«Луна над Теннесси»: Русич; Смоленск; 1997
Оригинал: Norah Hess, “Tennessee Moon”
Перевод: Н. В. Василенко
Аннотация
Мэтт Ингрэм работал у себя на ферме и один воспитывал маленького племянника. Однако размеренное течение их жизни нарушилось в ту секунду, когда Ингрэм впервые увидел свою очаровательную соседку Кэтлен. Она показалась ему прекрасной феей, и Мэтт сразу понял, что только эта женщина может осветить серую монотонность его будней. Вот только захочет ли эта красавица разделить его чувства?
Нора Хесс
Луна над Теннесси
Глава 1
Ремень со свистом рассек воздух и впился в хрупкое, нежное девичье тело. Стиснув зубы, чтобы не закричать, Кэтлен судорожно вцепилась пальцами в жесткий ковер, на который ее грубо швырнули перед этим. И все-таки пронзительный крик боли сорвался с уст несчастной девушки. В то же мгновение безжалостная рука охватила в беспорядке рассыпанные по обнаженным плечам Кэтлен чудесные золотисто-рыжие кудри.
— Я же предупреждал тебя не орать. Хочешь, чтобы сюда сбежались соседи и начали вынюхивать, что происходит? — прохрипел ее мучитель. — Только посмей еще издать хоть один звук?
Ремень до тех пор немилосердно жег ей спину, пока Кэтлен Баррет не потеряла сознание. Она даже не почувствовала освобождения от тяжести грузного тела, удерживавшего все это время ее распластанные ноги, не услышала звука шагов, удалявшихся в сторону соседней спальни. Кэтлен не знала, сколько прошло времени, прежде чем чьи-то заботливые руки осторожно подняли ее с ковра и отнесли на низкую койку, положив лицом вниз.
Сознание мучительно долго возвращалось к Кэтлен. Придя в себя, она почувствовала ласковое прикосновение к своей израненной спине и беспомощно всхлипнула.
— Тише, детка. Не дай бог, эта скотина услышит тебя и вернется, — прошептала Хэтти Смит, негритянка, стараясь успокоить девушку.
Но Кэтлен продолжала метаться на постели, сжимая кулаки от жгучей, нестерпимой боли, пока на ее раны накладывали целебную мазь.
Наконец Хэтти завершила процедуру, и Кэтлен с трудом приподнялась, помогая негритянке стянуть с себя изорванное платье.
— Я приготовлю тебе особый чай. Он немного успокоит боль и поможет заснуть, — сказала Хэтти, убирая с исполосованной спины девушки золотисто-рыжие локоны.
Кэтлен не мигая уставилась на тусклый огонек керосиновой лампады, фитиль которой был прикручен для экономии керосина. В ее темно-синих глазах пылала ненависть к жестокосердному отчиму. Кэтлен с горечью подумала о тех переменах в жизни, произошедших вскоре после его женитьбы на ее овдовевшей матери.
Признаться, Кэтлен безмерно удивилась, когда два года назад Янки Уилсон посватался к болезненной Мэри Баррет. Последние пять лет мать Кэтлен страдала хроническим туберкулезом. Она стала худой и бледной, ее былая красота исчезла без следа. Лишь теплые карие глаза несколько оживляли высохшее, изможденное лицо.
Кэтлен представлялось совершенно немыслимым, чтобы Янки Уилсон — такой большой и привлекательный грубой мужской красотой — влюбился в хрупкую, болезненную Мэри.
Вечером, накануне свадебного торжества, когда они с матерью сидели за обеденным столом, Кэтлен в последний раз попыталась отговорить ее выходить замуж за человека, почти им не известного.
— Я не доверяю Янки Уилсону, — откровенно призналась Кэтлен. — Мы же ничего не знаем о нем: откуда он родом, есть ли у него родственники? И потом, — продолжила она с негодованием, — я не понимаю, как ты могла так быстро забыть папу?
