– Семь зон на теле особенно чувствительны к прикосновениям, – спокойно пояснила она.
Легким, как пух, движением она провела ногтями по правой стороне его груди. Его тело отреагировало мгновенно. Вся кожа его покрылась пупырышками, мужское естество резко выпрямилось, пытаясь высвободиться из тесных брюк. Он жаждал сам ласкать ее, ощутить пальцами восхитительную округлость ее тела, сорвать с нее соблазнительный шелк и муслин, обнажить грудь и прижаться к ней губами и ладонями, пока она, застонав, не растает под его ласками. Он сделал инстинктивное движение, но муслин чадры больно врезался в его запястья. Найджел был беззащитен перед ее капризами.
Он глубоко вздохнул и взглянул на Фрэнсис сверху вниз. Ее пальцы, легко касавшиеся его тела, чуть-чуть дрожали. Широко распахнутые голубые глаза девушки потемнели, как воды океана. Она колебалась или была испугана?
С напускной храбростью Найджел закрыл глаза и полностью отдался чувствам, которые девушка будила в нем своими прикосновениями. Она чуть глубже вдавила ногти в его кожу, вызвав у него целую бурю острых ощущений.
– Аччуритака. Нож, – тихо произнесла она.
Ее прикосновения стали похожи на касания острого лезвия, срезающего кожуру сдержанности и обнажающего сердцевину – пульсирующий страстью неиссякаемый родник желания. Найджел откинул голову назад. Жилы на его шее натянулись и застыли, как стальная проволока, плечи напряглись. Ему хотелось выть. Ее пальцы вновь спустились вниз вдоль середины груди и достигли пупка, от чего невыносимый жар разлился по его бедрам.
– Боже милосердный! – Он чувствовал, что больше не в силах этого выдержать.
Она медленно провела ногтями правой руки по его груди, остановившись под самым соском и прихватила пальцами щепотку его раздразненной ласками кожи. Найджел судорожно втянул в себя воздух и задержал дыхание. В звенящей тишине хлопанье крыльев улетавшей певчей птицы прозвучало подобно громовым раскатам. Ногти девушки внезапно вонзились в его кожу.
– Проклятие! – вырвалось у него одновременно с судорожным выдохом. Он взглянул вниз. Маленькая царапина в форме полумесяца появилась у него на груди, и резкая, пульсирующая боль от нее странным образом смешивалась с наслаждением.
В ушах Найджела насмешливо звучали его собственные слова: «Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста. Доколе день дышит прохладою и убегают тени, пойду я на гору мирровую и на холм фимиама. Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе». Это была «Песнь песней» Соломона.
– Накхараданаяти, искусство нанесения царапин. На память. – Под ее оскорбительным спокойствием угадывалось что-то более глубокое, но он не мог понять что.
– Обещаю, что не забуду этого, – хрипло произнес Найджел.
Он закрыл глаза в тщетной попытке справиться с хаосом, царившим в его мыслях. Черт возьми, он же распутный маркиз Риво. Он опускался в самые глубины разврата. Он знал, как обращаться с самыми искушенными женщинами. Кто она такая, эта мисс Фрэнсис Вудард? Всего лишь очередная проститутка. Найджел сконцентрировал свое внимание на саднящей отметке в форме полумесяца, ардхачандре, пока не почувствовал, что остывает. Наконец пульс его пришел в норму, и он вновь оказался в своей броне отстраненности.
«Она всего лишь касалась меня! Ради всего святого!»
Поток льющегося из окна света золотил ее волосы, ласкал совершенные линии ее носа, щек, подбородка. Глаза Фрэнсис с черными расширенными зрачками не отрывались от его лица. Она дрожала от раздиравших ее душу противоречивых чувств. Он понял это по легкому трепетанию ее ноздрей, по едва заметному румянцу, проступившему на ее коже, подобно свету засыпанных на ночь тлеющих углей. Их глаза встретились, и румянец на ее щеках стал ярче, окрасив их в яркий карминный цвет, – чисто женская беспомощная реакция, открывавшая слабую и ранимую женскую душу за маской холодной ярости. Не так уж она была равнодушна, если не считать оскорбительно холодного обращения.
– На память о тех минутах, когда любовь усиливается. Эту метку также оставляет разгневанный любовник или возбужденная женщина. На ваше усмотрение, лорд Риво.
Шурша одеждами, Фрэнсис покинула комнату.
Найджел дал волю вспышке безумной ярости, а затем успокоился. Он бросил вызов, и она полной мерой ответила на него. Ему не в чем было винить мисс Фрэнсис Вудард. Оставалось только рассмеяться. Муслиновая чадра держала его не крепче, чем суровые требования долга. Он не мог уйти, потому что игра еще не закончена, не мог и оставить эту хрупкую и отважную красоту на растерзание монстру, созданному самим же, – перепившейся толпе, которая вскоре заполнит дом.
Боже мой!
