Вождь остановился против пещеры, а Дакуин пустил стрелу, которая со свистом рассекла воздух и упала к ногам зулуса. Тот поднял ее, осмотрел с любопытством и воткнул за ухо в короткие волосы.
Потом он потряс ассегаем — древко его было из эбенового дерева — и, указав на заходящее солнце, выкрикнул приказ:
— Хамба! Уходите, дни ваши миновали!
Дакуин присел на корточки, опустил руки, касаясь пальцами земли, замотал головой и стал подпрыгивать, подражая павиану. Все обитатели пещеры захохотали.
Усмехнулся и зулус. Исполненный чувства собственного достоинства, он забавлялся прыжками и гримасами бушмена. Пристально всматривался он в глубь пещеры, опираясь на ассегай. Потом повернулся, бросив на прощание короткий приказ:
— Хамба! Уходите, пока не поздно. Скоро я вернусь, и если вы здесь останетесь, все будет кончено для вас.
Он ушел. Вскоре повеяло запахом жареного мяса. До поздней ночи пировали воины. Пировали и пели песни. У каждого отряда была своя песня, протяжная и зловещая. В разгар пиршества донесся с гор сначала рев, потом оглушительное рыкание.
— Ха! — воскликнул Дакуин. — Это ревет большой желтый лев — тот, у которого правое ухо разорвано.
Услышав рев, воины стали бить ассегаями в щиты, и звуки эти напоминали глухой барабанный бой. А бушмены снова захохотали: они не боялись ни львов, ни зулусов.
Глава II
ГАДАНИЕ НА КОСТЯХ. ПЛЯСКА. ВОЗВРАЩЕНИЕ СИРАЙО
В предрассветный час войско зулусов покинуло место пиршества и тронулось в путь. Зулусы бежали рысцой, потому что все они были людьми сильными и выносливыми. Каждый индуна бежал впереди своего отряда, а военный вождь Сирайо наравне с остальными воинами переносил все тяготы похода.
Животные поднялись на вершины гор, уступая дорогу проходящему войску. В долине осталось только стадо буйволов. Они смотрели вслед черным воинам. Впереди стояли буйволы-самцы и старые буйволицы; за ними — буйволицы-матери с детенышами.
Животные были спокойны — зулусы шли не на них.
Воины поднялись по склону горы к перевалу через горный хребет. Отсюда увидели они, как рассеивается туманная завеса, заволакивавшая долину.
Каббо и Кару проснулись перед рассветом, когда войско тронулось в поход. Какое-то таинственное чутье подсказало им об уходе зулусов. Это чутье они разделяли со всеми живыми существами, населявшими дикую страну.
— Они уходят, — сказал Каббо.
— Да. Уходят. Но они вернутся и принесут смерть.
— Они вспугнули дичь. Охота будет плохая.
Произнеся эти слова, Каббо перестал думать о зулусах; его не пугала возможность их возвращения.
— Я возьму лук и стрелы, — сказал он. — В походе воины часто отбиваются от отряда.
— Я тоже. Они отняли у меня пещеру. Они убили моих близких. Даже жена моя погибла у реки.
Вдвоем они вышли из пещеры.
Дакуин встал, подбросил хвороста в костер и стал греть руки. У стрелка руки должны быть теплыми.
Суолла, девушка, спасенная им, подошла к очагу.
— Холодная рука и холодный лук не нужны стрелку, — сказала она. — Когда мужчина охотится, он гонит от себя женщину, потому что прикосновение ее руки делает лук холодным.
— Да, оно ослабляет тетиву. Почему это бывает так, девушка?
Суолла искоса посмотрела на него.
— Мне запрещали говорить с мужчинами и смотреть на них. Но я не хочу им зла. Не хочу, чтобы лук в их руках стал холодным, а стрела не попадала в цель. Я бы тоже хотела взять лук и отомстить за мать. У меня была добрая мать. Зулусы пришли в ту ночь, когда луна была яркая и круглая. Тогда нас было много, очень много, и все они убиты, как моя мать.
