ванная с душевой кабиной совмещенная 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— Что я могу сделать для вас, господин граф? Хотите вы бежать?— Конечно.Палач на минуту задумался.— Если бы не сегодняшняя ночь, — заговорил он наконец, — Надо вам сказать, что вахмистр велел удвоить караул вокруг бледа.— Ты силач?— Да, к несчастью.— Употреби же один раз эту силу на спасение соотечественника. У наших окон решетки крепкие, но тебе под силу сладить с ними. А как выбраться, я обдумаю.— А если после узнают. — Штейнер запнулся, но сейчас же спохватился: — Да ведь я и забыл, что завтра меня уже на свете не будет.Он подошел к окну и стал рассматривать решетку, покачивая громадной головой.— Ну что, справишься? — спросил его магнат, с беспокойством следивший за ним.Гигант взглянул ка арестованного и сказал с горькой усмешкой:— С чем, может быть, не сладил бы карпатский медведь, с тем сладит дунайский.Он схватился обеими руками за решетку, уперся ногой в стену и изо всей силы дернул поперечную перекладину. Перекладина согнулась под этим нечеловеческим усилием. Также согнулись и остальные прутья, но оставались еще в раме. Теперь небольшого усилия было бы достаточно, чтобы вынуть всю решетку.— Готово, господин граф, — заявил Штейнер, утирая пот, катившийся по лицу. — Вы теперь сами сможете вынуть остальное. Только предупреждаю вас: сегодня не пытайтесь.— Нам не к спеху, — сказал магнат. — У нас еще три недели впереди.— А решетка?… Пожалуй, заметят.— Не беспокойся. Нас сторожит Рибо.— Рибо?… Да, Рибо еще лучше других. Он по виду свиреп, а человек добрый.Штейнер еще постоял минуту и повернулся к двери, наклонив голову.— Прощайте, господин граф. Больше не увидимся.— Напрасно ты задумал такую глупость, — сказал магнат участливо. — Лучше беги. Советую тебе я, магнат твоей родины, сын Дуная.— Нет, господин граф, я уже сказал вам: не видать мне ни нашей пушты, ни нашей реки. В смерти найду забвение. Если вам когда-нибудь удастся увидать нашу родину, вспомните, что на берегу большой реки живет старуха, Марица Штейнер. Скажите ей, что сын умер в Алжире, сражаясь с кабилами.Он направился к двери неровным шагом; граф окрикнул его:— Штейнер!Геркулес повернулся; он был бледен как смерть.— Подойди сюда, — позвал его магнат, протягивая ему руку, — Дай руку.Штейнер отшатнулся.— Палач не может пожать руки благородного мадьяра, — сказал он со слезами.— Говорю, пожми. Я, твой земляк, отпускаю тебе в эту минуту все, в чем ты виноват, и не по своей воле.Штейнер бросился к руке магната, но вместо того чтобы пожать ее, горячо поцеловал.— Благодарю вас, граф. Мне кажется, я поцеловал всю Венгрию— сказал он.Он хотел отворить дверь, но она оказалась заперта.— Ах он, проклятый! Он запер меня, чтоб я вышел не прежде, чем покончу вас. Только он не знает Штейнера.Он налег на дверь, и она с шумом отворилась: замок отскочил. Вся казарма задрожала, будто от землетрясения. Часовые у входа закричали:— К ружью!Больные в лазарете звали на помощь, думая что дом рушится. Только тосканец помирал со смеху.В коридорах несколько минут слышались крики, проклятия и звон посуды, ударявшейся о стены.Затем минутная тишина, и громкий выстрел.Штейнер сдержал слово: он пустил себе заряд прямо в сердце Факт. — Примеч. автора.

