Дуглас затем опубликовал текст своих вопросов и ответов ламы. Как гласит история профессора, его радушный хозяин в Химисе сказал, что является настоятелем монастыря уже пятнадцать лет — период времени, который охватил бы и визит Нотовича. Лама сказал, что за это время ни один европеец со сломанной ногой не искал прибежища в Химисе, хотя он отчетливо помнил, как несколько господ из Европы посещали монастырь. Более того, он не показывал книгу о жизни святого Иссы ни одному «сахибу».«В монастыре нет подобной книги, и за время моей службы ни одному сахибу не было позволено переписывать или переводить рукописи, хранящиеся в монасты shy;ре», — сказал лама, по свидетельству Дугласа.На вопрос, знает ли он какую-либо книгу из буддийских монастырей Тибета, которая хранит свидетельства о жизни Иссы, он ответил: «Я являюсь ламой в течение сорока двух лет, хорошо знаком со всеми известными буддийскими книгами и рукописями, но никогда не слышал ни об одной, в которой было упомянуто имя Иссы, и твердо и искренне убежден, что такой не существует. Я наводил справки, но и настоятели других монастырей Тибета не знакомы с книгой или рукописью, где упоминается Исса».Лама, если верить истории Дугласа, также заверил его, что никогда и ни от кого не получал в подарок наручных часов, будильника или термометра (он не знал, что такое термометр и был убежден, что никогда не имел его), не говорил по-английски или на урду, как утверждал Нотович, не знал о буддийских писаниях на языке пали (в Химисе были писания, переведенные с санскрита и хинди на тибетский) и сказал, что буддисты «ничего не знают даже о его (Иссы) имени, никто из лам никогда не слышал его, разве что от миссионеров или европейцев».Как следует из статьи, 3 июня 1895 года настоятель Химиса подписал документ, в котором содержались эти вопросы и ответы, и заверил своей печатью в присутст shy;вии Дугласа и его переводчика Шомвелла Джолдана, бывшего почтмейстера из Ладака.По этому поводу Дуглас утверждал, что принял те критерии, которые Нотович сам установил для критики своей работы: «Хранились ли в монастыре Химиса эти летописи, и верно ли я отразил их суть?».Дуглас писал: «Я посетил Химис и приложил старания путем спокойных и беспристрастных расспросов выяснить истину относительно замечательной истории Николая Нотовича, в результате чего я не только не нашел ни одного факта в поддержку его заявлений, но все свидетельства без тени сомнения опро shy;вергают их. Очевидно, что в монастыре Химиса нет тех летописей, которые якобы переводил Нотович, следовательно, он не мог и „верно отразить их суть“.Хотя Дуглас пришел к заключению, что «Жизнь Святого Иссы» была «литературной подделкой», он удостоверился в том, что Нотович в самом деле посещал Лех и, возможно, Химис. Настоятель рассказал Дугласу, что ни один русский не был в Химисе в 1887 и 1888 г.г., но по ходу расследования профессор обнаружил, что лама не мог отличить русского от европейца или американца. Дуглас сообщил, будто лама, увидев фотографию Нотовича, признал, что «мог перепутать его с „английским сахибом“.«Тщательно наводя справки», Дуглас установил, что русский по фамилии Нотович лечился у «доктора Карла Маркса», офицера медицинской службы в госпитале Леха, «страдая не от перелома ноги, а от менее романтического, хотя и не менее болезненного недуга — зубной боли». Дуглас даже допускал, что Нотович мог сломать ногу после того, как покинул Лех, но настаивал, что «вся история со сломанной ногой, если относить ее к монастырю в Химисе, не более чем фикция».В послесловии к статье Дугласа Мюллер сказал, что с самого начала был убежден, что «Неизвестная Жизнь Иисуса Христа» Нотовича была чистой выдумкой. Но, добавлял Мюллер, во время написания своей статьи он чувствовал необходимость «поделиться с русским своими сомнениями и предположить, что тот, возможно, был введен в заблуждение буддийскими священниками, у которых почерпнул сведения об Иссе, т.е. об Иисусе Там же, pp. 667-78.