Мэри печально посмотрела на свою тринадцатилетнюю дочь:
— Янки родом из Мэйна. У него есть и мать, и отец, и даже сестра. Поверь, я не забыла твоего отца и никогда не забуду. Ни один мужчина не займет его место в моем сердце. Но мы ведь с тобой знаем: мне недолго осталось жить на этом свете. Я хочу быть уверенной, что, когда меня не станет, о тебе будет кому позаботиться.
Кэтлен о трудом подавила душившие ее слезы. Мать действительно утратила всякий интерес к жизни с тех нор, как ее горячо любимый супруг погиб на обрушившемся руднике.
— Не говори так, — Кэтлен сжала бледную худую руку Мэри. — Ты же знаешь, Питер и Хэтти всегда готовы позаботиться обо мне. Они сделают это гораздо лучше, чем этот незнакомец.
— Знаю, милая. Но не думаю, что городские старейшины позволят тебе жить с негритянской четой, хотя Смиты безмерно любят тебя и всей душой желают взять на свое попечение.
Тогда Кэтлен не стала продолжать дальнейшие уговоры, чувствуя, что ей все равно не удастся переубедить мать.
На следующий день, как и планировалось, состоялось свадебное торжество. Давние друзья Мэри накрыли стол к приему гостей после церемонии бракосочетания. Янки был поистине сама любезность: смеялся, разговаривал с гостями, проявлял заметные заботу и внимание по отношению к жене — то поднесет ей кусочек свадебного торта, то предложит чашку чая. У Кэтлен даже зародилось сомнение: может, она все-таки ошиблась и Янки на самом деле любит ее мать?
Но вот торжественный вечер завершился. Поздравив новобрачных и пожелав им всего наилучшего, гости постепенно разошлись. Кэтлен принялась убирать со стола посуду и остатки свадебного торта, время от времени, озабоченно поглядывая на мать. Торжество явно утомило Мэри. Лицо ее казалось крайне изнуренным, во взгляде застыли усталость и напряженность. Будет ли Янки так же бережен и деликатен с матерью, когда они отправятся в спальню, забеспокоилась Кэтлен.
Сейчас Кэтлен уже не помнила, кто из них выглядел более удивленным — она или мать, — когда Янки, надев пальто, мрачно заявил:
— У меня встреча с друзьями. Увидимся завтра.
Однако они обе почувствовали явное облегчение: по крайней мере, уставшее мамино тело отдохнет этой ночью.
Но вышло так, что матери Кэтлен так и не довелось разделить ложе со своим новым мужем ни в эту ночь, ни в последующие. На третью ночь, когда Янки снова собрался уходить из дома, Мэри робко намекнула, что не стала бы отвергать его супружеских прав.
В ответ тот рассмеялся ей прямо в лицо и произнес с презрительной усмешкой:
— Ты ведь тощая кляча и не выдержишь и десяти минут. Я же заезжу тебя. В моей партнерше должно быть столько же силы и огня, сколько и во мне.
С этими словами Янки вышел, громко хлопнув дверью. Признаться, Кэтлен и Мэри были одновременно и шокированы, и обрадованы этим циничным заявлением. Вскоре они узнали, что Янки проводит все ночи с Лулу Коллинз, владелицей городского борделя. Оказывается, он пользовался услугами этой дамы на протяжении всего времени с тех пор, как поселился в их крае. Прошло не больше недели, и Янки начал требовать у Мэри деньги, причем в больших количествах.
— У меня нет столько, — робко отвечала та. — К тому же ты не работаешь и скоро от моих сбережений ничего не останется.
— Сколько у тебя есть, сука? — прорычал Янки. — Придется довольствоваться и этим.
— Очень мало. Мне ведь еще нужно запастись продуктами.
— Кэтлен, поди сюда! — заорал отчим.