. IV. Звезда Атласа Прошло несколько минут после выстрела глубоко поразившего если не тосканца, то магната. В дверях, отворенных мадьяром, показался человек. То был сержант Рибо.— Адская ночь! — сказал он входя. — Люди стреляются, земля трясется, дверь в карцер настежь. Магнат встал.— А это вы, Рибо? — сказал or — Я вас ждал.— А я, граф, не мог дождаться, когда можно будет пойти к вам. Я боялся, что варвар Штейнер переломает вам все ребра. Вахмистр обещал ему бутылку коньяку, если он вас совсем искалечит.— А кажется, этот Штейнер себя искалечил, — заметил тосканец.— Да, дружище, пустил себе пулю прямо в сердце, и вряд ли выживет.— Бедняга, — прошептал Михай, — разве он жив?— Да, пока, — отвечал сержант, притворяя, как мог, разбитую дверь. — Но я пришел к вам не затем, чтобы говорить об этом человеке, но чтобы извиниться за свою давешнюю грубость. Вахмистр грозил, что посадит в колодки, если я не заставлю вас бегать по-настоящему.— Вы хороший человек, Рибо, — сказал магнат. Унтер-офицер грустно улыбнулся.— Несчастный я, — сказал он, вздыхая. — И я из провинциальных дворян и был, может быть, не беднее вас. Но все у меня прошло между рук, и я поступил в Легион, когда мне оставалось только пустить себе пулю в лоб. Но что теперь вспоминать грустное прошлое! Теперь я только сержант Рибо… И баста!— И стараетесь спасти несчастных, которых военный трибунал намеревается переправить через Стикс в барке негодяя Харона, — перебил его тосканец.— Да, если смогу, — отвечал сержант. Он вопросительно взглянул на магната.— Да, Рибо, — сказал мадьяр, — надо дать знать Афзе или ее отцу; я поклялся, что в Алжир не попаду.— Что может сделать для вас Афза? Вряд ли ей вызволить вас отсюда.— Об этом не заботьтесь, Рибо; мы уйдем, когда захотим.— Вы нашли напильник под нарами?— Напильник нам ни к чему.— А решетка? Вам один только выход — в окно; у дверей двое часовых.— Вот мы и вылетим через решетку.Сержант пожал плечами, выражая сомнение.— Мадьяры колдуны — я это знаю, только это уж слишком, — сказал он наконец.— Колдуном был несчастный Штейнер. Но я рассчитываю на вашу честность, что вы не выдадите наш секрет.— Понимаю! Этот носорог перед смертью захотел сделать доброе дело… Счастье, что решетки не тронуты и что никто, кроме меня, не зайдет сюда. Неудачная мысль пришла вахмистру выбрать именно меня.Он ведь считает меня людоедом или, по крайней мере, сенегальской скотиной.— Он сам скотина, — сказал тосканец. — Я знал это раньше и говорил графу.Рибо улыбнулся.— Не видывал я такого весельчака, как вы, — обратился он к тосканцу. — Смерть перед ним, а он все смеется.— Ах, тысяча жареных скатов! Пока Харон еще не перевез меня через черную речку, я жив и, стало быть, еще имею надежду со временем опорожнить на холмах родной Тосканы несколько бутылок того вина, на которое Арно точит зубы издалека, а достать не может.— Просто бес какой-то! Удивительный народ эти итальянцы! — решил сержант.Затем, обращаясь к магнату, как будто чем-то озабоченному, он сказал:— Завтра на заре пойду на охоту и пройду мимо дуара Дуар — небольшой поселок у ряда североафриканских племен.

