Семь боевых генералов, написавших эту книгу, знают историю второй мировой войны гораздо лучше остальных немцев. Правда, представители американской армии способствовали написанию этой книги в значительно большей степени, чем они сами себе представляют.
Книга «Роковые решения» выросла из специальных исследований, предпринятых немцами в 1946-1948 гг. по инициативе руководимого мной отдела, мы, американцы, должны извлечь пользу из неудачного опыта других. Первый очерк такого исследования ошибок, совершенных немецким верховным командованием, был написан генералом Бодо Циммерманом, а Рундштедт, Бутлар и Шпейдель дали критический анализ описанных им событий. С нашей стороны работу направлял капитан Дж. Скоггин. Так было налажено сотрудничество, без которого предлагаемая читателю книга вряд ли была бы создана.
После окончания войны моей главной обязанностью стала организация работы немцев по описанию операций, проводившихся ими против наших войск. В пользу организации такой работы под единым началом говорили два аргумента. Во-первых, точку зрения противника на ход боевых действий нельзя было узнать никаким другим способом, потому что немцы находились у нас в плену и в наших руках была основная масса их официальных отчётов, а во-вторых, сбор материалов с нашей стороны находился под надёжным руководством моего заместителя полковника Хью М. Коула, чем обеспечивался научно обоснованный анализ боевых действий наших войск.
Для выполнения задачи имелся только один путь. Хотя никогда ранее история ещё не знала таких прецедентов, нам, очевидно, необходимо было взять под своё покровительство бывших немецких военных руководителей. Правда, с юридической точки зрения они находились у нас в плену со всеми вытекающими из этого унизительными последствиями, и мы должны были сделать всё возможное, чтобы вдохновить их на добровольное сотрудничество.
То, что прежде никогда не практиковалось в среде военных, неизменно встречает больше противодействия, чем поддержки. Так случилось и здесь. Когда это предложение впервые было высказано на одном из совещаний в генеральном штабе, его встретили взрывами смеха, и решение вопроса на время было отложено. Только два генерала, занимавшие, к счастью, важные посты, — генерал-лейтенант Джон Ли и генерал-майор Гарольд Билл — оценили все достоинства нашего предложения. Без их поддержки многое было бы потеряно для истории.
И всё-таки упорное сопротивление офицеров в низших штабных инстанциях чуть было не похоронило идею. Чтобы спасти её, мы были вынуждены прибегнуть к крайним мерам. Первая группа немецких генералов, начавшая сотрудничать с нами, — генералы 47-го танкового корпуса, действовавшего в Арденнах против американского 8-го корпуса, — была буквально похищена из лагеря Обер-Урзель. Мы попросили передать их нам для однодневных переговоров, а затем тайно вывезли в нашу резиденцию во Франции — Шато Аннемон в Сен-Жермене. Мы рассчитывали, что к тому времени, когда командование узнает о случившемся, работа уже продвинется вперёд, и мы будем иметь документальное подтверждение её успешности. Так и получилось.
Это было началом новой системы изучения опыта минувшей войны, которым впоследствии занялись все высшие немецкие военачальники, попавшие в плен к западным союзникам. Когда работа развернулась, мы сочли необходимым объединить немецких генералов и их бывших подчинённых, чтобы работать с ними, как с коллективом. Так мы поступили не потому, что все генералы, описывая операции, в которых они принимали участие, превращаются в лгунов, а потому, что у людей, особенно немолодых, часто происходят странные вещи с памятью. С точки зрения историка, самое опасное в человеческой памяти то, что никогда нельзя заранее определить, в какую сторону она может отклониться. Я знаю людей, которые отличались превосходной памятью, пока командовали войсками; но стоило назначить их на штабную работу с новым кругом обязанностей, как они, казалось, утрачивали это замечательное качество. Часто бывает, что человек, отлично помнящий всё, что происходило месяц назад, через несколько месяцев многое забывает, в то время как другой человек, едва помнящий, что случилось накануне, на всю жизнь сохраняет смутное воспоминание о далёком прошлом. Я видел так много удивительных фокусов с человеческой памятью под влиянием нервного напряжения в бою, что не могу полностью доверять мемуарной литературе.
Незнание боевым командиром важного факта — вещь совершенно иного порядка, так как оно вскрывает недостатки этого человека или целой системы. В ходе моей работы с немецкими генералами я обнаружил, что они, по-видимому, больше наших генералов знали о действиях мелких подразделений и в то же время хуже представляли себе действия соединений. То, как они знали свои войска, не соответствовало нашим представлениям о функциональных обязанностях командного состава.