Кэтлен, подслушивавшая весь этот разговор, тут же появилась на пороге комнаты, в полной растерянности глядя на сложенный вдвое ремень, которым Янки похлопывал по ноге. Она замерла, ожидая наказания, хотя совершенно не понимала, в чем, собственно, виновата. Расправа оказалась быстрой и короткой: охватив Кэтлен, Янки изо всех сил ударил ее ремнем. Кэтлен пронзительно вскрикнула от боли и изумления.
— Не надо! — взмолилась Мэри, когда Янки снова замахнулся на девочку. — Деньги в ларчике, в верхнем ящике туалетного столика.
— Вот так-то лучше, — злорадно ухмыльнулся отчим, вправляя ремень обратно в штаны. — Отныне каждый раз, как только ты возразишь мне, твой ребенок будет наказан.
С этого дня Мэри ни разу не осмелилась пойти против мужа. И все же Кэтлен жила в постоянном страхе, боясь волей-неволей отступить от нелепых правил, установленных для нее отчимом. Дом, например, следовало неизменно содержать в чистоте, несмотря на то, что Янки по шесть раз на день заявлялся в пыли и грязи и разбрасывал повсюду свою одежду, заставляя Кэтлен ее подбирать. Каждый вечер на стол подавался ужин, хотя у Мэри и Кэтлен оставались лишь маисовый хлеб и пахта. Иногда, правда, когда Янки выигрывал в карты, он приносил кусок свинины, чтобы ему приготовили мясное блюдо.
Из-за столь скудной пищи, которая едва поддерживала жизнь в Мэри и Кэтлен, отчим, однако, не потерял ни килограмма веса, так как его хорошенько подкармливала Лулу.
Но это было еще далеко не все. Янки очень любил носить белые рубашки, но у него их имелось только две. Поэтому Кэтлен приходилось каждый день стирать, гладить и крахмалить сменную рубашку. Как-то раз она слегка подпалила воротничок любимой рубашки отчима и получила за это такую порку, что у нее на спине почти не осталось живого места.
Через две недели после свадьбы Янки приказал Хэтти и Питеру убираться из его дома, заявив, что не намерен терпеть у себя нахлебников. Супруги поселились в сарае, где когда-то располагалась мастерская. Питер нанялся на работу в конюшню, убирая из стойла навоз за один доллар в день. Именно благодаря поддержке этой добросердечной негритянской четы Мэри с дочерью не умерли с голода.
Кэтлен вздохнула, подумав о матери. В конце концов, Мэри сдалась. Понимая, что уже ничем не сможет помочь дочери, она утратила волю к жизни, слабела с каждым днем и постепенно угасала, тихо уходя из мира, который обошелся с ней так сурово и несправедливо после смерти ее дорогого Джона.
Кэтлен попробовала перевернуться на бок и поморщилась от боли. В этот раз отчим избил ее за то, что она попыталась защитить мать.
У Мэри была одна-единственная драгоценная вещь: золотая брошь филигранной работы с маленьким бриллиантом посередине. Она спрятала ее в укромном месте, надеясь сохранить для дочери. Сегодня, в очередной раз спустив в карты все имевшиеся у него деньги, Янки принялся рыться в ящиках стола в надежде что-нибудь найти и продать и вдруг нащупал эту самую брошь, завернутую в пару носков.
— Что, старая ведьма, хотела меня обмануть?! — взревел он, размахивая брошью перед лицом женщины.
— Пожалуйста, Янки, — взмолилась Мэри, прижав к груди руки. — Я хранила ее для моей девочки. Это единственное, что я могу оставить Кэтлен в наследство.
— Хорошенькое наследство! — усмехнулся отчим. — Наверняка, я не получу за это больше пяти долларов.
С гневным взглядом, которого у нее уже давно никто не видел, Мэри требовательно протянула руку:
— Дай сюда брошь!
