоветовал командиру бригады до выяснения обстановки вызвать пулеметную роту для охраны штаба.
Командир роты смог выделить лишь один взвод из трех станковых пулеметов. Остальные уже ввязались в бой, и вытянуть их оттуда не представлялось возможным.
Как только стало светать, в воздухе над нашими окопами появились самолеты противника. Две группы по девять бомбардировщиков заходили на цель. Едва они отбомбились, как заговорили сразу шесть батарей противника. Мы с Пандо хотели было перейти на наблюдательный пункт, который подготовили северо-западнее высоты 640, но, напуганные мощным огнем мятежников, офицер и телефонисты сбежали оттуда. Пришлось оставаться на старом КП. Обстановка сложилась чрезвычайно тяжелая. Командир бригады обо всем доложил Листеру, и тот ввел в бой 1-ю резервную бригаду.
Мы повеселели. Пандо решил перенести командный пункт из оврага на северную окраину Брунете, а наблюдательный пункт оборудовать на колокольне уцелевшей церкви.
Едва мы вышли из оврага, как увидели отступающих солдат второго и третьего батальонов. Они покидали высоты 640 и 620. Нам пришлось остаться в боевых порядках третьего батальона. Командира батальона найти не удалось. Очевидно, он был убит. Пандо остановил отступающих бойцов. Они заняли окопы и приготовились к бою.
Храбро сражался первый батальон. В рукопашной схватке штыками и гранатами бойцы уничтожили почти половину марокканской части, наступавшей против них.
Высоты 620 и 640 наши войска вынуждены были оставить, но дальнейшее наступление мятежников было задержано.
На новый командный пункт мы с Пандо пришли во второй половине дня.
Мы не сомневались, что сегодняшняя атака мятежников – только первая попытка, репетиция перед основным штурмом. Я связался с Листером по телефону и рассказал ему о том, что здесь произошло. Он прервал меня:
– Сейчас сам приеду. Ждите.
И вскоре сердитый, необычно серьезный он вошел в штаб. Внимательно выслушал командира бригады, задумался.
– Годовщину, бандиты, празднуют, – проговорил он.
– Какую годовщину? – ничего не понимая, переспросил командир бригады.
– Сегодня 18 июля 1937 года. Ровно год, как мятежники подняли восстание.
Он сказал, что этой ночью на всех участках фронта войска Франко перешли в наступление.
Особо сильные бои шли в районе высоты Льянос против 100-й бригады. Атака там была отбита, лишь после того как на выручку пришли бойцы 35-й дивизии Вальтера.
Для войск 11-й дивизии сложилась очень трудная обстановка, так как противник держал теперь в своих руках все господствующие высоты.
С 18 июля авиация мятежников имела господство в воздухе. Бомбардировщики непрерывно бомбили наши позиции. А когда уходили за новым запасом, – над окопами появлялись истребители. Стервятники гонялись за каждым человеком, за каждой повозкой и машиной.
Подвозить воду, боеприпасы, продовольствие мы могли только ночью, да и то не было гарантии, что все доставят в срок. Фашисты и ночью не давали покоя. Они сбрасывали бомбы на рощи, сады, наперед зная, что там должны прятаться республиканские подразделения. Люди не выходили из боя ни днем, ни ночью.
Кое-где уже стали поговаривать об отходе. А командир 100-й бригады в самое трудное время уехал на четыре дня в Мадрид. Там он убеждал своих руководителей-анархистов отозвать бригаду с занимаемого участка.
И трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы не случай. Возвращаясь из Мадрида в бригаду, командир и комиссар были убиты осколками разорвавшегося поблизости снаряда. На их место назначили лучшего командира батальона, а комиссара прислали из 5-го коммунистического полка.
23 июля я узнал от Малино, что 11-ю пехотную дивизию должна заменить 14-я. Нашим бойцам, находившимся в последнее время в беспрерывных боях, решили дать небольшую передышку.
Узнав это, Листер расстроился. Он хорошо знал 14-ю дивизию, состоявшую почти целиком из анархистов, и не верил в ее боеспособность.
– Передадим участок, который завоевали кровью, а они сдадут его и разбегутся.
Но изменить он ничего не мог. Это был приказ командующего Центральным фронтом. Но пока это еще произойдет, держать оборону предстояло нам.
И сколько бы ни напрягали силы мятежники, своей цели они не добились. Им не удалось окружить и уничтожить республиканцев, находившихся в огненном «мешке».