К подобным случаям относится описание Хассо Мантейфелем сражения в Арденнах и действий 5-й танковой армии, которой он сам в то время командовал. Статья Мантейфеля помещена в конце предлагаемой читателю книги. Мантейфель справедливо считал Бастонь основным звеном в обороне американских войск. Однако его разведывательные данные были неверными, а представление о действиях находившихся под его командованием дивизий в значительной мере ошибочным. Мантейфель даже не подозревал, что он мог бы взять Бастонь без боя. Если он не сделал этого, то только потому, что один из его командиров дивизий увидел угрозу там, где её не было, и в решающий момент отвёл свои части. Пункты, подобные Новилю, который, по его словам, удерживался «крупными силами», в действительности едва прикрывались дозорами. Но хотя Мантейфель ошибался, именно так он представлял себе обстановку в ходе боя, и его ошибки помогают судить, как рождались неправильные решения.
Историку так же важно знать ложные представления военачальников, как и действительную обстановку, поскольку только тогда можно объяснить события, которые в противном случае остались бы необъяснимыми.
Военная история, очевидно, всегда в какой-то мере вводит в заблуждение, так как нередко сталкиваешься с таким парадоксальным положением, что в любых решениях командира, даже совершенно неверных, есть элементы истины, которые способствуют достижению победы. Убеждение генерала Дуайта Эйзенхауэра, что немцы стремятся захватить Льеж, поддерживалось в ходе Арденнской битвы упорной обороной 2-й пехотной дивизии на хребте Эльзенборн и неудачной попыткой противника взять Монжуа. Бастони Эйзенхауэр уделял гораздо меньше внимания. То, что на самом деле немцы не ставили своей целью захват Льежа, имело, очевидно, меньшее значение, чем его уверенность в этом в тот критический момент.
Из тесного общения с неприятельскими генералами я вынес убеждение, что мир несколько переоценил «очищающее» воздействие немецкого генерального штаба. Обычно думают, что в немецком генеральном штабе человек проходит особую закалку, которая превращает его в надёжную мыслящую машину и очищает от страха, нерешительности и других человеческих слабостей. Однако все генералы — люди, и никакая штабная подготовка не может сделать человека абсолютно твёрдым и воспитать в нём беспредельную дисциплинированность.
Работа с немцами мало отличалась от работы с группой американских генералов. Немцы стремились к сотрудничеству с нами и значительно больше, чем наши собственные генералы, склонны были вскрывать свои личные ошибки, которые в какой-то мере способствовали их поражению. На мой взгляд, в первую очередь это относится к Фрицу Байерлейну (в данной книге он пишет об Эль-Аламейне). С суровой откровенностью пишет он и о своих, и о чужих ошибках. Говоря о своей ошибочной оценке обстановки, Байерлейн, кажется, сам удивляется тому, что мог так жестоко заблуждаться.
Зато он без малейшего удивления рассказывает о событии, очевидцем которого он был, — о том, как Риттер фон Тома пошёл прямо на английские орудия у Тель-эль-Мампсра, потому что ему надоела война, а просчёты Гитлера вывели его из себя. Немецкие генералы как будто не должны были так поступать, но Байерлейн отлично знал, что с ними случалось и такое. Он пережил у Бастони чёрный день, когда настолько пал духом, что послал донесение о безнадёжном положении своей дивизии. Эта ошибочная оценка обстановки заставила Гитлера изменить план Арденнской битвы.
Встаёт вопрос: не так же ли просто объясняется таинственное двухдневное исчезновение Гюнтера фон Клюге, повлекшее за собой его самоубийство? Что случилось с главнокомандующим войсками Западного фронта, до сих пор остаётся одной из самых интригующих загадок войны. Описывая оборонительные бои немцев в Нормандии, Бодо Циммерман частично затрагивает историю Клюге и говорит о нём с большим сочувствием. Обычно самоубийство Клюге и Роммеля связывают с июльским «заговором генералов» , однако Циммерман утверждает, что они не имели отношения к заговору. По моему, Циммерман совершенно прав.
Достоверно известно лишь то, что в критический момент отступления немцев во Франции Клюге на два дня исчез из поля зрения. Когда он вновь появился, его сместили с занимаемой должности, а вскоре он отравился цианистым калием. Циммерман утверждает, что Клюге ездил в Фалезский котёл с целью договориться с генералом Паттоном об условиях сдачи в плен. Дело против Клюге было возбуждено после того, указывает он, как немецкое верховное командование перехватило радиограмму Клюге, адресованную Паттону. Эта легенда долго ходила среди немцев.
