— Принесите топор, сорок две, сорви маргаритку, — и так до бесконечности.
— Вы вздумали разыграть нас, лорд Сандал? — Глаза Бэзила налились кровью. — По вашему, мы тут развлекаемся?
— Нет, мой друг. Ничего подобного. Просто я давно искал эти фамильные драгоценности, забыв, куда их положил. Наверное, они завалились за книги.
Криспин видел эти вещи впервые и был уверен, что они не принадлежат к числу фамильных драгоценностей семьи Фоскари. Не знал он и об этом тайнике в стене. Он смеялся над превратностями судьбы и над обескураженным лицом Бэзила. Было забавно, что благодаря сыщикам в Сандал-Холле обнаружился тайник с драгоценностями. Но главное, его tesoro по-прежнему оставалось в надежном укрытии.
— Я чрезвычайно признателен вам за то, что вы помогли мне их найти. Это действительно стоит отметить бокалом хорошего вина. — Криспин продолжал играть роль радушного хозяина.
Появился Терстон и принялся разливать по бокалам вино из погребов французского короля, не забыв налить глоток ворону. Бэзил запретил своим людям пить до тех пор, пока Криспин и его птица не сделают это первыми, но уже через минуту сыщики жадно набросились на вино. Криспин жестом приказал Терстону снова наполнить бокалы, но Бэзил решительно вмешался, чем вызвал недовольство своих людей и досаду Криспина.
Однако затея Криспина с вином лишь отсрочила обыск, но не прекратила его. Во второй раз он попытался напоить сыщиков, когда те обнаружили двойное дно в его платяном шкафу, однако Терстон знаком дал ему понять, что беспокоиться и понапрасну растрачивать прекрасное французское вино не стоит. В шкафу была найдена только старая пряжка от туфли.
Сыщики едва закончили ковыряться в последней трещине, которыми была испещрена полусгоревшая спальня Криспина, и демонтировать то, что осталось от его кровати, готовясь приступить к следующей из сорока оставшихся комнат, как вдруг один из них громко присвистнул. Он внимательно изучал что-то на полу туалетной комнаты, примыкающей к спальне.
Криспин бросился туда, заглянул ему через плечо, но ничего не увидел. Сыщик уже поднял с пола свою находку и держал ее трясущимися пальцами — длинный рыжий волос, драгоценность, сияющая в убогой обстановке. У Криспина мелькнула мысль проглотить волос, уничтожив тем самым улику, но ему помешал голос Терстона:
— Это недоразумение, ваша светлость. Я должен был лучше следить за прислугой. Наверное, одна из горничных обронила волос, когда убирала здесь. Прошу прощения, милорд.
— Вы говорите, он принадлежит кому-то из прислуги? — спросил шериф Терстона, не сводя при этом глаз с Криспина.
— Да, верно, — закашлялся Криспин.
— Мне бы очень хотелось увидеть эту вашу горничную, — заявил Бэзил таким тоном, каким обычно разговаривают с ребенком, утверждающим, что он видел в саду трех розовых единорогов. На лице у Бэзила сияла масленая улыбка. — Пришлите ее сюда. Если, конечно, она вдруг таинственным образом не исчезла.
— Разумеется. Терстон, приведите девушку, которая здесь убирала. Ту, что с рыжими волосами. И не мешкайте.
Криспин понятия не имел, есть ли среди его служанок рыжеволосые. Он вообще забыл о существовании слуг, настолько был охвачен беспокойством. Криспин знал, что в соответствии с указом королевы сыщики могут обыскать весь дом, но если не найдут ни Софи, ни свидетельств ее пребывания здесь, им придется уйти ни с чем. Однако если выяснится, что этот волос принадлежит Софи, они займут его дом на много дней, а возможно, и недель, перевернут здесь все вверх дном, разберут дом по кирпичикам, но найдут ее. Единственная его надежда, а значит, надежда Софи состояла в том, чтобы убедить сыщиков, что этот волос ей не принадлежит.
Время текло медленно, Криспин не находил себе места от волнения, а Бэзил становился все более самодовольным. Прошло полчаса. Сыщики успели еще раз осмотреть туалетную комнату, но не нашли другого предательского рыжего волоса. Они собирались снять со стен галереи все сорок портретов предков Криспина, когда наконец появился Терстон в сопровождении высокой темноглазой женщины. Криспин узнал в ней одну из тех, кому он помог бежать из тюрьмы несколько дней назад. Тогда он был занят более важными делами и не заметил, что у нее длинные рыжие волосы.
— Вот горничная. Ее зовут Хелена, — подтолкнул ее вперед Терстон.
Бэзил взглянул на нее и побледнел.
— Но… — начал он, но благоразумно замолчал.
— В чем дело, Бэзил? — участливо поинтересовался Криспин. — Вас что-то волнует.
Бэзил не ответил, уставившись на Хелену, которая смотрела на него спокойно и бесстрастно.
— Вы знакомы? — спросил Криспин, наблюдая за ним.
