Вот ведь и Риббентроп на пресс-конференции пытался обвинить в развязывании войны Россию, и в меморандуме Гитлера нападение представлено как вынужденное «выступление против иудейско-англосаксонских поджигателей войны и их помощников, а также евреев из московского большевистского центра».
ИЗ «МЕМОРАНДУМА» ГИТЛЕРА
22 июня 1941
Немцы! Национал-социалисты!
После тяжелых размышлений, когда я был вынужден молчать в течение долгих месяцев, наконец наступил момент, когда я могу говорить с полной откровенностью… Москва предательски нарушила условия, которые составляли предмет нашего пакта о дружбе. Делая все это, правители Кремля притворялись до последней минуты, симулируя позицию мира и дружбы, так же, как это было в отношении Финляндии и Румынии…
Сейчас приблизительно 160 русских дивизий находятся на нашей границе. В течение ряда недель происходили непрерывные нарушения этой границы, причем не только на нашей территории, но и на крайнем севере Европы и в Румынии. Советские летчики развлекались тем, что не признавали границ, очевидно, чтобы нам доказать таким образом, что они считают себя уже хозяевами этих территорий. Ночью 18 июня русские патрули снова проникли на германскую территорию и были оттеснены лишь после продолжительной перестрелки.
Теперь наступил час, когда нам необходимо выступить против этих иудейско-англосаксонских поджигателей войны и их помощников, а также евреев из московского большевистского центра…
Поэтому я решил сегодня вложить судьбу и будущее Германской империи и нашего народа в руки наших солдат.
Да поможет нам Бог в нашей борьбе!
И даже сейчас, после «внезапного» нападения, в меморандуме Гитлера, так же как и в выступлении Риббентропа, не было произнесено слово «война». А для неопровержимого установления «первенства, или инициативы совершения акта агрессии» Сталину необходимо было официальное объявление войны — Нота об объявлении войны.
Такую ноту сейчас мог передать советскому правительству только один человек — все еще находящийся в Москве посол фон дер Шуленбург.
И Сталин приказывает Молотову вызвать в Кремль Шуленбурга.
«Это что, объявление войны?»
Молотов звонит в германское посольство и, после короткого телефонного разговора, докладывает Сталину: «Посол граф фон дер Шуленбург просит принять его для срочного сообщения».
Сталин приказывает: «Иди, принимай его, а потом возвращайся немедленно сюда».
Время идет… Сталин ждет возвращения Молотова и ничего не предпринимает, несмотря на то, что генерал-лейтенант Ватутин докладывает ему, что на ряде участков фронтов, после массированного артиллерийского обстрела, германские войска перешли в наступление и уже вторглись на территорию СССР
Над воскресной, еще сонной Москвой занималась алая заря, когда граф Вернер фон дер Шуленбург и сопровождавший его, как всегда, Густав Хильгер в последний раз вошли в Кремль.
Вспоминает Хильгер: «Молотов принял нас не сразу. Он выглядел усталым и изнуренным работой. После того, как посол сделал свое сообщение, на минуту воцарилась полная тишина. Молотов явно боролся с внутренним волнением. Затем он спросил: «Это что — объявление войны?»
Посол отреагировал молча, характерным для него жестом: с выражением беспомощности он воздел руки к небу.
На это Молотов, слегка повысив голос, сказал: сообщение посла, естественно, не может означать ничего иного, как объявление войны, ибо германские войска перешли советскую границу, и немецкие самолеты уже полтора часа бомбят такие города как Одесса, Киев и Минск. Затем, уже не сдерживаясь, он выразил свое возмущение. Он сказал, что Германия напала на страну, с которой заключила договор о ненападении и дружбе. Такого прецедента в истории еще не бывало.
О концентрации советских войск на германской границе не может быть и речи. Пребывание советских войск в пограничных областях обусловлено только летними маневрами, которые проходят там. Если имперское правительство имело что-либо возразить против этого, ему было достаточно лишь сообщить об этом советскому правительству, и оно позаботилось бы о принятии соответствующих мер. Вместо этого Германия развязала войну со всеми ее последствиями.
Свою филиппику Молотов закончил словами: «Мы этого не заслужили». Посол ответил: ему нечего добавить к тому, что он сообщил по указанию своего правительства… Затем мы попрощались с Молотовым — молча, но с обычным рукопожатием…»
Молотов возвратился в кабинет Сталина минут через тридцать и сообщил присутствующим «новость», которая была известна всем уже несколько часов: «Германия объявила нам войну!»
Но это формулировка Молотова. А вот в ноте, переданной ему Шуленбургом речь идет только «о военных контрмерах».