Хасси аль-Биака. Что сказать Звезде Атласа?— Что я в карцере и военный трибунал меня расстреляет, — ответил магнат.— Больше ничего?— Афза знает, что делать. Она девушка умная, а отец ее человек решительный. Ступайте, Рибо, спасибо.— Еще увидимся, прежде чем вы упорхнете, — сказал сержант. — Когда ночь окажется подходящей, я вас извещу. Я не губитель, и когда могу спасти от смерти несчастного, всегда сделаю это. Спите спокойно. Теперь вам нечего бояться, когда Штейнер на три четверти мертв.— А как поживает нос вахмистра? — спросил тосканец.— Не то чтобы очень хорошо, — отвечал сержант. — Похож на спелую индийскую смокву. Ну, господа, спокойной ночи. Завтра еще до зари буду в дуаре Хасси аль-Биака. А пока прилажу кое-как ваш замок. Прощайте, товарищи!Он зажег фонарь, который принес с собой, приладил, насколько возможно было, замок и ушел.В казарме водворилась полная тишина.Больные, арестованные, солдаты и офицеры, измученные дневным зноем, спали как мертвые.Только снаружи, перед навесами, служившими спальнями дисциплинарным, ходили часовые.Рибо поднялся по крутой лестнице в лазарет и позвал вполголоса:— Ришар!Фельдшер, куривший у решетчатого окна, отозвался.— Что Штейнер? — спросил Рибо.— Умер.— Бедняга! Ничего не говорил перед смертью?— Три раза звал мать.Рибо спустился с лестницы, грустно покачивая головой.— Может быть, напрасно я написал его матери о постыдном ремесле ее сына, — проговорил он. — А может быть, лучше! Скольких несчастных избавил таким образом от мучений. Другого Штейнера не найдется, и наш блед уже не будет так ужасен.Он вошел в свою каморку и, постояв перед висевшим на гвозде великолепным охотничьим ружьем со стволами, украшенными чернью, бросился не раздеваясь на постель.Звезды едва начали бледнеть на небе, когда сержант, окликнув часового, чтобы тот не пустил в него пули, вышел из бледа и направился к югу по пустынной равнине, где только изредка мелькали чахлые деревца — кое-как прозябавшие пальмы да маленькие клочки земли, засеянные просом и ячменем.Заря быстро разгоралась, звезды меркли, и легкие облачка, плывшие в небе, окрасились нежным пурпуром.Вдали обрисовывалась еще темно-синяя величественная цепь Атласа, отделяющая Алжир от великой пустыни.Жаворонки поднимались в воздух, как бы весело приветствуя своими трелями восходящее светило, и описывали все более и более широкие круги, а в траве шныряли жирные, аппетитные куропатки.Но Рибо не обращал внимания на всю эту дичь, хотя и вооружился своим великолепным ружьем и объемистым ягдташем.Его взгляд был обращен на два темных пятна, выделявшихся среди зелени равнины.Это был дуар Хасси аль-Биак, где жил отец Афзы, или, как ее называли, Звезды Атласа.Тоненькая струйка дыма вилась в воздухе и медленно расплывалась по небу.— Рано встает араб, — заметил про себя Рибо. — Поспею к нему как раз к кофе; уж наверное он у него получше, чем бурда, которой нас потчуют в бледе.Он снял с плеча ружье и начал охоту на куропаток, которые бежали от него в большом количестве, но не выражали особого испуга.В несколько минут он наполнил ягдташ, закурил сигаретку и прибавил шагу, между тем как яркое солнце появилось из-за высоких пиков Атласских гор и начало изливать на равнину горячий дождь своих лучей.Дуар Хасси аль-Биака составляли два внушительных размеров шатра из ткани шоколадного цвета, сотканной из волокон карликовой пальмы пополам с козьей и верблюжьей шерстью, что делает их совершенно непроницаемыми для дождя На широком дворе, обсаженном колючими растениями, помещалось несколько десятков жирных баранов с огромными курдюками.Небольшая площадка, заросшая вереском, тростником и ситником, окружала оба шатра, стоявших в тени пальм с огромными перистыми листьями.В маленьком дуаре царила тишина, полная поэзии. Можно было бы подумать, что он необитаем, если бы не тоненькая струйка дыма, замеченная Рибо издали.Махари и овцы дремали в загоне, жарясь на солнце. В огородике, где рос ячмень, и перед шатрами не видно было ни души.Рибо снял с плеча ружье, чтобы выстрелить в ворону, пролетавшую над шатром, но главное, чтобы привлечь внимание обитателей этого тихого, молчаливого дуара.Но он еще не успел выпустить заряд, как из-за изгороди показался человек и приветствовал его обычным арабским приветствием:— Салам-алейкум Мир тебе. — Примеч. автора.

