– Теперь я вижу, какие вы все. Какая в таком случае разница, черт возьми, на чьей мы стороне?
Неужели Найджел ударит его? Лэнс не останется в долгу, его руки и ноги не были пять дней скованы цепями, а пятеро охранников не успели далеко уйти.
Найджел опустил руку.
– Утрата иллюзий – приятная штука, а способности Катрин в постели просто легендарны. Но неужели этого достаточно, чтобы отказаться от всего и, раскрыв объятия, броситься навстречу дьяволу?
– Не знаю, – смело ответил Лэнс. – Ты же сделал это. У Найджела был усталый вид, как будто ему все это смертельно надоело.
– Тогда можешь пускаться в сантименты, сколько хочешь, только пообещай мне одну вещь.
Лэнс вспыхнул, глаза его заблестели.
– Какую?
– Безопасность для Фрэнсис.
Лэнс бросил на нее быстрый взгляд и кивнул. Фрэнсис хотела вмешаться и крикнуть, что ей не нужна свобода такой ценой, но взгляд Найджела остановил ее.
– Поклянись, Лэнс.
На ангельском лице было написано откровенное презрение.
– С радостью. Клянусь честью, что ей не причинят никакого вреда. В отличие от тебя я верю в благородство по отношению к женщинам.
Дверь со стуком захлопнулась за ним.
Найджел беспомощно стоял и смотрел на Фрэнсис. Она сидела за столом перед остывшим овсяным пудингом. Ее дыхание было частым и неровным. И это тоже – тоже! – было частью дьявольского плана Катрин. Ее никогда не беспокоило, что могут пострадать невинные люди. Найджел, хромая, подошел к Фрэнсис и коснулся ее плеча.
– Нет, – поморщилась она. – Не надо! Оставь меня в покое!
Он опустился на скамью рядом с ней.
– Все в порядке, Фрэнсис. С тобой ничего не случится. В этом по крайней мере я могу доверять Лэнсу. Все закончилось.
Она повернулась к нему. Глаза ее лихорадочно блестели, как у дикого зверька.
– Нет! Это никогда не кончится – вся эта жестокость и ненависть, все эти запутанные интриги. Они ведь так естественны для тебя, правда? Неужели все, с кем ты имеешь дело, прогнили до самой сердцевины? Неужели не найдется никого, настолько отвратительного, чтобы ты не стал использовать его в своих целях? Даже Фуше? Даже Катрин? Они тебя еще не победили? Кто отравил тебя? Кто убил Доннингтона? Зачем она застрелила Мартина?
– Какое это имеет значение?
– Значение? Разумеется, уже никакого! Но я больше не могу этого выносить!
Найджел молча рассматривал свои руки. Запястья все еще болели от наручников. Если бы он мог купить ей свободу ценой своей жизни, то с радостью сделал бы это. Фрэнсис оказалась здесь только из-за него. И все оказалось зря: ее мужество, его интриги, которые заставили ее презирать его. Наполеон победил. Веллингтон, с его холодным умом, мертв. Союзники проиграли. Бедняга Лэнс проиграл. Фрэнсис проиграла. И это важно. Боже милосердный, как это важно!
– Проклятие! – воскликнул он.
Найджел потянулся к ней и заключил ее в объятия. Она забилась, как пойманная птица, но потом подчинилась его силе. Теплое и нежное тело девушки было в его руках. Он изнемогал от нежности. Снова и снова гладил ее волосы, убирая пряди со лба. Желание и безысходность тонули в бездонной пустоте, заполнившей его сердце.
Когда дыхание Фрэнсис стало глубоким и ровным, Найджел подхватил ее на руки. Ее голова лежала на его плече. Не обращая внимания на боль во всем теле, он отнес Фрэнсис на груду подушек, осторожно опустил на мягкое ложе и сам лег рядом. Не выпуская ее из объятий, он наконец в изнеможении заснул.
* * *
Фрэнсис проснулась, стряхнув с себя остатки сна: дворец махараджи, блестящая черепица и неиссякающие фонтаны. Она спала на подушках – совсем как там. Ей никогда не освободиться от отголосков того ужаса. Даже если бы она жила совершенно одна под открытым небом на покрытых вереском равнинах, все равно ей никогда не быть свободной.
Она перевернулась. Найджел спал рядом с ней глубоким сном. Его темные брови дугой выгибались над опущенными веками. Черты его лица были чисты, как на картинах эпохи Возрождения. Что-то встрепенулось у нее в душе. Ее взгляд скользнул по его горлу и расстегнутой на груди рубашке. Его руки лежали неподвижно, пальцы были слегка согнуты – завораживающая смесь мужской силы и изящества. Его очарование внушало ужас, заставляло ее сердце биться быстрее. Желание в ней боролось со страхом. Он был прекрасен. Прекрасен, как Шиза – бог созидания и разрушения. В своем самом страшном воплощении он танцевал с барабаном разрушения в руках. Но Шива был также семенем жизни, фаллосом.
Ей хотелось разбудить его при помощи рагадипана, воспламеняющего поцелуя. Вместо этого она выскользнула из постели и стала греть воду для каши.