— Нет, — ответил Бэзил. — У нее действительно рыжие волосы. Наверное, она его и обронила. Эй, принимайтесь за дело, — обратился он к сыщикам.
— Не хотите ли сравнить волосы, сэр? — предложил шериф.
— В этом нет необходимости. За работу! — взмахнул рукой Бэзил. — Простучите все стены, нет ли где-нибудь потайной комнаты. Осмотрите все. Я знаю, что Софи Чампьон здесь. Я это чувствую.
Криспин, который за долгие годы привык ничему в действиях своего слуги не удивляться, все же был удивлен. Когда сыщики занялись делом, а Хелена скрылась на половине слуг, он отозвал Терстона в сторону и спросил:
— Что произошло?
— Я случайно узнал, что мисс Хелена имела несчастье вчера столкнуться с лордом Гросгрейном-младшим на валу, который разделяет «Курятник» и Гросгрейн-Плейс.
— Надеюсь, он не причинил ей зла? — Лицо Криспина помрачнело.
— Нет, милорд. Но он был голым. И декламировал оды красоте. Собственного сочинения.
— Бэзил? Голый? Читал стихи?
— Да, сэр. Кошке, сэр. А на голове у кошки была диадема, которую вы два с половиной года назад преподнесли в подарок его мачехе. — Терстон говорил извиняющимся тоном. — Как вы понимаете, Бэзил не был в восторге оттого, что его застали в таком виде. Вот я и подумал, что, боясь быть публично опозоренным, особенно перед шерифом, он предпочтет отказаться от сравнения волос.
Криспин постарался представить себе кошку в диадеме, исключив из воображаемой картины голого Бэзила, поэтому ответил не сразу:
— Просто чудесно. Великолепно, неподражаемо. Соверше…
Он мог бы продолжить список синонимов, если бы громкий стук в дальнем конце галереи не прервал его. Коренастый тип, который никогда бы не удостоился чести пригубить вино французского короля, если бы Криспин не настоял на этом, закричал во всю глотку:
— Я нашел потайную дверь! На этот раз мы у цели!
Криспин круто обернулся к Терстону, надеясь унять свое волнение отсутствием беспокойства на его вечно невозмутимом лице, но того уже не оказалось рядом. Терстон мчался к кричавшему человеку с неприличной поспешностью и на челе у него залегла глубокая тревожная складка.
Глава 19
Тревога оказалась ложной.
Дверь из галереи вела в давно забытую кладовку, где хранились старые игрушки, которые тетушки отбирали у Криспина и его брата Йена за плохое поведение. Криспин нашел здесь игральные кости, лопатку и свои любимые шашки, которые получил в подарок от дедушки, Бентона Уолсингема, на свой десятый день рождения.
У Криспина хватило сил на то, чтобы ласково прикоснуться к любимым игрушкам, и пробужденные ими воспоминания детства вызвали улыбку на его лице. Он улыбнулся при мысли, что научит свою племянницу Туллию играть в шашки, когда она подрастет. Улыбнулся и тому, что случайное посещение этой комнаты так взволновало хладнокровного Терстона. Криспин мог позволить себе отдаться во власть воспоминаний и безмятежных мыслей, потому что еще не начал всерьез беспокоиться о Софи — не кончатся ли у нее свечи, если обыск затянется, не проголодается ли она, а главное, все еще оставалась угроза, что ее могут найти.
Еще две ложные тревоги были объявлены, когда снова обнаружились тайники с драгоценностями — оказалось, что Криспин владеет бесчисленным множеством изумрудов, рубинов, сапфиров и бриллиантов, не говоря о жемчужной диадеме и аквамариновых пряжках для кафтана. Но даже в такой напряженный момент Криспин не мог удержаться, чтобы не представить себе Софи, осыпанную драгоценностями с головы до ног. Когда же была найдена четвертая дверь, за которой открывался тоннель, ведущий в большую круглую спальню под садом, Криспин почувствовал, что устал. И что очень обеспокоен.
В самом начале обыска Криспин нисколько не волновался, потому что Софи была спрятана в надежном месте — Терстон позаботился об этом. Но минуты сливались в часы, незаметно миновал полдень, и тщательность, с которой производился обыск, а также количество потайных комнат, найденных сыщиками, вселили в сердце Криспина нешуточную тревогу — действительно ли Софи настолько хорошо спрятана?
Когда эта мысль стада отравлять Криспину удовольствие от издевательств над Бэзилом по поводу его отвратительного алиби, он решил, что пора что-нибудь предпринять. Ему хотелось выбраться из Сандал-Холла, пойти прогуляться, зайти к Лоуренсу, сделать что-нибудь, а не ходить тупо взад-вперед, пока на его глазах приводятся в негодное состояние полы, стены и мебель. Но он не мог уйти. Если все-таки Софи найдут и повезут обратно в тюрьму, он должен быть рядом.
