Вы только что кричали на моего отца, Вальтьофа. Так вот, если я лгал, я поставлю спину под ваши острые мечи, чтобы вы вырезали на ней орла, и пусть этот кровавый орел дойдет до моих костей. У Рюне Торфинсона хорошо подвешен язык, и ему легко вас морочить. Но я собственными глазами видел в водах фьорда Аслакстунга судно Торстейна и самого Торстейна, наблюдавшего за своими рабами во время рыбной ловли. Кольцом Фрейи клянусь, что это чистая правда!— Я тоже клянусь! Мой брат Лейф сказал правду. Я был вместе с ним в Аслакстунге, — промолвил Скьольд и стал рядом с братом.Глум Косоглазый, гигант с тяжелой челюстью из клана Рюне Торфинсона, прочистил горло и вышел вперед.— Мы никогда не бываем в таких далеких краях, как Аслакстунга, — сказал он. — Ведь там ничего не растет, кроме мха.Зеленые глаза Скьольда лукаво сверкнули.— Вот потому-то там и скрывается Торстейн. Лодка его отца доставляет туда караваи ячменного хлеба, сыр и козьи мехи с пивом. Торстейн ест, спит и прячется в берлоге, как медведь.— Скажи, Вальтьоф, — обратился к викингу Гаральд Толстопузый, — это правда, что ты позволяешь сыновьям ходить в северную часть острова, куда не забираются даже рыбаки? Их речи начинают меня убеждать.Вальтьоф помотал головой и собрался с силами, чтобы ответить.— Лейфу пятнадцать лет, — сказал он. — Лейф охотится, ловит рыбу и умеет управлять парусом. Он присматривает за младшим братом. Почему же мне запрещать им ходить куда вздумается? Когда их предку Арни Мудрому было пятнадцать лет, он уже стоял во главе флота. В пятнадцать лет викинг настоящий мужчина. — И он замолчал, будто утомившись от непривычно длинной речи.— Лейф, — продолжал Гаральд Толстопузый, — если все, что ты говоришь, правда, почему же ты молчал до сих пор?Этот вопрос был на устах у всех. Старый Рюне Торфинсон понял, что общее мнение меняется не в его пользу. Он попытался возвести последнюю плотину против волны, которая увлекла бы его за собой, если бы сын Вальтьофа доказал, что он прав. Необходимо было выиграть время, чтобы Торстейн успел покинуть Исландию. Как отвлечь внимание толпы, отвести ее любопытство в другую сторону?— Слушайте меня, викинги! Мы потратили много времени на пустые пререкания. Путь Вальтьоф с сыновьями возвращается к себе, а Эйрик Рыжий, Бьярни Турлусон и их люди ожидают в Длинном Доме, пока судьи альтинга вынесут свое решение… Прежде чем выскажутся старейшины, я предлагаю выслушать сейчас главаря изгнанников. Пусть Эйрик Рыжий заявит во всеуслышание, что побудило их вернуться в Исландию. Если он и те, кто с ним, нарушили закон, пустившись в далекое плавание, то еще более неслыханная дерзость — их возвращение к берегам Боргарфьорда.Рюне Торфинсон ловко вывернулся. Весть о возвращении Эйрика Рыжего прогремела как гром среди ясного неба, взволновав все население Эйрарбакки. Даже ярые приверженцы хитрого старика сгорали от нетерпения узнать историю изгнанников.— Именем богов, Рюне Торфинсон, мы тебе доверяем! — заревел Глум. — Пусть Турлусоны убираются к себе домой, а Эйрик Рыжий предстанет перед нами!— Я хочу ответить на вопрос Гаральда Толстопузого! — закричал Лейф.Рюне нетерпеливо щелкнул пальцами. Глум Косоглазый, грубо расталкивая стоявших плотной стеной людей, набросился на Лейфа с кулаками. Его широкие ноздри раздувались от гнева.Он схватил Лейфа за локоть и, прежде чем Вальтьоф успел защитить сына, столкнул его с камня.Началась свалка. Сразу же образовалось два лагеря, и посыпалась ругань.