Дакуин хмуро взглянул на девушку. Потом встал и взял свой колчан и лук.
— Я тоже пойду, — сказала она.
Дакуин покачал головой.
— Нет, моя рука стала слабой. Правду говорят, что левая рука женщины делает слабой правую руку мужчины.
Светало. Он вышел и побежал по следу отца, словно этот след был ему виден.
Прошло три часа.
Когда солнце поднялось над горным хребтом и заглянуло в пещеру, трое мужчин вернулись. Они принесли два ассегая, щит, обтянутый бычьей кожей, и выдолбленную тыкву с нюхательным табаком.
— Воин отстал от отряда. Он хотел вынуть колючку из левой ноги, — объяснил Каббо. — Мы видели большую антилопу, очень жирную. Мы ее убьем и принесем тушу домой. Пусть женщины приготовят горшки.
— Голос, живущий в моем животе, хочет говорить, — сказал Кару.
— Пусть он говорит, Кару.
— Слушай: мы убьем антилопу, и у нас будет запас сушеного мяса для путешествия. Мы уйдем, когда взойдет солнце. Вот что говорит мне голос: мы должны уйти раньше, чем вернутся кафиры.
Каббо долго обдумывал это предложение, но затем отверг его.
— Нет. Здесь хорошо. Пещера защищена от врагов. Дичи много. Здесь мы останемся.
— Подумай, Каббо! Кафиры всех убивают. Они вернутся и принесут смерть. Проходя здесь, они нападут на эту пещеру.
— Кафиры! — презрительно воскликнул Каббо. — Где они — эти кафиры? Они пришли и ушли, а мы здесь остались. И тот, у кого мы взяли эти ассегаи, лежит мертвый в долине.
— Да, мы здесь остались, потому что они нас не тронули. В следующий раз они убьют всех.
— Пусть попробуют!
— Я знаю! Я видел, как они сражаются. Они похожи на диких собак, преследующих добычу. Они не успокоятся, пока не убьют нас.
Каббо взял Кару за плечи и повернул его лицом к стене, на которой были нарисованы фигурки сражающихся воинов.
— Смотри! — хвастливо крикнул он. — Они здесь уже были! И я заставил их жить на скале.
— Да, правда, Каббо. Они живут.
Они долго рассматривали рисунки, украшающие поверхность скалы. Вся семья восторгалась мастерством Каббо, и больше никто не думал о возможном набеге зулусов.
Перед охотой на антилопу-канну Каббо решил погадать на костях, удачная ли будет охота. Все находившиеся в пещере умолкли и сосредоточились, словно присутствовали при религиозной церемонии.
Каббо расположился посреди пещеры, снял висевший на шее мешочек и вынул из него четыре кости. В сущности, это были не кости, а четыре конуса, аккуратно вырезанные из твердого дерева. Верхушка у конуса была тупая, а основание -гладкое и широкое, чтобы кость могла стоять. Каждая кость имела название. Самая главная называлась Чоу, или «сила», за ней следовала Као, что означает «мужественность». Это были кости «правой руки», или мужские; кости «левой руки», или женские, назывались Дона — «девичество» и Гэчуи — «женское начало».
Подержав кости в правой руке, Каббо натер их каким-то снадобьем, которое достал из мешочка, и бросил на пол. Все наклонились посмотреть, как легли кости, но женщинам не разрешалось к ним прикасаться. Одна кость отличалась от другой зарубками, сделанными у основания.
Раздались радостные возгласы. Чоу, главная кость, легла рядом с Гэчуи. Это было хорошее предзнаменование. Каббо собрал кости и бросил их вторично. Зрители радостно защелкали языком: Чоу, Као и Гэчуи упали рядом зарубками кверху. Такое положение костей предвещало счастливый день.