Тихий звук заставил ее оглянуться. Найджел проснулся. Приподнявшись на локте и подперев щеку ладонью, он наблюдал за ней. От того, что она увидела в его глазах, жаркая волна прокатилась по ее телу. Фрэнсис ухватилась за стол, пытаясь скрыть, что у нее подкосились ноги.
– Пора завтракать, – сказала она. – Хочешь круассанов?
Он опрокинулся на спину, широко раскинув руки.
– В них слишком много масла, тебе не кажется? А как насчет взбитых сливок с вином и сахаром?
Фрэнсис рассмеялась, тихо и неуверенно, как застенчивая девочка. Она сама не понимала почему: оттого, что исходящий от него жар дурманил ее голову, или потому что он пощадил ее сон? И что она чувствовала: облегчение или разочарование?
– А когда ты полезешь в дымоход?
– Зачем?
Тревога, сквозившая в ее голосе, мгновенно отрезвила его. Она не сомневалась, что он убежит, хотя и боялась этого.
– Но ты должен бежать, пока есть время!
Его темные глаза улыбались. Их взгляд был устремлен куда-то вверх, в пустоту.
– Для чего? Я больше ничего не могу сделать для Англии, а за крышами они теперь наблюдают.
– Но Катрин убьет тебя! Ямочки на его щеках стали глубже.
– Возможно, хотя у меня другие планы. Как бы то ни было, у нас есть день, ночь и завтрашнее утро. Если, конечно, Катрин не собирается казнить меня на рассвете. В эти оставшиеся часы мне нужна всего лишь одна вещь, Фрэнсис.
Ее сердце учащенно забилось. Она давно уже отказалась от попыток справиться с ним.
– И что же это?
Найджел продолжал смотреть в потолок.
– Быть здесь, с тобой. Фрэнсис села.
– У меня все равно нет выбора. Бетти говорила мне во время нашей первой встречи, что тебе нужен друг…
Он резко обернулся, и она умолкла на полуслове.
– Друг? Господи! Что, черт возьми, заставило ее это сказать?
– Возможно, она думала, что тебе именно его не хватает. Лэнс оказался не очень-то преданным другом, правда?
Он встал.
– Фрэнсис, тебя еще чему-нибудь научили в Индии, кроме умения сыпать соль на раны? – Он подошел к плите, налил теплой воды в миску и плеснул себе в лицо. – Из-за этой чертовой войны я потерял слишком много друзей. А что касается Лэнса, то все зависит от того, что именно ты называешь дружбой. – Он принялся энергично растирать голову полотенцем. Рубашка натянулась на его сильных плечах. – Лэнс был соратником. Если бы не общее дело, то мы с ним разве что обменялись бы несколькими шутками. Что, черт возьми, у нас могло быть общего? Тем не менее я бы предложил ему дружбу, если бы он был способен принять ее. К сожалению, помешали обуревающие его страсти. Было бы проще, если бы он не ревновал.
– Ревновал? – Она не могла скрыть своего удивления.
– Конечно. Ревность – это такое чувство, с которым тот, на кого оно направлено, ничего не может поделать. Лэнс говорил, что предлагает мне свою дружбу и преданность, но всегда проявлял лишь недовольство и зависть. В любой ситуации он наихудшим образом истолковывал мое поведение и мои намерения. Совсем не такого доверия я жду от друга. Ты не поверила в эти бульварные листки. Почему же он поверил? Потому что это был бальзам на его выгоревшую душу, помогавший ему считать, что по крайней мере в сексуальном плане он выше меня.
Фрэнсис обратила внимание на мимоходом брошенный комплимент: «Не такого доверия я жду от друга». Она ведь не хотела этого?
– Тогда почему ты пытался спасти его от Катрин? Он опустил полотенце и повернулся к ней.
– Вероятно, просто каприз. Черт возьми, что бы я ни пытался сделать для Лэнса, все оканчивалось грандиозным провалом, разве не так?
Фрэнсис, не дрогнув, встретила его взгляд.
– А зачем ты и меня старался заставить поверить в самое плохое? И это совсем не каприз – помешать тому, что с ним произошло!
Он криво улыбнулся.
– Возможно, я недостаточно старался. Мне нужно было затащить его к себе в постель. Именно этого он на самом деле хотел.
– Не помогло бы.
Его улыбка стала насмешливой. Он повернулся к ней спиной, распахнул рубашку и плеснул воды на грудь. Брюки немного сползли с его бедер, обнажив сильную поясницу.
– Постель мало что может решить, правда? Увы, я никогда не мог заставить себя сделать это – явное поражение альтруизма.
– А Мартин?
– Вероятно, он очень давно работал на Катрин, хотя одновременно был у меня надежным связным. Возможно, просто для того, чтобы иметь прикрытие. Он поддерживал связи с Фуше, но кто их не поддерживает? Разумеется, он предал меня. Но его вряд ли можно было считать другом.
Фрэнсис встала и подошла к плите. Она занялась кашей, чтобы не смотреть на Найджела, полуобнаженного и прекрасного.
– А кого можно?
Он вытирался, и сильные мускулы перекатывались под шелковистой кожей его спины.
