— Кто такая мадемуазель Нанси?
— Очень хорошенькая девушка,— ответил паж, глубоко вздыхая.
— Ну, а кто же она такая?
— Камеристка принцессы Маргариты.
Принц вздрогнул, потом обернулся и. начал искать глазами принцессу в ряде зал, расположенных анфиладой. Принцесса исчезла.
— Ну, так где же мадемуазель Нанси? — спросил Генрих, оборачиваясь к пажу.
— Идите за мною,— сказал паж.
— Пойдем.
Принц и Ноэ последовали за пажом, который, вместо того, чтобы спуститься по большой лестнице, повернул по коридору налево, прошел шагов тридцать и остановился.
Нанси стояла в коридоре, закутанная в мантилью. Она бросила испытующий взгляд на принца и затем осмотрела его с головы до ног.
— Вы господин де Коарасс? — спросила она, подходя к нему.
— Черт возьми! Прехорошенькая девушка,— проговорил Генрих нарочно настолько громко, чтобы его услыхала камеристка.
— Сударь, каждый знает, кто он и чего стоит, и не напрашивается на комплименты. Вы господин де Коарасс?
— Да, прелестное дитя!
— В таком случае пожалуйте сюда. Мне надо сказать вам два слова.
Нанси протянула беленькую ручку с розовыми ногтями, схватила Генриха за руку и увлекла его в сторону.
— Я слушаю вас, прелестная малютка! — сказал принц.
— Сударь,— сказала Нанси,— принцесса Маргарита поручила мне напомнить, что вы обещали рассказать ей историю графини Грамон и принца Наваррского.
— Я готов рассказать ее, моя прелесть, только где я могу найти ее высочество?
Нанси громко рассмеялась.
— Ах! Вы слишком торопитесь, прекрасный господин. Вы расскажете не сегодня, а завтра.
— Где же?
— Около девяти часов вечера прогуливайтесь по набережной и ждите,— сказала Нанси.— Покойной ночи, господин де Коарасс.
Нанси исчезла в темноте коридора. Рауль и Ноэ стояли на некотором расстоянии от принца и Нанси. Рауль подошел к Генриху.
— Господин де Коарасс,— сказал он растроганным голосом,— мне еще надо кое-что сказать вам.
— По чьему поручению, мой милый?
— Лично от себя.
Голос Рауля слегка дрогнул.
— Возьмите меня под руку, друг мой Рауль,— сказал принц,— и проводите меня немного.
— С большим удовольствием, сударь.
Генрих и Рауль пошли под руку, Ноэ шел за ними. Они спустились по парадной лестнице, перешли двор Лувра и вышли через ворота на набережную.
— Господин де Коарасс,— спросил паж,— вы находите, что Нанси хорошенькая?
— Она очаровательна. Друг мой, вы вздыхаете? Руаль снова вздохнул.
— Черт возьми! Я угадываю, что вы хотели мне сказать. Вы любите Нанси...
Рауль вздохнул в третий раз.
— И так как я нашел ее прелестной, и она хотела поговорить со мною...
— Я ревнив,— откровенно признался Рауль.
— Не ревнуйте. Если вы любите ее...
— О, да! — воскликнул юноша, у которого на душе было очень тяжело.
— Я не полюблю ее,— сказал принц.
Рауль быстро схватил его руку и крепко пожал.
— Благодарю вас, сударь,— сказал он.
— Поговорим,— начал Генрих.
— Хорошо,— ответил паж.
— Вы любите ее?
— Да.
— А она любит вас?
— Не знаю.
— Это можно всегда узнать.
— Бывают дни, когда мне кажется, что она любит меня, но иногда я прихожу в отчаяние.
— Я видел ее в течение трех минут, мой милый, но уже разгадал ее.
— Ее?
— Черт возьми! Да. Нанси кокетка, насмешница, но у нее, должно быть, золотое сердце.
— И вы... думаете?..
— Слушайте, друг мой Рауль, вы очаровательный юноша, но совсем не знаете женщин. Доверяете ли вы мне?