Кэтлен все это время стояла у порога, молча наблюдая за происходящим. Но когда Янки замахнулся, собираясь ударить мать, она кошкой кинулась с места, вцепившись отчиму в лицо и в волосы. Взревев от бешенства, тот швырнул девушку на пол.
И вот теперь Кэтлен лежала совершенно беспомощная, не имея сил даже пошевелиться. Янки еще никогда не избивал ее так жестоко. Крики матери, умолявшей о пощаде, до сих пор звучали в ушах Кэтлен.
Неожиданно в дверном проеме возникла хрупкая фигурка Мэри. Мать тенью бесшумно подошла к кровати и присела на край.
— Бедняжка, милая моя, — прошептала она, убирая волосы со лба дочери. — Скоро твоим страданиям придет конец, больше Янки не тронет тебя. Мои дни сочтены, но я продержусь, пока ты не поправишься, чтобы уйти из этого ада, в который я тебя ввергла по собственной глупости.
— Не говори так, — умоляюще произнесла Кэтлен, нежно пожимая хрупкую ладонь. — Я готова стерпеть все, в том числе и побои, лишь бы ты осталась со мной.
— Знаю, родная, но я устала и так хочу быть с Джоном. — Мэри достала из кармана платья четыре золотые монеты и вложила их в руку дочери. — Это все, что осталось от моих сбережений. Я хранила монеты зарытыми в земле, позади дома. Этого вполне достаточно, чтобы вам троим — тебе, Хэтти и Питеру, начать новую жизнь где-нибудь подальше отсюда.
Кэтлен не могла вымолвить ни слова из-за душивших ее слез. Пока она пыталась подавить рыдания, Мэри поднялась с кровати и исчезла из комнаты так же бесшумно и незаметно, как и появилась. Кэтлен не догадывалась, что видела мать в последний раз.
Этой же ночью во сне Мэри умерла. Кэтлен была еще слишком слаба, поэтому не смогла присутствовать на организованных Янки похоронах матери. Она проплакала весь день. Единственным утешением стали для нее слова Хэтти о том, что покойница на смертном одре выглядела удивительно умиротворенной.
Только через неделю спина Кэтлен зажила настолько, что девушка могла уже переворачиваться и потихоньку вставать с постели. Она не видела Янки со дня похорон матери, но он мог заявиться в любую минуту. Поэтому большую часть времени Кэтлен проводила с Хэтти и Питером в их маленькой хижине, обсуждая дальнейшие планы на жизнь. Пока они пришли к единственному заключению: им нужно как можно скорее покинуть Пенсильванию.
Неделей позже Кэтлен получила письмо, определившее ее дальнейшую судьбу. Подставив к единственному оконцу хижины расшатанный стул, она взобралась на него с ногами, поднесла листок к свету и прочитала послание ошеломленным Питеру и Хэтти. Письмо было от деда Кэтлен, которого она никогда не видела и о котором ничего не слышала.
Дорогая Кэтлен Баррет, я соседка вашего дедушки Руфа Баррета. Он нездоров, поэтому я пишу это письмо под его диктовку.
Дорогая внученька, мы поссорились с твоим отцом, когда ты была еще малышкой. Он уехал, но я не упускал его из Виду на протяжении нескольких лет. Потом Джон неожиданно исчез из моего поля зрения, и только три недели назад я узнал о его смерти. Это известие сильно опечалило меня. Мне так хотелось восстановить между нами мир, прежде чем я покину эту землю.
Смерть уже не так далека, скоро придет и за мной. Она подобна крадущемуся за оленем волку и подобно этому хищнику наверняка победит.
Я оставляю тебе свою небольшую ферму, расположенную у подножия Камберлендского перевала. Почва здесь очень плодородна и приносила мне хорошие урожаи. Кроме того, вокруг много молодой сочной травы для скота. Я оставляю тебе также мула для вспашки земли, красивого жеребца для верховой езды, пару коров, две свиньи, две дюжины цыплят, петуха и своего старого охотничьего пса по кличке Рингер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32