Наши разведчики, ходившие в тыл к противнику, принесли важные вести: южнее высот 670, 640 и 620 идет большое сосредоточение войск противника. А 4-я и 5-я наваррские бригады переброшены в направлении Брунете. Они должны столкнуть республиканцев с восточного берега реки Гвадаррамы, занять Брунете и ликвидировать угрозу своему тылу.
Такие маневры не на шутку встревожили нас. Все бригады первого эшелона получили приказ приготовиться к бою. Каждому бойцу выдали дополнительно по двести патронов и по четыре гранаты. Артиллерийский дивизион получил два боевых комплекта снарядов. 9-я бригада, которая в это время находилась во втором эшелоне, поднялась по тревоге. О смене дивизии теперь не могло быть и речи.
Утром 24 июля франкисты начали свое наступление. На наши позиции обрушился шквал огня. Казалось, что земля расколется. И вот после такой «прелюдии» мятежники пошли в атаку. Показались танки. Они ползли медленно, словно прощупывая каждый метр, а за машинами бежала пехота.
Затаив дыхание, мы ждали, когда откроет огонь наша артиллерия и пехота. Минуты казались вечностью. Бронированные машины подошли почти к передней траншее.
«Ну, – подумал я, – сейчас перелезет через окоп, и дорога на Брунете будет открыта».
И вдруг из окопа республиканцев поднялся огромный, двухметрового роста боец. В руках он держал ручной пулемет. Смельчак перешагнул через бруствер и медленно пошел навстречу танкам.
– Он что, спятил? – крикнул я стоявшему рядом Листеру.
– Так ведь это же наш Талант, – восхищенный, ответил тот.
– Какой Талант?
– Потом расскажу, смотри, что будет.
Танки продолжали идти вперед. Кругом пулеметные очереди, и уму непостижимо, как Талант оставался невредимым. Вот он, лавируя между вражескими танками, прошел еще несколько метров вперед. Бронированные машины теперь оказались за его спиной. И в этот момент Талант бросился на землю, установил пулемет и открыл огонь. Меткими очередями он отсекал наступающую пехоту врага от их танков.
Наконец, открыла огонь наша артиллерия. Раздался резкий пронзительный выстрел. Орудие прямым попаданием заставило головной танк завертеться. Наша оборона ожила. Застрочили пулеметы, послышались ружейные выстрелы. Республиканцы, проявив выдержку, теперь меткими очередями косили вражескую пехоту. Листер на радостях бросился целовать начальника штаба, меня и других офицеров.
И все же силы были неравны. Через несколько часов республиканцам пришлось оставить свои позиции и отойти в тыл. Надо было сохранить людей и технику.
Командование мятежников обрушило страшный бомбовый удар по Брунете. Улицы превратились в кладбище домов, даже церковь, памятник архитектуры, мятежники не пощадили.
В это время нам сообщили, что левее нас должна вводиться в бой дивизия анархистов. Листер обрадовался: все-таки какая-то помощь, теперь нашей дивизии будет легче сдерживать наступление врага. Но радовался Энрике преждевременно. Дивизия анархистов не смогла выйти на исходное положение для контрудара.
Это оказалось достаточным для мятежников. Подтянув подкрепления, они к вечеру ворвались в Брунете. Только северную часть города еще удерживали бойцы интернациональной бригады генерала Вальтера, да городское кладбище контролировали подразделения 1-й бригады. Но судьба города была решена. Республиканцы могли продержаться здесь совсем недолго.
На следующий день Брунете пал.
Анархисты из 14-й дивизии, напуганные мощью мятежников, так по существу и не успев вступить в бой, стали беспорядочно удирать.
Противник, увидев, что войска отступают, возобновил наступление. Трусость анархистов поставила в очень тяжелое положение 11-ю дивизию Листера и 35-ю дивизию генерала Вальтера.
Противник хорошо воспользовался брешью, образовавшейся после бегства анархистов, и стал в нее забивать массированный клин. 100-я бригада вынуждена была отойти. Отступила и 35-я дивизия.
Листер хотел сменить наблюдательный пункт, но было поздно. Надо было выбирать одно из двух: оставаться на месте и драться до конца вместе с ротой охраны или попытаться остановить отступающие войска. Листер выбрал второе. Он бросился к солдатам. Я хотел последовать за ним, но прополз двести метров и дальше не смог двинуться. Авиация не давала возможности поднять голову. Вернулся на наблюдательный пункт, приготовил к бою оставленные два «максима» и решил: «Будь что будет. Приму последний бой здесь».