.— Да будет Магомет с тобой, Хасси аль-Биак, — отвечал Рибо, опуская ружье.Хозяин дуара был красивый мужчина лет под пятьдесят, высокий, худощавый, как все его соплеменники, — весь сотканный из мускулов и нервов.Он не имел заурядной физиономии бедуина или туарега пустыни, но чертами напоминал чистокровных красавцев-мавров — этих победителей Испании, поразивших весь христианский мир стойкой защитой Гранады и Севильи.Кожа его была слегка смуглая, глаза черные, блестящие, живое лицо с правильным профилем обрамляла хоть и не очень густая, но черная как смоль борода.Подобно всем арабам Нижнего Алжира, он был одет только в длинную рубашку, не полотняную, а из тончайшей шерсти, спускавшуюся широкими складками, и большую полосатую чалму.— Что поделываешь? — спросил Рибо.— Да вот, собирался поить новорожденного махари, — ответил мавр. — Хочешь взглянуть? Ведь охотники никогда не спешат. Да у тебя к тому же сумка и так полна.— С радостью опорожнил бы ее у ног Звезды Атласа. Мавр нахмурился.— Не от себя, — поспешил объяснить Рибо, заметивший это легкое облачко, появившееся на лице подозрительного араба. — Меня послал один человек из бледа, которого ты, а Афза и подавно, знаете лучше меня. Но об этом еще успеем поговорить, когда выпьем по чашке кофе, если ты только угостишь меня.— Араб никогда не отказывает в гостеприимстве, — ответил мавр просто, но с жестом, полным величественного благородства.— Покажи своего верблюжонка.Хасси аль-Биак проложил ему дорогу через вьющиеся растения, составлявшие изгородь и взбегавшие по стволам огромных индийских смоковниц с большими колючими листьями, и Рибо очутился перед высокой песчаной кочкой, на которой, зарытый по живот, находился маленький махари, еще почти бесшерстный.— Со временем будет знаменитый бегун, — сказал мавр, ставя перед верблюжонком большую плошку с молоком. — Я вчера осмотрел его ноги — просто великолепные. Через две—три недели будет скакать не хуже любой лошади.— Зачем же ты закопал его в песок?— Чтобы он окреп, — ответил мавр. — Если оставить его на свободе, тяжесть его тела испортит ему ножки. Пойдем, сержант; слуги уже, вероятно, приготовили кофе и хускуссу . Я вчера убил великолепного барана.Вместо того чтобы пойти в шатер, Рибо остановил его, спросив без всякой подготовки:— Ты не догадываешься, зачем я пришел так рано?По лицу мавра скользнула тень, и в глазах отразилось беспокойство.— Что ты хочешь сказать этим, сержант? — спросил он несколько изменившимся голосом.— Афза еще спит?— Она всегда встает поздно. Я не хочу, чтоб она утомлялась; да и слуг у меня довольно, чтоб вести хозяйство дуара. У меня средств хватит на сколько захочу.— Да, среди окрестных бедуинов говорят, что отец оставил тебе большое состояние и что ты мог бы не разводить верблюдов, а держать сотни баранов.Мавр молча улыбнулся, показывая свои ослепительные крепкие зубы, и сказал:— Араб любит пустыню.Он посмотрел на солнце и пригласил:— Пойдем пить кофе, пока Афза еще не велела открыть свойшатер.— Ты не хочешь, чтоб я виделся с ней?— Теперь ее уже нельзя видеть.— Почему?— Она замужем.— Ты выдал ее за какого-нибудь каида? Хасси аль-Биак взглянул на него, не отвечая. Рибо понял, в чем дело, и не настаивал.— Пойдем пить кофе, — сказал он. — Уже не первый раз мне пить его у тебя;

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5


А-П

П-Я