».Мюллер писал, что в то время он не думал своими замечаниями задеть священнослужителей Химиса. Но, прочитав статью Дугласа, осознал необходимость «принести свои извинения замечательным ламам этого монастыря за мысль о том, что они способны на такой легкомысленный поступок», и заявил, что Дуглас явился не с опровержением, а с «уничтожением» легенды Нотовича.Доверие к «Неизвестной Жизни Иисуса Христа» серьезно пошатнулось, и книгу стало труднее найти. Нотович вернулся к сочинению менее спорных трудов, таких, как «Миротворчество в Европе и Николай Второй» и «Россия и Английский Альянс». На этом история могла бы закончиться.Но этого не произошло. Словно бы в угоду поклонникам хороших детективов сюжет начал усложняться.Естественно, кому-то это показалось началом и концом литературной подделки: в гостиной русский, вооруженный ручкой, Дуглас берет его «с поличным» — добывает показания у старого почтенного, высокоуважаемого ламы в присутствии отставного почтмейстера из Ладака, выступившего в роли толмача.В ходе расследования, когда Дуглас читал выдержки из книги Нотовича, лама, как было отмечено, непроизвольно воскликнул « Sun , sun , sun , manna mi dug !», что значит «Ложь, ложь, ложь, ничего кроме лжи!» В другой раз, как свидетельствует Дуглас, лама спросил: будет ли кто-нибудь наказан за публикацию таких откровенно ложных сведений?На основе этих и других заявлений было бы сложно сделать иное заключение, чем то, что Нотович виновен по предъявленному ему обвинению. Но любой детектив, стоящий своего лондонского тумана, знает, что все не так просто, как кажется. Сыщик, естественно, начал бы задавать себе вопросы: «Действительно ли „Жизнь Святого Иссы“ — литературная подделка? Правда ли, что Нотович искусно лгал и мистифицировал? А если так, то каковы его мотивы См.: Bruce M. Metzger, «Literary Fergeries and Canonical Pseudepigraphia», «Journal of Biblical Literature» 91, n.1 (March 1972): 3-24.

? Слава? Деньги? Имел ли он сообщников? Не был ли он агентом русского царя, как предполагал Хейл Hale, «Unknown Life of Christ», p. 594.

? А если был, имеет ли это какое-либо отношение к делу? И если Нотович совершил подделку, думал ли он, что это сойдет ему с рук?»Ладак — это лежащая на большой высоте, холодная, далекая, бесплодная земля. Около тысячи лет он был независимым королевством. В 1834 году Ладак подчинялся правителям Джамму, а в 1947 стал районом индийского штата Джамму и Кашмир, граничащим с Пакистаном, Тибетом и Китайским Туркестаном.Гималайские пики вздымаются над его величественными плоскогорьями. Это экзотическое место, прибежище культуры тибетского буддизма — несомненно, ро shy;мантический фон для рассказа. Но оно вполне досягаемо. Нотович должен был знать, что рано или поздно кто-нибудь поедет в Химис и проверит историю, он и предлагал сделать это своим оппонентам. Стал бы русский испытывать судьбу при такой, как отмечал сам Мюллер, вероятной возможности разоблачения? Даже Мюллер находил это неправдоподобным Muller, «Alleged Sojourn of Christ in India», p. 594.

.Тем не менее, именно так все и выглядело. В действительности же существовали противоположные свидетельства: слова русского журналиста и опровержение британского(?) профессора. Тот факт, что Дугласу не удалось увидеть копию манускрипта, был не более убедительным доказательством его отсутствия, чем заявление Нотовича о его существовании. Как бы то ни было, либо Нотович, либо Дуглас говорил правду — лишь один из них. Но если бы вес публично выраженного мнения мог служить безошибочным показателем честности, то Дуглас оказался бы прав.Внешность может быть обманчива, разумеется. Что здесь еще можно предположить? Мог ли лама обмануть Нотовича, как вначале полагал Мюллер? Достоверно ли Нотович записал все, что ему было зачитано и переведено, сгруппировал стихи и издал их, как он утверждал? Или, могло ли так случиться, что настоятель Химиса был не совсем откровенен с профессором Дугласом?Если предположить на минуту, что по существу отчеты Нотовича достоверны (то есть, допуская всевозможные драматические события в этой истории, считать летописи действительно существовавшими и воспроизведенными Нотовичем) и что Дуглас, как все полагали, также написал достоверный отчет, то как мы можем объяснить такие противоречия? Возможно, ответ кроется в области «восточной дипломатии».Нотович утверждал, будто вопросы европейца о каких-либо ценностях ламы принимали за намерение похитить их. По словам русского, именно по этой причине он был так осмотрителен, изыскивая доступ к документам, и он был убежден, что именно осторожность способствовала его успеху в этом деле. Из статьи профессора Дугласа видно, что он действовал решительно и прямолинейно. Если утверждения Нотовича верны, то такое поведение могло привести к прямому отказу.Мы никогда не узнаем, что в точности произошло между Дугласом и ламой в Химисе, или между Нотовичем и ламой — если подобная встреча действительно имела место. Однако проведя большую часть зимы 1974-75 гг. в Ладаке, тибетологи Снеллгроув и Скорупски сделали ряд замечаний по поводу Химиса, которые заставляют с доверием относиться к теории «восточной дипломатии». В статье «Культурное наследие Ладака» они писали: «Химис — монастырь, о котором не так-то легко что-либо узнать. Похоже, он привлекает больше посетителей, чем любой другой монастырь в Ладаке, но очень немногие понимают, что они видят перед собой. Это вызывает у части монахов презрение и даже открытое неуважение; они, видимо, убеждены, что все иностранцы воруют, если есть возможность. В последние годы действительно имели место серьезные кражи, и в то время, когда мы находились там, следствие все еще велось старшим инспектором полиции. В действительности же иностранцам не приходилось нести за это ответственности David L. Snellgrove and Tadeusz Skorupski, «The Cultural Heritage of Ladakh (Boulder, Colo.: Prajna Press, 1977), p. 127.