— Конечно, да.
— Ну, так я через два дня скажу вам, любит вас Нанси или нет...
— Вы даете мне слово?
— Даю. Доброго вечера, Рауль.
— Доброго вечера, господин де Коарасс.
Генрих пожал руку пажу, который вернулся в Лувр, и взял под руку Ноэ.
Принц и его спутник, проходя мимо жалких домишек, окружавших Лувр, заметили, что дверь одного из них отворена, внутри горит огонь и на пороге, засучив рукава, стоит человек и подметает в своем жилище.
— Да это наш земляк Маликан,— сказал принц.— Он отпирает свой кабачок в то время, когда мы идем спать. Добрый вечер, Маликан.
Беарнец узнал принца и воскликнул от радости:
— Ах, ваше высочество, само небо посылает мне вас!
— Неужели? — сказал принц.
— Войдите, сударь, я должен поговорить с вами.
— Что же ты хочешь мне сказать?
— Войдите, войдите.
Маликан ввел молодых людей в кабачок, который был еще пуст в этот ранний час, и запер за ними дверь.
— Ваше высочество, разве я вам не говорил только что о герцоге Гизе?
— Гм! — воскликнул Генрих, весь обращаясь в слух.— Разве ты получил какие-нибудь известия о нем?
— Да, ваше высочество.
Генрих сделал гримасу.
— Каким образом?
— Один из его свиты здесь.
— У тебя?
— У меня. Он приехал в полночь и потребовал комнату, говоря: «Ты спрячешь меня, потому что меня знают в Лувре, но ты постараешься передать сегодня ночью или завтра утром записочку мадемуазель Нанси, камеристке принцессы Маргариты». И он дал мне записку.
— Что же ты сделал с нею?
— Вот она.
Маликан вынул из кармана записку и подал ее принцу.
— Черт возьми! — воскликнул Генрих, нюхая ее; затем, обращаясь к Ноэ, спросил:
— Как ты думаешь, не распечатать ли ее?
— Я думаю, что да.
— Зачем?
— Так как принцесса Маргарита должна сделаться женою вашего высочества, то вы имеете право знать, о чем ей пишут.
— Ты прав,— ответил принц.
И без зазрения совести он распечатал записку.
XV
Письмо, привезенное от герцога Гиза одним из состоящих при нем дворян, было без подписи и написано измененным почерком.
Оно состояло только из трех следующих строк:
«Земляк мадемуазель Нанси уведомляет ее, что он постоянно думает о ней и скоро приедет повидаться с нею».
Генрих прочел это письмо несколько раз и всячески перетолковывал его себе:
— Оно имеет таинственное значение, которого я не могу понять.
Принц читал это письмо около свечи, стоявшей на столе. В то время как он рассматривал его, письмо случайно очутилось между глазами принца и свечой, и он заметил, что местами бумага была не так бела и сохраняла следы вытертых букв, как будто на ней писали пером, обмакнутым в воду.
— Ого,— заметил Ноэ, также смотревший на письмо,— что это значит?
Он подошел к очагу, где под золою тлели уголья, разгреб их и сказал Маликану:
— Подбрось-ка полено.
Трактирщик исполнил приказание.
Ноэ взял письмо, которое держал принц, и поднес его к огню.
— Что ты делаешь? — вскрикнул Генрих, не понимавший намерения Ноэ.
— Я удостоверяюсь в своих подозрениях. Успокойтесь, я не сожгу его.
Он поднес письмо почти к самому огню, и не прошло минуты, как выцветшие буквы почернели и отчетливо выступили на бумаге, а три первоначальные строки исчезли.
— Черт возьми! Как это странно! — воскликнул изумленный принц.
— Это доказывает,— ответил Ноэ,— что герцог Гиз знаком со свойством симпатических чернил. Садитесь, Генрих, и читайте.
Генрих взял письмо из рук Ноэ и начал его читать:
«Душа моя!