Страшно захотелось пить, а воды не было. Неотлучно следовавший за мной Альберто разыскал где-то небольшой бочонок пива, и мы, приложив губы к отверстию, принялись жадно пить.
Не успел я занять место за пулеметом, как увидел наступавших на НП марокканцев. В стороне отходили остатки 9-й бригады. Я рассчитывал, что они пойдут мимо нас и хотел их задержать, но бойцы ушли стороной. Очередью предупредил их, что здесь, на НП еще свои, но они не услышали.
В прорезь прицела поймал набегающих солдат противника и короткими очередями стал расстреливать их.
Одна очередь, вторая. А враг лезет и лезет. Все ближе и ближе. Альберто стрелял короткими и очень точными очередями. Наконец мятежники приостановились, залегли. И вдруг справа, я даже глазам своим не поверил, в атаку пошли солдаты 11-й бригады в сопровождении нескольких танков. Оторвавшаяся пехота марокканцев была полностью уничтожена.
Теперь я получил возможность разыскать Листера. Застал я его уже на новом наблюдательном пункте. Ему и нескольким офицерам удалось задержать отступающие подразделения на рубеже Вильянуэва-де-ла-Каньяда. Листер сообщил печальную весть: солдаты видели, как погиб командир 9-й бригады Пандо. Командование принял кубинец майор Альберто Санчес.
26 июля франкисты предприняли еще несколько атак, пытаясь развить свое наступление, но это им не удалось.
Вечером мы сидели у Листера и вспоминали о прошедшем бое.
– Талант жив? – спросил я Энрике. – Ты обещал рассказать о нем.
– Жив, – улыбнулся Листер.
И он рассказал об этом бесстрашном человеке.
За свою небывалую силу, бесстрашие, искренность гигант пользовался всеобщей любовью солдат. Никто его не звал по фамилии. С легкой руки какого-то весельчака парня все величали Талантом.
Бесстрашный, презирающий смерть, Талант доставлял немало хлопот командирам своей недисциплинированностью. Кончится бой, и Талант в самоволке. Установится затишье, Талант уже где-нибудь в винном погребке. Он успел побыть и рядовым, и фельдфебелем, и офицером. Каждый раз за свои грехи получал строгие взыскания. После боя его представляют к награде, повышают в чине. Проштрафится – разжалуют в рядовые.
– Двенадцать раз на моей памяти его разжаловали в рядовые, а потом опять производили в офицеры, – рассказывал Листер. – Посылали в самые опасные места, и он искупал свою вину. Просто не знаю, что с ним делать. Последний раз накануне боя встретил его сильно пьяным. Приказал остановиться.
– А ты кто такой? – набросился он на меня.
– Стоять смирно! – говорю, а Талант и бровью не ведет. Я разозлился: – Да тебя за такие дела расстрелять надо. – И приказал арестовать его. Через час, немного протрезвевшего, его привели ко мне. Узнал меня, потупил голову. Ну, дал я ему жару, обругал, а потом говорю: – Отправляйся в свою роту.
А он головой мотает:
– Никуда я отсюда не пойду.
– Это еще почему?
– Ты сказал, что меня к стенке мало поставить, ну вот и давай. Пока не расстреляешь меня, не успокоюсь.
– Все, кто был в тот момент рядом, покатились со смеху. А Талант на своем стоит. Еле его уговорили. А как он воевал в этом бою, сам видел, – закончил свой рассказ Листер. – Ну что ты с ним будешь делать?
Мне захотелось встретиться с этим человеком, поговорить, но, к сожалению, обстоятельства так сложились, что я его больше не видел. После Брунетской операции Таланта перевели в другую часть.
XV

Майор Черняк в Мадриде. Рыбалка. Четыре встречи с Рубеном Руисом Ибаррури
Как-то вечером в дни затишья в нашу палатку вошел незнакомый человек. Судя по тщательно отутюженному гражданскому костюму и незагорелому лицу, появился он в здешних краях недавно.
Новичок доложил:
– Майор Черняк прибыл от Малино. Назначен в дивизию Листера.
Я познакомил его с начальником штаба, и мы пошли в палатку к Листеру. Представив Черняка командиру дивизии Листеру и комиссару Сантьяго, я сел в сторонке.
Листер внимательно и очень подробно принялся рассказывать Черняку о боевых делах, о традициях дивизии. Вспомнил о сражениях под Гвадалахарой и Брунете, где стойко держались бойцы 11-й пехотной дивизии.
Пожелав спокойной ночи Листеру и Сантьяго, мы с майором Черняком пошли ко мне в палатку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43