Спрятав кости в мешок, Каббо осмотрел два ассегая, а Дакуину и еще двум мужчинам приказал взять луки и стрелы с самыми острыми наконечниками. Кару взял свой ассегай, а две женщины и девушка Суолла получили приказ следовать за охотниками.
Они поднялись по тропинке на склон горы, откуда открывался вид на равнину. Вскоре увидели они антилопу-канну, которую выследили на рассвете Каббо и Кару. Пережевывая жвачку, самец стоял под ветвями акации, высоко подняв голову с черным пучком волос между рогов. Шкура его серебрилась на солнце; глаза были полузакрыты.
Каббо окинул взглядом местность. Он походил на полководца, разрабатывающего план атаки. Женщинам он приказал спуститься в долину и перерезать путь антилопе, если она побежит к реке. Трое молодых людей должны были подняться на скалу и оттуда гнать дичь в долину, а Кару получил приказание спрятаться на противоположном склоне и направить антилопу к тому месту, где стоял сейчас Каббо.
Охотники разбрелись в разные стороны. Самый зоркий глаз не смог бы их разглядеть: они ползли, припав к земле; каждая кочка, каждый кустик служили им прикрытием. Прошло около часа, а антилопа по-прежнему стояла под акацией, жевала жвачку и помахивала хвостом. Когда повеяло запахом охотников, животное внезапно сделало прыжок, перескочило через огромную рытвину и стало взбираться на гору.
Каббо, рассерженный, вскочил: поведение антилопы нарушило все его планы. Но через секунду он снова припал к земле: две маленькие фигурки бросились навстречу антилопе. Животное, круто повернувшись, тяжелым галопом стало спускаться в долину. За ним по пятам бежали три карлика-бушмена.
Антилопа-канна мчалась к реке, но женщины, размахивая руками, перерезали ей путь. Она свернула направо, но перед ней словно из-под земли вырос Кару, размахивавший ассегаем. Оставался свободным путь к горе, где находилась пещера. Там на тропинке подстерегал жертву Каббо.
Антилопа свернула налево; за ней вдогонку бежали четыре маленькие фигурки. Больше они не кричали — нужно было экономить силы.
Бушмены охотились, как охотится стая диких собак, которые стараются загнать добычу ближе к своему логовищу. Каббо терпеливо ждал, пока антилопа едва не налетела на него. Тогда он нанес ей удар острым ассегаем и перерезал сухожилие на ноге. Огромное животное споткнулось. Раньше чем успело оно оправиться, два ассегая вонзились между его ребер.
Задыхаясь, прибежали другие охотники; подоспели и три женщины, перерезавшие дичи путь к реке. С убитого животного содрали шкуру, свернули ее и отнесли в пещеру. Потом начали разрезать на части тушу; мяса было больше пятисот килограммов.
К вечеру его зажарили, а мозговые кости женщины оставили для мужчин.
В ту ночь никто не спал. Бушмены ели, ели до отвала. Непонятным казалось, как могут они вместить столько пищи. Они ели, ни на секунду не задумываясь о завтрашнем дне.
Днем они спали, а на следующую ночь пиршество возобновилось. Так продолжалось до тех пор, пока не съедена была вся туша. Наконец, сварили и съели голову антилопы, высосали мозговые кости, а остатки бросили на кучу костей, лежавшую по правую сторону от очага.
На четвертую ночь началась пляска. Плясали мужчины, а женщины и девушки, сидя на земляном полу пещеры, били в барабаны и хлопали в ладони.
Мужчины привязали к щиколоткам мешочки, сшитые из мягких ушей антилопы и наполненные сухими ягодами. Эти «танцевальные мешочки» служили погремушками. Танцоры посыпали волосы блестящей слюдяной пылью, торс раскрасили красной краской.
Какими красивыми казались они себе! Мягкая кожа лоснилась, волосы блестели от слюды, лица раскраснелись. Постукивание ягод в мешочках сопровождало каждый их шаг.