Вы требовали моего отъезда, и я уехал. Но я не в силах переносить долее разлуку; я жестоко страдаю. Одно только ваше слово — и я тайно вернусь в Париж.
Я на коленях молю вас о нем. Я жду его и надеюсь.
Ваш Генрих».
— Герцога Гиза зовут Генрихом, так же, как и меня, и Маргарите не так заметна будет перемена.
Затем, вместо того, чтобы сжечь письмо, он сложил его и спрятал в карман.
— Тебе отдал письмо лотарингский дворянин? — спросил он Маликана.
— Да, ваше высочество.
— И ты должен был передать его Нанси?
— Исполнить это мне нетрудно,— ответил Маликан, — потому что моя дочь иногда носит вино в караульную швейцарским солдатам и встречает там пажа, который состоит в прекрасных отношениях с мадемуазель Нанси.
— Как его зовут?
— Рауль.
— Я его знаю.
— Что мне сказать лотарингцу, когда он проснется?
— Тебе нечего ждать, пока он проснется.
— А!
— Разбуди его сейчас. Уже четыре часа. Воину не следует спать до позднего утра.
— Хорошо. Я бегу.
— Постой. Когда лотарингец проснется, ты скажешь ему: «Скорей одевайтесь, сударь, я сейчас оседлаю вашу лошадь, и вы уедете из Парижа до рассвета». Он, конечно, очень удивится. Ты добавишь: «Письмо дошло по назначению и из Лувра пришел ответ. Скажите земляку мадемуазель Нанси, что его ждут дней через десять, не ранее. Дело идет о чьей-то жизни, и вас просят уехать немедленно».
Маликан не спросил дальнейших объяснений. Он поднялся по лестнице и постучал в дверь комнаты ло-тарингца. Через десять минут он сошел вниз.
— Готово. Встает,— сказал Маликан.— Он не сомневается в том, что я сказал ему правду, и велел мне дать добрую порцию овса его лошади.
— До свидания, Маликан,— сказал принц, пожав руку беарнца.— Спасибо!
Он ушел вместе с Ноэ.
Было уже совсем светло, когда молодые люди пришли на улицу Св. Иакова.
На скамейке у ворот гостиницы сидел какой-то человек. Увидев подошедшего Генриха, он встал.
Принц чрезвычайно удивился, увидев этого человека, который является к нему уже третий раз в течение суток. Это был Вильгем Верконсен, приказчик ювелира Лорио, тот самый, который накануне вечером принес письмо прекрасной Сары.
— Что вы здесь делаете, Вильгельм?
— Я ожидал вас, сударь.
— Со вчерашнего вечера?
— О, нет, только с час.
— У вас есть еще письмо ко мне?
— Нет, сударь, но я попрошу вас последовать за мною.
— Куда же это, друг мой?
— Я не имею права сказать вам этого, сударь.
— О, вот как,— воскликнул, засмеявшись, принц.— Это становится чересчур таинственным.
Он посмотрел на приказчика, но тот, по-видимому, не был расположен отвечать. Затем принц взглянул на Ноэ. Тот улыбался.
— Что ты об этом думаешь? — спросил принц.
— Я думаю, что если бы я был на вашем месте, Генрих, то пошел бы за этим мальчиком хоть на край света.
— Я так и сделаю,— ответил Генрих Наваррский и, пожав руку Ноэ, прибавил:— Пойдемте, Вильгельм, я иду за вами.
— Пожалуйте, сударь,— сказал приказчик.
Ноэ видел, как они удалились. Когда они зашли за угол улицы Св. Иакова, он вошел в гостиницу, взял ключ, висевший на гвозде в кухне, отправился в комнату, которую занимал вместе с принцем, лег на кровать и заснул.
Он проснулся в полдень. Принц еще не вернулся. Ему подали завтрак. Но ел он без аппетита и все ждал принца.
День проходил, а Генрих все еще не возвращался.
«Честное слово,— размышлял Ноэ,— все это очень странно! Ничего не может быть естественней, что его высочество счастлив с прекрасной Сарой. Но забыть время, забыть меня, строящего всевозможные предположения насчет его отсутствия,— это уже чересчур!»