ЗАЯВЛЕНИЕ ГЕРМАНСКОГО ПОСЛА
Москва, 22 июня 1941
5 часов 30 минут утра
Ввиду нетерпимой далее угрозы, создавшейся для германской восточной границы вследствие массированной концентрации и подготовки всех вооруженных сил Красной армии, германское правительство считает себя вынужденным немедленно принять военные контрмеры. Соответственная нота одновременно будет передана Деканозову в Берлине.
Еще одна невероятная Директива
Уже совсем рассвело — 6 часов 30 минут утра. А Сталин все еще медлит и не дает войскам приказ отразить удар агрессора.
Медлит, несмотря на то, что уже снесены с лица земли пограничные заставы, медлит, несмотря на то, что под бомбами гибнет гражданское население, медлит, когда уже есть десятки тысяч убитых.
И только теперь, более чем через три часа после «внезапного» нападения, по распоряжению вождя военачальники начинают готовить новую директиву войскам — вторую из серии трех Исторических Сталинских директив.
«ДИРЕКТИВА № 2», так же как и «ДИРЕКТИВА № 1», тщательно продуманная и отредактированная сталинской рукой, будет предписывать советским войскам действия, которые, фактически, позволят германской армии продолжать агрессию.
Указание в «Директиве № 2» «наземную границу не переходить, впредь до особого распоряжения», с точки зрения Сталина, было абсолютно необходимо — ведь если бы в первые часы войны советские войска, потеснив гитлеровцев в каких-то районах, оказались бы по другую сторону границы, трудно было бы доказать, что именно Гитлер, а не Сталин, является агрессором. И Сталин диктует Молотову новую директиву.
А время идет. Два, три, четыре часа войны. Четыре часа без приказа на ответный огонь. Четыре часа гибели людей.
ДИРЕКТИВАМ 2
Военным советам Л ВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, Од ВО
Копия нарком, воен. фл.
22.6.41 г. 7ч 15мин Секретно
22 июня 1941 г. в 04 часа утра немецкая авиация без всякого повода совершила налеты на наши аэродромы и города вдоль западной границы и подвергла их бомбардировке. Одновременно в разных местах германские войска открыли артиллерийский огонь и перешли нашу границу.
В связи с неслыханным по наглости нападением со стороны Германии на Советский Союз, приказываю:
1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь, до особого распоряжения, наземными войсками границу не переходить.
2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск. Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск. Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100—150 км. На территории Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать.
Маленков Жуков
«ДИРЕКТИВА № 2» помечена временем — 7 часов 15 минут. Но подготовка ее была завершена не ранее 7 часов 30 минут утра, когда в кабинет Сталина, по записи в «Тетради», вошел Маленков, который, вместе с Жуковым подписал эту директиву. В то же время подпись наркома обороны Тимошенко на директиве почему-то отсутствует, хотя он в это время находился в кабинете Сталина и, несомненно, участвовал в ее подготовке.
Передавать директиву в объятые пламенем бывшие приграничные военные округа начнут только после того, как Тимошенко и Жуков вернутся в Генштаб — около 9 часов утра, больше чем через 5 часов после «внезапного» нападения!
Невероятная «ДИРЕКТИВАМИ 2», точно так же как и «ДИРЕКТИВА № 1», придет в войска слишком поздно и поэтому не будет выполнена.
Вспоминает маршал Жуков: «…по соотношению сил и сложившейся обстановке она [директива] оказалась нереальной, а потому и не была проведена в жизнь. Наши войска не могли не только уничтожить прорвавшиеся части противника, но не имели физической возможности даже задержать их».
«ДИРЕКТИВА № 2» пришла слишком поздно!!!
Сталин предоставил Гитлеру время и возможность безнаказанно продолжать агрессию, доказывая миру, час за часом, свою виновность в этой агрессии. Сталин предоставил мировой общественности и «вещественные доказательства» гитлеровской агрессии — десятки тысяч раненых и убитых бойцов пограничных войск НКВД — окровавленные сталинские «КОНСЕРВЫ» а ля «ГЛЕЙВИЦЕ».
После начала операции «Барбаросса» прошло 4 часа 45 минут. 22 июня 1941. 8 ч утра. Восточный фронт
«Наступление продолжается успешно!»
Прошло всего несколько часов после начала операции «Барбаросса», а в ставку фюрера уже полетели победные реляции германских генералов.
ИЗ ДОНЕСЕНИЯ ОПЕРАТИВНОГО ОТДЕЛА ГРУППЫ АРМИЙ «ЦЕНТР»
22 июня 1941, 8.00 утра
Наступление продолжается успешно. По-видимому, противник на всех участках застигнут врасплох…
На всем фронте наступления армии противник до сих пор оказывает незначительное сопротивление. Встречается лишь местами противодействие легкой артиллерии… Население уходит на восток.