Рюне Торфинсон завернулся в красный плащ. Ему удалось отвести бурю. Он наклонился к сопровождавшему его рабу и шепнул ему что-то на ухо. Верный раб покорно склонил бритую голову и исчез в разъяренной толпе.Лейф был крепкий юноша. Он с такой силой ударил Глума по шее, что гигант покачнулся. Разъяренный Скьольд вцепился зубами в правую руку врага, сжимавшую нож с широким лезвием.— Проклятые змееныши! Именем Тора клянусь, я сейчас раздавлю вас каблуком!Тщетно пытался Вальтьоф пробиться к сыновьям.Верзиле Глуму достаточно было хватить Скьольда кулаком, чтобы повалить его на землю. Окровавленной рукой гигант схватил Лейфа за плечо и сильно сжал его. У мальчика побелели губы, но он не издал ни звука.Рюне Торфинсон с безучастным видом наблюдал за дракой. Льот Криворотый и Торгрим стали по обе стороны Вальтьофа. Приверженцы партии Торфинсона внезапно сбросили маски.Большинство присутствующих осуждало эти грубые действия, но высокое положение главы альтинга удерживало их от вмешательства.И в то же время становилось ясно, что, если бы нашелся хоть один смельчак, который решился бы выступить против Рюне, толпа перешла бы на сторону Вальтьофа и его сыновей. Хитрые слова старейшины вначале разожгли людей, как капли жира, попавшие в огонь, но вскоре шаткость его доводов стала очевидной для многих.— Рюне Торфинсон, — закричал Гаральд Толстопузый, — прикажи Глуму отпустить мальчика!— Старик только развел руками, будто дело вовсе его не касалось, и, не мешкая, прошамкал беззубым ртом короткий приказ:— Пусть приведут Эйрика Рыжего! Я уже приказывал это сделать! Именем альтинга!— Меня не нужно приводить, Рюне Торфинсон, я здесь!Мощный голос викинга эхом отозвался в прибрежных утесах. В Исландии уже успели забыть силу этого голоса, способного заглушать вой бури, рев моря, порывы ветра.— Неужели я вернулся в родную страну, чтобы присутствовать на таком постыдном зрелище, когда Глум Косоглазый обижает ребенка на глазах у жалких сыновей викингов? Подлые рабы!Он усмехнулся, а скалистая стена еще долго повторяла этот гордый вызов.— Убери руки, Глум, сын волка! Я пришел сюда как человек свободный, чтобы ответить перед лицом закона. Я ждал под сводами Длинного Дома. Но теперь я вижу, что здесь уже нет законов, а есть люди с опущенной головой и бегающим взглядом… Слышишь, Глум, отпусти ребенка! Это приказывает тебе Эйрик Рыжий! Ты слышишь мой приказ?Его огненные пряди развевались за плечами, а сжатый кулак, твердый, как палица, медленно поднялся над его головой. Грудь Эйрика вздымалась, подобно кузнечным мехам, растягивая полоски с металлическими кружками, нашитыми на оленью куртку, которая, казалось, вот-вот разорвется по швам.Пронзительные крики чаек, словно осколки камней, падали с высоты на толпу, разрывая невыносимую тишину.Тем временем Глум Косоглазый с вызывающим видом ударил Лейфа по зубам и, согнувшись вдвое, похожий на хищника, выжидающего первого промаха противника, чтобы накинуться на него, начал приближаться к Эйрику Рыжему.Толпа любопытных расступилась.Льот Криворотый и Торгрим отпустили Вальтьофа. Лейф рукой вытирал кровь, струившуюся с его губ.Лежа на земле, Скьольд не мог оторвать взгляда от сжатого кулака Эйрика Рыжего.Рюне Торфинсон стал белее снега. Казалось, что он с каждым мгновением делается все меньше и меньше и еще немного — совсем растает в группе своих растерянных приспешников, теснившихся вокруг повелителя.Внезапно Глум Косоглазый прыгнул с легкостью, несвойственной его тяжелому телу. В его правом кулаке сверкнул нож, с каким ходят на зверя.