Действительно, Генрих ушел с улицы Св. Иакова на рассвете, а теперь наступил уже вечер.
Ноэ беспокоился о принце так же, как накануне вечером принц беспокоился о нем.
Генрих говорил себе, видя, что Ноэ не возвращается:
«Я боюсь, как бы разбойник Ренэ не убил его, застав у своей дочери».
Ноэ же размышлял:
«Ревнивец Самуил Лорио, наверно, застал его у ног своей жены и убил его».
Однако, поразмыслив, Ноэ пришел к выводу, что заключения его чересчур смелы. Одно из двух: или Сара склонилась на вероломные просьбы ревнивой Коризандры де Грамон,— что было довольно вероятно, если принять во внимание, что желания принца были исполнены так быстро,— или она повиновалась непреодолимому влечению и уже любила принца.
Одно только второе предположение могло заставить страшиться ревнивого мужа. Но скептический ум энергично отвергал это предположение. В первом случае, если предположить, что муж Сары предан Коризан-дре, Генриху нечего было бояться.
Ноэ взвешивал эти доводы, стоя облокотившись на подоконник и смотря на закопченные крыши старого Парижа.
Легкий стук в дверь прервал его размышления.
Вошел Вильгельм Верконсен, приказчик Лорио.
Честное, простоватое лицо его было спокойно, и Амори де Ноэ сразу успокоился.
— А! — сказал он.— Ты принес мне весточку от моего друга?
— Да, сударь.
— Где он?
Вместо ответа Вильгельм вынул из кармана письмо и подал его Ноэ.
Тот развернул его и прочел:
«Не беспокойся, милый друг, я в плену до ночи, а так как тебе известно, что у меня есть дело в Лувре, то я не могу сказать тебе, в котором часу мы увидимся. Ты можешь заняться своими делами. До свидания.
Генрих».
— В плену! — прошептал Ноэ, посмотрев на
Вильгельма.
Вильгельм утвердительно кивнул головой.
— Можешь объяснить мне, как это случилось?
Приказчик, казалось, смутился.
— Не бойся,— успокоил его Ноэ,— у моего друга нет от меня секретов.
И он движением руки пригласил Вильгельма сесть.
— Сударь,— начал Вильгельм,— отец мой был сокольничим у господина д'Андуена.
— Вот как!
— Отца графини Грамон.
«Так,— подумал Ноэ.— Генрих совсем запутался в сетях Коризандры».
— Ты этим хочешь сказать, что предан твоей хозяйке, подруге графини де Грамон?
— Да, сударь.
— Ну, так что же?
— И чего хочет госпожа Лорио, того хочу и я. По одному ее знаку я брошусь с. моста Св. Михаила в Сену.
— Брр! — вздрогнул Ноэ, у которого дрожь пробежала по телу, когда он вспомнил о ванне, которую принял накануне.— Берегись, вода холодная...
— Это только так говорится,— возразил Вильгельм.
— Что же дальше?
— Госпожа Сара,— продолжал Вильгельм,— очень несчастна.
— Неужели?
— Господин Лорио ревнует ее к своей тени, Иов, старый еврей, стережет мою госпожу, как дракон сокровища. Она никогда не выходит из дома, а если и выходит, то всегда в сопровождении Иова.
— Однако, чтобы увидеться с моим другом...
— Подождите, сударь, сейчас все узнаете. В доме, находящемся на улице Урс, есть два выхода. Первый...
— Хорошо! Первый на улицу Урс. А второй?
— На улицу Сен-Дени. Второй выходит в погреб, или, вернее, в целый ряд погребов, находящихся под соседними домами. Все эти дома принадлежат Самуилу Лорио.
— Значит, он богат!
— Он богаче самого короля. Но я хочу поговорить с вами не о его богатствах, а о втором выходе.
— Я слушаю,— заметил Ноэ.
— Этот подземный ход ведет к лавке суконщика на улице Сен-Дени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26