«Ловите нам лисиц, лисят, которые портят виноградники, – процитировал он, – а виноградники наши в цвету».
Он попался. Ему нужно провести этот вечер с ней. Один выброшенный из жизни вечер. Заманчивая перспектива стала разворачиваться перед ним, как рулон великолепного шелка.
«Мне не нужна глубина чувств и особая близость. Но я заставлю ее заплатить за все! Не очень сильно. Всего лишь для того, чтобы она поняла, что играет с огнем».
Он рассмеялся, осознав нелепость своих мыслей. Его предчувствия и ожидания превратились в живописные развалины, и он понял, что вечер не будет ни развратным, ни безумным. Он обещает быть приятным.
Найджел осторожно опустился на пол и повернулся на бок. Через несколько секунд ему удалось достать из сапога нож и разрезать путы. На мгновение его взгляд задержался на сверкавшем на солнце смертоносном лезвии, а затем Найджел отбросил его прочь, заправил рубашку в брюки, застегнул жилет и куртку. Ардхачандра, полумесяц. Когда любовь усиливается.
Найджел бросил на диван разрезанный на три части и завязанный узлом белый муслин. Слуга уберет его.
Глава 3
– Итак, вы потеряли лицо, но сохранили двадцать тысяч фунтов, – сказала Фрэнсис, пристально глядя на вспыхнувшее под рыжевато-каштановыми кудрями лицо.
Они были одни в спальне. Лорд Доннингтон тяжело дышал.
– Это всего лишь пари, Фрэнсис.
Вернувшись домой, ее покровитель пришел прямо к ней, но выглядел натянутым, как струпа. Как плохо она его знала! Заметил ли он, с какой тщательностью перетрясли его дом? Каждая вещь была изучена, каждая комната обыскана.
– Чрезвычайно мудрый выбор, милорд, но следовало бы посоветоваться со мной, прежде чем выставлять на продажу, как лошадь.
Она повернулась, нервно подошла к окну. Из остановившегося на дороге двухколесного экипажа выходила темноволосая женщина. У нее было милое лицо, но оно напоминало лицо человека, которого Фрэнсис безуспешно пыталась забыть.
Что заставило ее таким необычным способом бросить вызов лорду Риво? Она была потрясена до глубины души, растеряна и дезориентирована. Еще в Дувре ей стало ясно, что связь с Доннингтоном не продлится вечно, что потом будет другой покровитель, а затем, возможно, еще один. Ей придется продавать свое тело в обмен на подарки и безделушки, пока очередной мужчина не пресытится ею. Она отдавала себе отчет, что все это значит и что это единственный для нее выход. Лорд Риво был маркизом, хотя и не походил на престарелого богатого джентльмена из ее мечты. Тем не менее сомнения терзали ее грудь. Какое значение может иметь тот факт, что ее проиграли в кости? К тому же красивому, как бог, загадочному и неотразимому мужчине. Почему она должна сердиться или бояться? Однако, когда этот момент настал, она от потрясения и страха потеряла самообладание.
Ее продали, как вазу или картину! И он сообщил ей об этом с высокомерным и снисходительным смехом.
Будь он проклят! Охваченная внезапным приступом ярости, она хотела оскорбить его, но обнаружила, что вся дрожит от переполнявших ее ощущений. Прикоснувшись к нему, она почувствовала странную пустоту внизу живота. Предательское тепло разливалось по всему телу, болью отдаваясь в груди. Потребовалось все ее искусство, чтобы скрыть это. С ней что-то произошло! Что-то такое, к чему она не готова и чему ее не учили. Она не может позволить, чтобы это случилось вновь. Но прикосновение к его груди было восхитительным. Ей хотелось поцеловать его и со стоном раствориться в нем, там, где маленькие кружочки его сосков отвердели под ее ладонями.
Он хотел ее. Он нисколько не стыдился своего возбуждения. Наоборот, он нагло выставлял его напоказ. И в этой оскорбительной откровенности сквозило что-то такое, что путало ее: черствость или, возможно, даже склонность к жестокости. Фрэнсис точно не знала. Почему он позволил ей оставить на нем отметку? Он не чувствовал унижения. Сначала ему было интересно, потом он немного рассердился, но никоим образом не смирился. Лорд Риво позволил ей открыть счет, но не выиграть.
Она оставила его в библиотеке, привязанным к столу! Интересно, что он сейчас делает? Попытается ли отомстить?
Проклятие! Чего она боится? В худшем случае она станет его любовницей. Потребуется не так много мужества, чтобы смириться с этим. Тем не менее совершенно очевидно, что Доннингтон, несмотря на то что она была у него в долгу, обязан был объясниться с ней.
Прежде чем Фрэнсис успела отвернуться от окна, она увидела, что темноволосая женщина протянула руки. Вышедший из дома высокий мужчина взял ее руки в свои и нежно поцеловал. Он бережно повел женщину в дом; солнце сверкало в его волосах и отбрасывало тени на его лицо. Итак, лорд Риво вновь принялся совращать женщин, пуская в ход все свое очарование и учтивость.