Эйрик Рыжий не двинулся с места. Молниеносным, точно рассчитанным ударом он остановил прыжок Глума. Тот упал, словно сраженный молнией бык. Его лобные кости затрещали, как сломанные ветви.Эйрик даже не удостоил взглядом гиганта, распростертого у его ног. Подойдя к Лейфу, который ощупывал ушибленные челюсти и рассеченные губы, он положил руку на плечо юноши.— Лейф, сын Вальтьофа, — сказал он, — ты один показал себя достойным великого имени викинга. Ты один!…Можно было подумать, что он говорит только с Лейфом. Юноша зарделся от волнения. Взгляд Эйрика скользнул от него на дорогу, пересекавшую Эйрарбакки, на узкую щель фьорда, на серый мол, на «Большого змея» и на волны открытого моря, догонявшие одна другую.— Эйрик Рыжий!… Эйрик!… — пробормотал Лейф.Моряк вздрогнул, словно его вырвали из другого мира, возникшего из пенистой дали.— Слушай, Лейф, теперь ответь на вопрос Гаральда Толстопузого: почему ты до сих пор не сообщил о пребывании Торстейна в горах фьорда Аслакстунга, а дожидался этого дня?Он говорил громко, чтобы слышно было всем.Лейф вытер кровь с рассеченной верхней губы. В глазах его зажегся гневный огонь.— Я был уверен, что ты вернешься, Эйрик Рыжий. И вот мы договорились с братом Скьольдом, что будем ждать твоего возвращения и тогда разоблачим двуличного Рюне Торфинсона. Это чистейшая правда. Не так ли, Скьольд?— Да, это чистейшая правда, — подтвердил мальчик, крепко сжимая загрубелую руку дяди Бьярни.— Ну вот, теперь все ясно, — сказал Эйрик. — Викинги Исландии, вы можете судить изгнанников, но сначала назначьте должную кару Торстейну Торфинсону и его отцу Рюне, которые сами нарушили закон… Что касается нас, то мы можем уплатить вам выкуп и готовы это сделать. Мы с Бьярни Турлусоном и нашими спутниками привезли богатства, невиданные в Исландии… Мы возвратились сюда, не страшась ни бурь, ни блуждающих льдов, чтобы отдать вам все, что мы сумели добыть…Люди приблизились к нему, невольно поддаваясь притягательной силе этого мощного голоса.Даже Льот, Торгрим и самые ярые приверженцы Рюне Торфинсона сразу отбросили всю свою злобу и ненависть к его врагам.— Значит, море не кончается у шхер Гунбьерна? — вполголоса произнес Гаральд Толстопузый, как бы желая преодолеть суеверный страх.Все ждали. На какое-то мгновение людьми овладело чувство вновь обретенного единства. Одна и та же кровь в одинаковом ритме билась в жилах этих людей, одинаковым увлечением горели их взгляды. Все запреты были отброшены в сторону, и, если бы не распростертое на земле тело Глума Косоглазого, все недавно случившееся казалось бы дурным сном.Эйрик Рыжий повернулся к Бьярни. «Как по-твоему, — спрашивал его взгляд, — не пора ли уже сказать им все, что мы думаем?»Веселый и озорной огонек зажегся в серых зрачках Бьярни Турлусона.Не в силах сдержаться, Лейф обеими руками схватил руку Эйрика Рыжего:— Эйрик! Скажи же! Значит, море не кончается у шхер Гунбьерна?…— Море, мой мальчик, беспредельно, «а шхеры Гунбьерна — всего лишь камешки среди неизведанного океана… Мы сами решили, что эти скалы — граница океана. Мы были недостойны крови викингов, наших предков, да и сердца наши, должно быть, одряхлели.— О Эйрик! Я тоже так думал! Говори же скорее, с чем ты вернулся? Ты открыл для нас новые земли?— Больше того! Я обрел сам и вдохну в вас силу и мужество, чтобы идти вперед, все вперед и вперед. В поисках новых морей!Говоря это, Эйрик с удивлением подумал, что обращается только к этому мальчику с пытливыми глазами. Между сердцем отважного викинга и сердцем Лейфа протянулась незримая нить крепче якорной цепи.