– Разумеется, Доминика Уиндхема.
Майор Уиндхем с лицом древнего саксонца, тоже служивший Катрин? Неужели не осталось никого, кто был бы предан Найджелу? Это так больно. Бетти просила ее предложить дружбу этому внушающему страх человеку, а она и этого не смогла сделать. Она оказалась даже не в состоянии предложить ему любовь. Она хотела лишь одного – свободы, возможности самой определять свою судьбу, хотела забыть, что у Шивы есть два лица: разрушение и созидание.
Каша подгорала, прилипая ко дну кастрюли.
– Майор Уиндхем? Но Катрин сказала… Найджел натянул на себя чистую рубашку из кладовой.
– Что он стоял за событиями в Фарнхерсте? Да, он единственный из нашей команды присутствовал на этом спектакле. Но я сомневаюсь, что он играл роль Иуды. – Найджел пытался скрыть свои чувства с помощью иронии, делая вид, что воспринимает предательство друзей всего лишь как проказы богов. – Но поскольку он мертв, приятнее считать, что он был верным другом.
Фрэнсис с кастрюлей в руках вернулась к столу.
– Значит, Бетти была права? У тебя не осталось друзей? Найджел подошел к буфету и достал две чашки.
– Похоже, только предатели. – Теперь в его тоне слышалась откровенная насмешка. – Но я считал, разумеется, что дело тут не во мне.
Кастрюля выскользнула из ее рук, и желеобразная каша растеклась по столу. Фрэнсис резко повернулась к нему. Глаза ее сверкали, в горле стоял ком. Она хотела остаться бесстрастной, но что-то неконтролируемое взорвалось внутри. Ей никогда не доводилось испить горькую чашу предательства, потому что в целом мире у нее не было ни единого друга.
– Ты не виноват в их предательстве! И этот факт ничего не говорит о том, чего ты стоишь и что заслужил. Так много людей погибли на войне. В чем твоя вина, Найджел? Что твои друзья были солдатами?
– О нет, – тихо сказал он. – В том, что я солдат. Отчаянно взмахнув руками, она опустилась на пол.
Он тотчас подскочил к ней, поднял и прижал к себе, поглаживая по спине.
– Фрэнсис, не надо, милая. Ты не одинока.
– А мне что с этим делать?
– Неужели Бетти не пришло в голову, что тебе тоже нужен друг?
– У меня была подруга во дворце. – Фрэнсис яростно терла глаза, из которых ручьем текли слезы. – Она была грациозной, как газель, нежной, как лунный свет. Думаю, ей не исполнилось и двенадцати. Иногда она, как ребенок, целовала меня – просто, чтобы утешить. Однажды, когда мне было совсем плохо, она мне рассказала о своем любимом. Она верила, что он придет и увезет ее. Мы говорили об этом, мечтая, как они будут жить вместе – такие же свободные, как перелетающие через горы белые журавли. Как-то вечером она пошла в сад, чтобы побыть одной и помечтать о нем. Это был последний день сезона дождей, перед тем как подуют сухие ветры, разоряя сад и обрывая лепестки цветов. Но она этого не увидела. За ней пришел ее любимый. В ту ночь их обоих схватила стража.
Не разжимая объятий, Найджел опустился на скамью. Он остро чувствовал прикосновение ее ног к своим коленям, колыхание ее нежной груди. Волосы цвета меда и шелковистая щека лежали под его ладонью. «Это всего лишь громкий шорох среди лиан, за которым следует долгое молчание». Или за этим скрывается нечто еще более страшное, о чем она еще не рассказывала ему – точно так же, как он был не в силах открыть ей всю правду?
Наконец она подняла голову и попыталась улыбнуться. Он нежно поцеловал ее в губы.
– Мы оба знаем, что такое потеря. Так что давай будем дружить, Фрэнсис.
Глава 19
День выдался на удивление тихим. Найджел убрал разлитую кашу и сварил новую. На этот раз она не подгорела. Он поддразнивал Фрэнсис, и она отвечала ему шутками. Они беседовали о музыке и книгах, вспоминали детство, рассказывали об экзотических странах, в которых им довелось побывать, – России и Индии. Никогда раньше они не разговаривали так друг с другом. Тем не менее его влечение к ней все усиливалось. Каждый раз, когда он встречался с ней глазами или ловил взглядом грациозное колыхание ее одежд, страсть вскипала в его крови.
Но он был осторожен, разговаривая с ней весело и дружелюбно и опасаясь заходить слишком далеко. Как странно, что они раньше не проводили так время вдвоем. Ведь завтра он, если допустит ошибку, возможно, будет уже мертв, как Мартин. Он гнал от себя мысли об оставшихся звеньях головоломки. Какое это теперь имеет значение? Фрэнсис – вот единственная загадка, которая его интересовала. Более захватывающая, чем все политические интриги мира.
– Может показаться, – заключила она наконец, когда они рассказали друг другу о несчастьях, приключившихся с ними в дальних краях: в Калькутте, Москве, Лондоне, – что вся наша цивилизация – сплошной хаос.
Найджел рассмеялся.
– Вероятно, поэтому мне нравится математика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49