Однако больше всего его беспокоило не возвращение Софи в тюрьму, хотя мысль эта была неутешительной. Вопрос в том, что ожидало ее там. Ордер, который Бэзил предъявил Криспину, был подлинным, но кое-что при этом казалось подозрительным. Прежде всего он был составлен не по обычной форме. К тому же раздобыть бумагу, дающую право обыскать дом дворянина, даже человеку влиятельному и богатому, как сам Криспин, было невероятно сложно. И для этого недостаточно анонимных доносов. Нужно обладать существенным влиянием на тайном совете ее величества. И еще недюжинным упорством.
Тот, кто сумел получить этот ордер, должен был иметь и реальное могущество, и очень серьезное намерение найти Софи Чампьон, руководствуясь не интересами правосудия, а какой-то другой причиной. Криспина беспокоила эта мысль.
Но если быть совершенно честным, больше всего Криспину не нравилась перспектива провести ночь без Софи и не услышать того, в чем она хотела ему признаться перед приходом Терстона.
Криспин вздрогнул от неожиданности, услышав крик, возвещавший об очередной находке, но тут же успокоился, поскольку был обнаружен еще один тайник с драгоценностями. Однако терпение Криспина было на исходе, и он решил воздержаться от наблюдения за дальнейшими поисками и заняться делами мирскими — поработать в саду. Криспин направился в гардеробную, чтобы переодеться, как вдруг его окликнул требовательный голос.
— Племянник, — защебетала леди Присцилла, увлекая его в гостиную тетушек. — Мы составили для тебя список достойных невест и хотели бы обсудить его с тобой. Немедленно.
— Я очень вам признателен, но сейчас у меня неотложные дела, — с ходу придумал отговорку Криспин.
— У тебя не может быть дела важнее, чем устройство брака, — возразила леди Элеонора и кивком предложила занять строгое, с высокой прямой спинкой кресло. — Садись, и мы расскажем тебе об этих девушках, из которых тебе предстоит выбрать одну. Кто первая, сестра?
— Алтея Бордайн, — прочла леди Присцилла имя на первой из целой пачки бумаг. — Очень хорошая семья из Харфордшира. Алтея ест только капусту.
— Только капусту? — заерзал в неудобном кресле Криспин.
— Да. Она считает, что наш современный способ питания, включающий множество ингредиентов, уничтожает вкусовые качества продукта и нарушает систему пищеварения, — пояснила леди Присцилла. — Подумай, как полезен такой образ мыслей для здоровья твоих будущих детей.
— И это не говоря об экономии в хозяйстве, — добавила леди Элеонора. — Твой отец и наш брат Хьюго был таким экономным. — Она вздохнула, вспомнив о брате. — Кто следующий, сестра?
— Анкония Рашер-Рашер, из норфолкских Рашер-Раше-ров. Твой отец, наш дорогой Хьюго, ходил в школу вместе с ее отцом, — сообщила леди Присцилла.
— А она что ест? — мрачно поинтересовался Криспин.
— Анкония ест все. Но она согласна жить только в сером доме, и чтобы мебель была тоже серой. Она считает, что яркие цвета обедняют чувства и препятствуют достижению духовного спасения.
— Это очень духовно развитая девушка, — продолжила леди Элеонора, прежде чем Криспин успел выразить свое неодобрение. — Говорят, что она регулярно входит в спиритический контакт с архангелом Михаилом. Духовное воспитание будет очень полезно для твоих детей.
— Прекрасно, — пробормотал Криспин, которому показалось, что кресло стало еще более жестким и неудобным.
— Она тебе нравится, племянник? — с воодушевлением спросила леди Присцилла. — Может быть, мы остановимся на ней? Ты выбираешь ее?
— Нет, — едва не крикнул Криспин. — Прошу вас, продолжайте. Вы проделали большую работу, и я хочу услышать про всех кандидаток.
— Хорошо. — Леди Присцилла снова погрузилась в чтение списка. — Аполлония Сент-Адцерхист.
— Сент-Алдерхист, — повторил Криспин, скрестив ноги и уже отчаявшись найти удобное положение в кресле. — Она тоже увлекается спиритизмом?
— Нет. Если честно, то она немножко не в себе, — с извиняющейся улыбкой ответила леди Элеонора.
— Это правда. Она не дотрагивается до воды, — добавила сестра.
— То есть не умеет плавать? — не понял Криспин.
— Нет, — объяснила леди Присцилла. — Она не может ни прикоснуться к воде, ни выпить ее, ни искупаться в ней. Она не доверяет воде. Поэтому она не мылась… как ты думаешь, сколько времени, сестра?
— Лет двенадцать. С тех пор, как ее вытащили из пеленок. Криспина удивило и заинтриговало необычное поведение последней из потенциальных невест, а кроме того, ему стало казаться, что тетушки намазали кресло каким-то клеем, делающим любое движение невозможным. И вдруг его осенило.
— Скажите, а как вы составили список? — Он постарался, чтобы его вопрос прозвучал бесстрастно.
— В алфавитном порядке, разумеется, — ответила леди Присцилла. — Твой отец и наш брат, дорогой Хьюго, считал, что это единственно правильный способ составления списков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42