— Именем Фрейи, клянусь, я это знал! — с восторгом воскликнул Лейф. — ТЫ открыл за шхерами Гунбьерна большую землю! Расскажи нам о ней. Как ты ее назвал?— Ты прав, мальчик. Там в самом деле оказалась большая земля. Двое суток мы плыли вдоль ее берега к северу, и все время, насколько хватал глаз, чередовались мысы и бухты. Но мы вынуждены были повернуть назад, ибо путь нам преградили ледяные горы, высокие, как утесы. Итак, мы открыли большую землю, где в изобилии водятся медведи и тюлени, а в долинах растет густая трава. Вот почему мы назвали эту землю Гренландией.— Гренландия?… Красивое название!И вдруг долго сдерживаемое волнение прорвалось. Толпа закидала Эйрика Рыжего вопросами. Все говорили одновременно. Может ли там расти ячмень? Много ли рыбы в тамошних водах? Долго ли там лежат снега? Придется ли отвоевывать эту землю у коренных обитателей? Тысяча вопросов, теснивших друг друга, как овцы у водопоя.Глум воспользовался общим возбуждением и уполз на четвереньках. Хоть он еще не совсем пришел в себя, но понял, что прибытие Эйрика Рыжего сильно поколебало положение Рюне Торфинсона.Длинное и просторное жилище Торфинсонов было единственной деревянной постройкой в Исландии. Двадцать лет назад старый Рюне за дорогую цену вывез из Норвегии еловые бревна. «Деревянный дом», как его теперь называли, свидетельствовал о прочном благосостоянии семьи Торфинсонов и служил как бы символом их могущества.Не успел Глум Косоглазый миновать изгородь, отделявшую двор от дороги, как к нему во всю прыть кинулся кривоногий Хаук Свинопас.— Не входи, Глум! Не входи! Там Торстейн. Он остервенел от злости. Я видел его глаза, когда он входил в дом. Они вращались, как мельничные жернова. — Хаук понизил голос: — Мне кажется, Глум, у него сейчас бешенство берсерка (Берсерк — свирепый воин, приходящий в исступление и одержимый припадками безумия. Согласно поверью, воин, в которого вселился берсерк, делался неуязвимым.): на губах выступила пена, и он кусает свой щит.Глум Косоглазый молча скривил губы — это у него означало улыбку. Уж если ярость Торстейна пригнала его сюда, Эйрик, как он ни силен, должен теперь поостеречься. Раз сын Рюне Торфинсона покинул свое убежище во фьорде Аслакстунга, значит, — Глум в этом не сомневался — он собирается драться с мореплавателем. Должно быть, тролли (Тролли — в скандинавской мифологии сверхъестественные существа, враждебные человеку.), горные духи, поведали Торстейну о возвращении его врага.— Не переступай порога, Глум! — заклинал Хаук, цепляясь за меховую безрукавку Косоглазого.— Отвяжись, проклятый горбун!Привлеченный шумом, Торстейн открыл тяжелую, окованную железными полосами дверь. В руке он сжимал короткое копье, готовый нанести удар.— Ах, это ты, Глум! Входи!У Торстейна был хриплый и низкий голос. Длительное пребывание в диких пещерах Аслакстунга оставило след на его тупом лице. В глубине глаз затаился беспокойный огонек, трепетавший, как искра на ветру. Ноздри его раздувались, как у волка, учуявшего запах съестного, принесенный бурей или морским ветром.— Я не могу больше так жить, Глум! Медведи и те счастливее меня. Мой дозорный Серли с высоких скал Аслакстунга заметил, как приближался в тумане «Большой змей». Это была воля богов. Глум, ты пойдешь к Эйрику Рыжему и передашь ему от моего имени вызов на хольмганг… (Хольмганг — древний вид поединка, обычно происходивший на одном из островков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20