Когда летом 1945 г. я впервые встретился с немецкими генералами, они спросили прежде всего о Клюге. Этот вопрос очень интересовал их. «Куда он поехал, когда пытался договориться о сдаче? С кем вёл переговоры? Почему потерпел неудачу?»
Мы были крайне удивлены. Такого случая вообще не было. До самого конца войны ни один немецкий генерал не передавал никаких радиограмм о сдаче в плен. Позже мы выяснили этот вопрос в штабе верховного командования союзных экспедиционных сил, а затем в штабе 3-й армии — просто чтобы лишний раз убедиться в том, что мы уже знали. Результат был тот же самый — Клюге никогда не пытался войти в контакт с американцами. Вся история оказалась выдумкой.
Обстоятельства гибели Клюге, приводимые Циммерманом, наводят на мысль, что история с перехватом радиограммы была специально придумана приближёнными Гитлера, дабы оправдать расправу с некогда блестящим солдатом, дух которого был поколеблен.
В целом немецкие генералы дают хорошо продуманный анализ сражений, проигранных нацистской Германией, но при этом много говорят о пагубном влиянии Гитлера. Тем, кто привык читать быстро и поверхностно, может показаться, что гитлеровские фельдмаршалы и генералы были безупречными знатоками военного искусства и что если они в конце концов и были повержены в прах, то только вследствие бестолкового вмешательства Гитлера в дела, в которых он ровно ничего не понимал. Пусть они прочтут эту книгу ещё раз, да повнимательнее!
Мнение Гитлера было решающим в военном совете лишь потому, что большинство профессиональных военных поддерживало его и соглашалось с его решениями. Наиболее рискованные решения Гитлер принимал отнюдь не против воли большинства немецких военных руководителей — многие из них разделяли его взгляды до конца. И даже те, кто иногда сомневался в интуитивной способности Гитлера правильно оценивать обстановку, всё же шли за ним, пока ещё оставалась какая-то надежда на успешный исход войны. Особенно характерно в этом отношении поведение Курта Цейтцлера, который был начальником генерального штаба во время Сталинградской битвы . Цейтцлер возмущался преступным пренебрежением Гитлера к судьбе 250 тысяч человек, составлявших немецкую армию под Сталинградом. Однако вымуштрованный долгими годами солдатской службы, он не нашёл в себе мужества сказать: «Я не приму участия в этом преступлении!» — и пытался лавировать, оставаясь на посту начальника генерального штаба. Может быть, он считал, что его отставка всё равно ничего не изменит. Лично не принимавший участия в Сталинградской битве, Цейтцлер в своей статье воздерживается от анализа хода операции, ограничиваясь изложением разногласий среди военной верхушки гитлеровской армии.
Ценность любой книги определяется главным образом тем, что в ней надеются найти. Так же обстоит дело и с этой книгой. Мне думается, что странная картина отношений между нацистскими военными руководителями, которая впервые так ярко описывается здесь немецкими генералами, гораздо увлекательнее, чем последовательный анализ тех роковых решений, которые привели к разгрому гитлеризма. Его роковой конец был неизбежен, так как ему было органически присуще стремление захватить больше, чем возможно. Ещё в июне 1940 г. стало достаточно ясно, что гитлеровская военная машина остро нуждается в осадной артиллерии, автомобильном и гусеничном транспорте; ей не хватало единства командования и уважения других народов в их стремлении к победе. Было очевидно, что со временем нацистская Германия поплатится за своё безрассудство. Вопрос заключался лишь в том, когда и где.
В битвах за Англию, Эль-Аламейн, Сталинград, Москву, Нормандию и Арденны немцы потерпели жестокое поражение, и не столько из-за сопротивления тех, кто поднялся против Гитлера, сколько из-за чрезмерного растяжения линии фронта. Если человек съедает за столом больше, чем он может переварить, это вызывает лишь икоту, но на поле боя неумеренный аппетит ведёт к катастрофе. В этом наши подразделения и части убеждаются каждый раз, когда пытаются занять слишком большой участок слишком малочисленными силами.
Тактика в известной мере допускает растяжение линии фронта, которое, являясь сравнительно небольшим грехом, постоянно соблазняет командира. В стратегии же оно непростительно. И всё-таки, как я уже ранее указывал и теперь подчёркиваю снова, когда какое-либо государство или политическая система стремится возвеличить себя любой ценой, это рискованное стремление захватить как можно больше становится хроническим и неизлечимым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45