Они плясали, притопывая, подпрыгивая, раскачиваясь из стороны в сторону и громко распевая о своих подвигах. Они поднимали облака пыли. Пыль садилась на женщин, засаривая им глаза, смешиваясь с потом, стекавшим по обнаженным телам.
Танцоры отличались не только исключительной ловкостью и подвижностью, но и выносливостью. Они вертелись, как волчки. К счастью, у бушменов еще не знали алкоголя, а жажду утоляли водой. Суолла несколько раз ходила к реке и наполняла водой большие горшки.
Несколько часов продолжалась пляска. Наконец мужчины устали. У многих кровь пошла носом. Самым выносливым оказался Каббо. Он сделал последний изумительный прыжок и был награжден восторженными возгласами женщин, не устававших восхвалять мужчин.
Каббо засмеялся тонким кудахтающим смехом. Пляска закончилась. Бушмены укладывались спать. Антилопа была съедена, сухожилия вычищены и спрятаны, желудок вымыт и прокопчен — он заменит мешок; рога отполированы — бушмены будут трубить в них, приветствуя молодой месяц; хвост пригодится, чтобы отгонять мух, а шкуру женщины натрут золой и жиром, она сделается мягкой.
Они пировали несколько дней, они плясали и веселились. Завтра они будут спать до вечера, потому что в горшках еще есть суп. А когда снова взойдет солнце, они пойдут на охоту: голод заставит их выйти на поиски дичи.
Но им не суждено было выспаться.
— Явума! — раздался протяжный угрожающий возглас.
Вернулись кафиры. От них зависела теперь судьба бушменов.
Кару взял понюшку табаку из маленькой тыквы. Когда-то эта тыква принадлежала воину-зулусу, который отстал от отряда, потому, что хотел вынуть колючку из ноги.
— Кафиры вернулись. Я говорил, что они вернутся. Но теперь мы можем уйти отсюда сытые.
Кару говорил очень серьезно.
С противоположного берега донесся звучный голос:
— Слушайте меня! Я — Сирайо. Разве не приказал я вам уйти отсюда? Слышите ли вы меня?
— Слышим. Мы можем уйти, можем и остаться, кафир.
— Не велик подвиг — вырыть крота из земли, но я это сделаю, когда взойдет солнце. Все будет так, как хочу я.
Каббо презрительно захохотал. Злобно метался он по пещере, но вдруг опустился на землю. Он устал и объелся, ему трудно было стоять.
Вождь кафиров ушел к своим воинам. В темноте раздались глухие удары: воины ударяли ассегаями по щитам.
— Их много, — сказал Кару. — Они вернулись победителями. У них есть скот — я почуял его запах. С ними женщины — я слышу плач детей.
Одна из бушменок захныкала, но Каббо стукнул ее палкой по голове.
— Молчи. Говорят мужчины. Да, Кару, ты сказал, что кафиры вернутся. Они вернулись. Тогда ты говорил о бегстве.
— Это было до того, как они вернулись. Ты обогрел и накормил меня. Здесь оборвется моя тропа.
— Когда?
— Раньше, чем зайдет солнце.
— Кафиры не в первый раз сюда приходят.
И Каббо указал на рисунки, покрывающие стену пещеры.
— Ты — лев, Каббо. Но и вождь кафиров тоже лев. И он привел с собой сильных людей. Да, тропа обрывается здесь, Но есть путь, который может привести к спасению. Кафиры не будут нас преследовать, если мы пойдем этим путем.
— О каком пути ты говоришь?
— О тропе, на которой человек не оставляет следов, — о реке.
— Мы не рыбы, Кару.
— У тебя есть кожаные мешки. На этих мешках мы можем спуститься по течению.
Каббо обдумывал предложенный план.
— Может быть, ты прав. Слушайте вы все!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18