Фрэнсис с презрением отвернулась от окна.
– Наверное, это было неизбежно. Я понимаю, что вы хотели показать всем, что у вас есть любовница, и я благодарна вам за вашу заботу и великодушие. – Она заставила себя улыбнуться. – Я слышала, что вы хвастались мной всему Лондону.
– Таковы условия нашей сделки, – упрямо повторил Доннингтон. – И эта сделка, надо сказать, односторонняя, не правда ли? Вы получаете стол и кров. Мне нужно, чтобы все знали о вас. Откуда я мог знать, что придет в голову маркизу Риво? Это не человек, а дьявол.
– Да, – кивнула Фрэнсис. – Я имела удовольствие встретиться с маркизом. Он не скрывает своих намерений.
Доннингтон попытался припугнуть ее:
– Я никогда ничего не требовал от вас, но я дал слово – он может забрать все, что пожелает. Если он выберет вас, вы обязаны пойти с ним и выполнять все его требования. Понятно?
– Разумеется, понятно. Хоть я и в большом долгу перед вами за то, что вы дали мне приют, но я никогда не говорила, что готова торговать своим телом для вас.
Лорд Доннингтон покраснел.
– Но вы сделаете это, не так ли?
Фрэнсис видела, как застыло его лицо, и понимала, что у нее нет выхода.
– Вероятно, я должна считать везением то обстоятельство, что привлекла внимание такого влиятельного лорда.
– А разве у вас здесь есть иное будущее? – Лорд Доннингтон съежился в кресле и уронил голову на руки. – Почему он преследует меня? Что, черт побери, я ему сделал?
Она подошла к двери и открыла ее. Лорд Доннингтон не будет защищать ее. Зачем ему это? Истинные причины его поступка, когда он подобрал ее в Дувре, по-прежнему оставались загадкой для Фрэнсис. Чего он достиг? Возможности рассказывать своим лондонским друзьям об экзотической любовнице, к которой так ни разу и не прикоснулся? Эта бессмысленная затея закончилась так же внезапно, как и началась.
– Похоже, это меня преследуют, милорд. Если мне предстоит развлекать ваших друзей на устроенной лордом Риво вечеринке, то я должна принять ванну. Нельзя же допускать, чтобы он зря потратил деньги?
– Вы не знаете, что это за человек! – Лицо Доннингтона стало пепельно-серым. От его следующей фразы Фрэнсис пошатнулась, как от удара. – Лорд Риво обрек на смерть свою последнюю возлюбленную, чтобы спасти свою шкуру.
Фрэнсис с величайшей тщательностью готовилась к предстоящему вечеру. Она провела не меньше часа в своей латунной ванне, бросив в воду соль с легким запахом жасмина. Ее роскошные волосы высохли очень быстро. Она заплела их в косу, а затем взяла шарф из белого муслина с блеском утренней росы, достойный украшать индийскую принцессу, и прикрыла им голову и плечи. Она вытащила из ноздри крошечный золотой «гвоздик» и продела тончайшее золотое колечко. Если ей предстоит играть роль экзотической куртизанки, то она должна одеться соответственно. Возможно, украшение поможет ей обрести чувство уверенности. Она хорошо усвоила преподанный ей урок и не покажет своего страха.
Фрэнсис отступила назад и окинула взглядом свое отражение в зеркале.
На нее нахлынули воспоминания. Они проделали с ней это в самую жару, когда Индия изнывала под немилосердными лучами солнца. За пределами женской половины дома все словно застыло, ожидая, затаив дыхание, нашествия муссона. Когда жара становилась совершенно нестерпимой, так что даже обезьяны делались вялыми и апатичными, где-то в глубине дворца слуги катали по рельсам огромный железный шар. Этот звук, напоминавший раскаты грома, смешивался с непрекращающимся журчанием фонтанов и шелестом огромных матерчатых опахал. Но это не ускоряло прихода долгожданного муссона. Дождя не было, и только наложницы махараджи аплодировали' искусной имитации. В один из таких дней, когда золотые рыбки в фонтанах хватали ртом воздух, слуги катали железный шар, чтобы заглушить ее крики, если она будет сопротивляться. Фрэнсис не издала ни звука, когда игла проткнула ей ноздрю.
Она почти не боялась боли, которая оказалась мгновенной. Ее страшила бесповоротность произошедшего. Ничего уже нельзя было изменить или исправить.
Фрэнсис пристально смотрела на женщину в зеркале и не имела представления, кто она теперь. Какова ее истинная сущность? Что у нее внутри? И не в этом ли настоящая причина ее отчаяния? Или в том, что теперь она должна разыгрывать свою жизнь, словно какую-то пьесу?
Из глубины зеркала на нее смотрела чужестранка. Английские женщины завивают волосы, а не заплетают их в длинную косу. Они умеют флиртовать и жеманничать, избегая откровенной чувственности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49