.Что бы там ни произошло, дело в целом приобретало привкус необычной трагедии с любопытными героями: профессор неизвестно из какой страны, русский писатель, лама из Ладака, знаменитый филолог, и массовка из ученых, газетчиков, моравских братьев, английских офицеров, терапевта с подозрительным именем, путешественников и, возможно, пропавших документов, существование которых все еще не было установлено.Нотович не привез их копии, или хотя бы фотографии страниц летописи в доказательство ее существования, а Дугласу сказали, что подобной летописи не существует вовсе.Что это было — дело о несуществующих документах или о ламе, отказавшемся от своих показаний? Фальшивка, сфабрикованная Нотовичем? Наивность Дугласа? Или что-то еще? За недостаточностью улик точно сказать невозможно. На самом деле, на тот момент существовало столь мало убедительных доказательств, что даже великий детектив оказался бы в тупике. Что же послужило развитию сюжета? Элементарно, мой дорогой Ватсон: новые улики.Они появились в виде докладов очевидцев, посетивших Химис, и первый из этих докладов был более чем иронией судьбы. Это было свидетельство Свами Абхе-дананды — хорошего знакомого, если не близкого друга Макса Мюллера, — который заявил, что не только видел эти документы, но и устно подтвердил истинность рассказов Нотовича.Абхедананда являлся тем идеальным человеком, который мог дать достоверную оценку ситуации в Химисе. В миру его звали Калипрасад Чандра, он родился 2 октября 1866 года в Калькутте в Индии и в раннем возрасте прекрасно освоил английский и санскрит Информацию о биографических данных Свами Абхедананды см. Sister Shivani, «An Apostle of Monism» (Calcutta: Ramacrishna Vedanta Math, 1974); Ashutosh Ghosh, «Swami Abhedananda: The Patriot-Saint» (Calcutta: Ramacrishna Vedanta Math, 1967); Moni Bagchi, «Swami Abhedananda: A Spiritual Biography» (Calcutta: Ramacrishna Vedanta Math, 1968); Swami Gambhirananda, comp. and ed., «The Apostles of Sri Ramakrishna» (Calcutta: Advaita Ashrama, 1982).

. Когда ему исполнилось 18 лет, он поступил в Калькуттскую восточную семинарию, где его отец, профессор Рашиклал Чандра заведовал в течение двадцати пяти лет кафедрой английского языка.Не по годам развитый ученик, сведущий в литературе Востока и Запада, Калипрасад был жадным читателем с философским уклоном, который в юности освоил столь несходные труды, как «Бхагавад Гита» и «Система Логики» Джона Стюарта Милля. Он изучал все философские школы, посещал многочисленные лекции йогов, пандитов, представителей христианства, брахманизма и индуизма, а в 1884 году стал учеником индийского святого Рамакришны.Начиная с 1886 года он вдоль и поперек исходил Индостан, босой и без денег. В течение десяти лет он терпел лишения, постигая Абсолют, совершал паломничества к святым местам в Пури, Ришикеше и Кедарнатхе и жил у истоков Джамны и Ганга в Гималаях.В 1896 году он облачился в европейское платье и отплыл в Лондон, где начал карьеру проповедника и толкователя Веданты (индусская философия, основанная на «Ведах»), встречался с такими известными учеными, как видный немецкий санскритолог Пауль Дьюссен и грозный Макс Мюллер.Трудно сказать точно, насколько глубокой была связь последнего с индусом. Абхедананда находился в Лондоне всего год до того, как отбыл в Соединенные Штаты с целью распространения там Веданты. Тем не менее, они много раз встречались, общались на английском (Мюллер мог лишь читать на санскрите, говорить он не умел) и, похоже, были рады обществу друг друга.Помимо всего прочего, их отношения строились на взаимоуважении и общности интересов, и не последним из них был Рамакришна, к которому Мюллер питал глубокое и неизменное уважение. Абхедананда подолгу говорил о своем учителе, и то, что Мюллер узнал об индийском праведнике от его ученика, значительно пополнило готовящуюся к выходу в свет книгу «Рамакришна:Его Жизнь и Изречения». После кончины Мюллера в 1900 году Абхедананда — представляя индийских специалистов по хинди и санскриту — воздал Мюллеру должное на публичном собрании, организованном филологическим и философским факультетами Колумбийского университета.Несомненно, оксфордский профессор был бы в шоке, если бы услышал, что его друг подтвердил историю Нотовича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33