Такие, полные оптимизма доклады поступали к Гитлеру в первые часы войны. И только в середине августа 1941 г., гитлеровское командование начнет понимать, что не все складывается так удачно, как им казалось тогда, на рассвете 22 июня 1941 г.
ИЗ «ВОЕННОГО ДНЕВНИКА» ФРАНЦА ГАЛЬДЕРА
11 августа 1941 г. (51-й день войны). …Во всей обстановке [на фронтах], в целом, становится все очевиднее, что колосс Россия, который сознательно готовился к войне, со всей безудержностью, присущей тоталитарным государствам, был нами недооценен. Эта констатация относится как к организационным, так и к экономическим силам, а, в особенности, к чисто военному потенциалу.
Начиная войну, мы рассчитывали иметь против себя примерно 200 вражеских дивизий. Но теперь мы насчитываем их уже 360. Эти дивизии, конечно, не вооружены и не оснащены в нашем понимании этого слова, и командование ими в тактическом отношении во многом не удовлетворительно. Но они есть. И если дюжина их разбита, русский выставляет новую дюжину. Он выигрывает время благодаря тому, что находится поблизости от своих источников силы, а мы все больше от них удаляемся. Таким образом, наши раздерганные по огромнейшему фронту и не имеющие никакой оперативной глубины войска снова и снова подвергаются атакам противника, которые имеют определенный успех, ибо на невероятных просторах поневоле остается слишком много разрывов между войсками…
В середине августа 1941 г. гитлеровское командование начинает понимать, что советские войска, уничтоженные ими в приграничных сражениях, не представляли собой «главные силы русских», что генерального сражения гауптшлахт не произошло, что блицкриг не получился, и что вся, так тщательно подготовленная операция «Барбаросса» трагически затягивается.
После начала операции «Барбаросса» прошло 5 часов 45 минут. 22 июня 1941. 9 ч утра. Берлин
«Мы идем на Россию!»
На улицах столицы Третьего рейха оживленно, шумно. По тротуарам снуют мальчишки, размахивая экстренными выпусками газет. Жители Берлина с любопытством рассматривают первые фотографии с Восточного фронта — снимки окровавленных русских солдат…
Об этих страшных часах вспоминает Валентин Бережков, который уже успел вернуться в посольство после встречи с фон Риббентропом:
«…я увидел из окна кабинета [посольства], как по тротуару пробегают мальчишки, размахивая экстренными выпусками газет.
Я вышел за ворота и, остановив одного из них, купил несколько изданий. Там были уже напечатаны первые фотографии с фронта: с болью в сердце мы разглядывали наших советских бойцов — раненых, убитых… В сводке германского командования сообщалось, что ночью немецкие самолеты бомбили Могилев, Львов, Ровно, Гродно…»
В Берлине эйфория: «Началось! Мы идем на Россию!»
В ресторане «У Пшорра», поедая фирменную овощную похлебку, посетители обмениваются мнениями: «Во время Первой мировой я был пленным в Сибири». «Что вы думаете теперь?» «Эта война закончится быстрее!» Большинство немцев уверено в мудрости своего фюрера и в том, что «русский колосс на глиняных ногах» рухнет в течение нескольких недель.
Люди толпятся у уличных репродукторов, слушают вопли Йозефа Геббельса, в сотый раз, наверное, повторяющего слова Гитлера: «Немцы! Национал-социалисты! …В этот момент идет наступление — величайшее из тех, что видел мир… я решил сегодня вложить судьбу и будущее Германской империи и нашего народа в руки наших солдат. Да поможет нам Бог в нашей борьбе!»
Завтра меморандум Гитлера будет напечатан в «Нью-Йорк Таймс». Будет напечатан во всех газетах мира. И фотографии окровавленных трупов русских увидит мир — трупы бойцов и командиров пограничных войск НКВД, которые своими телами прикрыли границу Родины в первые часы войны.
По идее гитлеровской пропаганды, эти окровавленные трупы должны были продемонстрировать миру силу и мощь германского оружия. Но для мировой общественности трупы советских солдат, уничтоженных германской армией на советской территории, стали, прежде всего, неопровержимым доказательством гитлеровской агрессии.
Именно таким «доказательством польской агрессии» Гитлер пытался представить в 1939-м «КОНСЕРВЫ ГЛЕЙВИЦЕ». Именно такое «доказательство гитлеровской агрессии» представил сегодня Сталин всему миру — «СТАЛИНСКИЕ КОНСЕРВЫ а ля ГЛЕЙВИЦЕ».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98